Трансформация интимности. Сексуальность, любовь и эротизм в современных обществах - Энтони Гидденс

3. И высшая точка, и фиксация являются формами «прерывания» (в оригинале — time-out — примеч. перев.).

Обычные устремления индивида становятся временно неподвижными и как бы удаляются; личность находится как бы в «другом мире» и может оценивать обычные виды своей деятельности с циничным весельем или даже презрением. Тем не менее эти ощущения часто бывают подвержены внезапной перемене и могут обернуться отвращением к аддиктивному паттерну. Такое недовольство обычно принимает форму отчаяния — вследствие невозможности контролировать свое пагубное пристрастие; оно является чем-то таким, что происходит вопреки «самым благим намерениям» индивида.

4. Аддиктивный опыт представляет собою отказ от самости, временный отказ от защиты самоидентичности, присущей большинству обстоятельств повседневной жизни. Некоторые формы высшей точки — те, например, что ассоциируются с религиозным экстазом, — особо относятся к преодолению или потере самости. В пагубных пристрастиях, однако, такие ощущения обычно являются секулярной частью паттернов поведения; ощущению освобождения от беспокойства присуще ощущение вытеснения самости.

5. Позже это ощущение потери самости сопровождается чувствами стыда и раскаяния. Пагубные пристрастия не являются обычными устойчивыми формами поведения, а имеют тенденцию к возрастанию по своей важности. Может иметь место процесс отрицательной обратной связи, в котором генерируется возрастающая зависимость от аддиктивного поведения, усиливающая ощущения не благополучия, а паники и саморазрушения.

6. Аддиктивный опыт ощущается как очень «специальный» еще и в том смысле, что в это время невозможно заниматься ничем другим. Тем не менее пагубные пристрастия часто бывают функционально эквивалентны с точки зрения физического состояния индивида. Личность может бороться за освобождение от пагубного пристрастия, лишь уступая другому пагубному пристрастию и оказываясь заключенной в другой принудительный паттерн поведения. Он или она может совмещать две формы аддиктивного поведения, такие как пьянство и курение травки, или иногда воспользоваться одним, чтобы предотвратить или отсрочить страстное желание другого. Аддиктивное поведение может «наслаиваться» в психологическом складе таким образом, что более второстепенные пристрастия, черты или принуждения окутывают сердцевинное пагубное пристрастие. Тот факт, что пагубные пристрастия имеют тенденцию к функциональной взаимозаменяемости, дает сильную поддержку для вывода, что они сигнализируют о скрытой неспособности справиться с определенными видами беспокойства.

7. Характеризующие пагубное пристрастие потеря самости и отвращение к себе не обязательно идентифицируются с потаканием собственным слабостям. Все пагубные пристрастия являются патологиями самодисциплины, но такие девиации могут идти в двух направлениях — дозволенности и связывания. Мы можем видеть каждую из этих тенденций в пагубном пристрастии к пище, которое может принимать форму принудительного переедания и/или анорексического голодания. Хотя булимия и анорексия противоположны друг другу, они фактически являют собою две стороны одной монеты и часто сосуществуют как пристрастия, проявляющиеся у одного и того же индивида.

Пагубное пристрастие, рефлексивность, самоавтономия

В западных странах люди, принадлежащие к различным социальным стратам, в течение долгого времени потребляли алкоголь, равно как и наркотики. Но их тогда не считали подверженными пагубной страсти. Вплоть до девятнадцатого века регулярное употребление алкоголя, например, рассматривалось как «социальная проблема» лишь в той степени, в какой оно вело к нарушению общественного порядка. Идея о том, что кто-то может быть приверженцем пагубного пристрастия, датируется серединой девятнадцатого века или около того; это понятие довольно долго не входило в общее употребление, и ему в течение какого-то времени предшествовало более широкое распространение понятия алкоголизма. Изобретение понятия пагубного пристрастия, с точки зрения Фуко, представляет собою механизм контроля, новую сеть типа «знание/сила». Тем не менее оно означает также один из шагов по дороге, ведущей к возникновению рефлексивного проекта самости, который является и эмансипирующим, и ограничивающим. Приверженец пагубного пристрастия — это, помимо всего прочего, некто «склонный к излишествам», понятие, относящееся не только к общественному порядку, но и к отказу, нежеланию спокойно принимать свою участь.

Пагубное пристрастие сигнализирует об определенном способе контроля над отдельными частями повседневной жизни, а также самости. Особую важность пагубного пристрастия можно понять следующим образом. Пагубное пристрастие следует понимать с точки зрения общества, в котором традиция была уничтожена более основательно, чем когда бы то ни было прежде, и в котором соответственно предполагается более важное значение проекта самости. Там, где большие области личной жизни более не устанавливаются существовавшими прежде привычками и паттернами, индивид постоянно принуждается к договорам об опционах стиля жизни. Более того — и это является решающим — такие выборы не являются «внешними» или маргинальными аспектами аттитюдов индивида, но определяют, кто индивид «есть». Другими словами, выборы жизненною стиля являются конститутивными для рефлексивного изложения самости[112].

Тот факт, что алкоголизм идентифицировался как физическая патология, в течение какого-то времени отвлекал внимание от связей между пагубным пристрастием, выбором жизненного стиля и самоидентичностью. Обещание освобождения, которое он содержит, было блокировано до той степени, в какой он воспринимается как любая другая болезнь. Тем не менее в ранних программах Анонимных Алкоголиков уже признавалось, что излечение от пагубного пристрастия означает предпринятое глубоких изменений в стиле жизни и пересмотр самоидентичности. Как и в случае психотерапии и консультирования, те, кто посещают собрания, находят там атмосферу, в которой временно приостанавливаются критика и осуждение. Членов AAA поощряют к тому, чтобы раскрывать свои самые конфиденциальные заботы и тревоги открыто, без страха и без опасения оскорбительного отклика. Лейтмотив этих групп состоит в том, чтобы переписать заново изложение самости.

Посттрадиционный порядок требует фактически беспрестанно перерабатывать изложение самости и привносимой им практики жизненных стилей, если индивиду нужно сочетать автономию личности с чувством онтологической безопасности. Однако процессы самоактуализации очень часто бывают парциальными и ограниченными. Поэтому неудивительно, что пагубные пристрастия имеют столь широкое потенциальное распространение. Когда институциональная рефлексивность реально проникает во все части повседневной жизни, пагубным пристрастием может стать почти любой паттерн или привычка. Идея пагубного пристрастия имеет мало смысла в традиционной культуре, где нормально сегодня делать то, что делал вчера. Когда имела место непрерывность традиции и конкретный социальный паттерн следовал тому, что было давно установлено, равно как и санкционировано в качестве правильного и пристойного, он едва ли мог описываться как пагубное пристрастие; и он не делал заявления об особых характеристиках самости. Индивиды не могли искать и выбирать, но в то же самое время не имели обязательств раскрывать себя в своих действиях и привычках.