Никто, кроме нас - Олег Шабловский

-Летает, чего ему сделается - криво усмехнулся Андрей - наши летуны спят, а он летает.

- Товарищ сержант, товарищ сержант - из казармы молнией метнулся злополучный "сын таежных просторов" - тебя товарищ лейтенант зовет.

- Не тебя, а вас - поправил бойца Головань.

- Нет - отрицательно закрутил круглой, чернявой головой Васильев- нас, не зовет, товарищ сержант зовет.

- Кхм - Карасев поперхнулся, некоторое время недоуменно смотрел на тунгуса, а потом зашелся в диком, гомерическом хохоте.

- Тьфу - раздосадовано сплюнул старшина - Васильев, учишь тебя бестолочь учишь... . Иди с глаз моих. А ты чего ржешь?

Некоторое время незнакомый с солдатским фольклором конца двадцатого века Головань с раздражением и непониманием смотрел на покатывающего со смеху товарища, а потом и до него дошел весь комизм ситуации.

- Ладно, пойду - немного отдышавшись, Андрей поднялся со скамьи.

- Ты это - закончив смеяться и утирая выступившие на глазах слезы - ты паря вечером после отбоя заходи. Именины у меня сегодня.

- Поздравляю - кивнул Карасев - буду обязательно.

Командира, лейтенанта Золотухина, Андрей нашел в бывшей учительской, отданной под ротную канцелярию. Там он получил от взводного ЦУ по поводу завтрашнего выезда и сегодняшнего концерта и отправился строить бойцов на ужин.

Для проведения концерта выбрали обширный колхозный сад на самой окраине городка. Его буйная зелень, словно покрывалом, закрыла от любопытных глаз немецкой разведки и две поставленные рядом полуторки, кузова которых образовали импровизированную сцену, и сидящих и стоящих вокруг них бойцов. Впрочем, зенитное прикрытие тоже присутствовало, три установки счетверенных "максимов" с расчетами старательно оберегали от угрозы воздушного нападения и артистов концертной бригады и их зрителей.

Карасев примостился прямо на траве рядом с неторопливо смолящим папироску старшиной, с интересом наблюдая за разыгрывающемся здесь действом. Уже год он в этом времени и вот первая возможность "приобщится к культуре", отдохнуть душой. Тем более посмотреть было на что. Первым на сцену поднялся конферансье невысокий лысоватый мужичок в сером пиджачном костюме. Его немудрящие шуточки аудитория встретила несколько сдержано, но в целом одобрительно. Зато выскочившая следом веселая стайка крепеньких девчонок в защитных юбках и гимнастерках, своей залихватской пляской, сопровождавшейся задорным повизгиванием, собрала щедрую порцию аплодисментов и восторженных воплей благодарных зрителей в большинстве своем уже давно лишенных женского общества. Высокий худощавый парень спел - "Два Максима". Эту песню Андрей как-то давно слышал по телевизору в исполнении Гурченко, здесь она прозвучала в легкой джазовой аранжировке, и звучала надо сказать довольно, неплохо. А вот Голованю не понравилось, уж больно, по его мнению, легкомысленная, несерьезная песня, мол, не бывает на войне так легко и весело.

Зато, когда молодая, стройная, очень красивая брюнетка с огромными зелеными глазищами, в шикарном концертном платье исполнила "В землянке", бойцы слушали в глубокой тишине, словно боясь спугнуть очарование низкого, грудного, словно бархатного голоса. Карасев даже готов был поклясться, что в уголке глаза сурового забайкальца предательски блеснула влага. Когда стихли последние аккорды песни, над импровизированной концертной площадкой повисла тишина, взорвавшаяся вдруг шквалом аплодисментов.

Потом опять была лихая кадриль от веселых девиц, сатирическая сценка, в которой актеры вдоволь поиздевались над Гитлером и его ближайшим окружением, "Куплеты Антоши Рыбкина" в исполнении того же высокого парня. Завершала концерт - стройная красавица, своим чудным голосом спевшая "Синий платочек" и повторившая на бис "Землянку".

Расходились уже в стремительно накатывающих сумерках, под "Прощание славянки". Грозные, торжественные звуки лучшего русского военного марша исподволь заставляли шагающих в строю бойцов шире разворачивать плечи, тверже печатать шаг.

Время было уже позднее, когда Андрей "отбив" вверенный ему личный состав, наконец, освободился от дел и негромко постучал в бывший кабинет школьного завхоза, отданный в полное и безраздельное владение ротному старшине. Здесь среди старых глобусов, свернутых в трубочку географических карт и прочих учебных пособий был уже накрыт немудреный, но роскошный по нынешним, скудным временам, стол. На расстеленной на парте газетке, красовались: краюха черного хлеба, десяток картофелин "в мундире", стрелки зеленого лука, миска с малосольными огурцами и восхитительно розовые, тонкие, почти прозрачные ломтики сала. Венчала все это кулинарное великолепие солдатская, из толстого зеленоватого стекла, фляга.

Кроме самого виновника торжества в старшинской присутствовал лишь сержант Иванищев, среднего роста, стройный, красавец брюнет - "замок" из второго взвода, также приглашенный на праздник. Вошедшему Карасеву, как опоздавшему, тут же сунули в руку жестяную кружку, на треть наполненную прозрачной жидкостью.

- Ну, за твое здоровье Семен Феоктистыч - Андрей шумно выдохнул и залпом опрокинул в себя содержимое. Клубок жидкого огня прокатился по пищеводу, ухнул в желудок, разливаясь приятным теплом по телу. В голове слегка зашумело. Занюхал спирт рукавом, подцепил перышко лука (не жрать сюда пришел), уселся у стола, принялся неспешно, с достоинством закусывать.

- Умеешь - уважительно крякнул именинник и мотнул головой, обращаясь к Иванищеву - учись паря. Бывалого вояку, его по всему видать.

- За нас, паря - старшина "набулькал" себе порцию пойла, выпил и смачно захрустел огурчиком, продолжая очевидно прерванный с приходом Карасева разговор - ... вот я и говорю, паря. Готовились мы к войне к этой проклятой, готовились, а что вышло? Говорили ведь малой кровью, на чужой территории, а сами вон аж до Дона добежали. Вот ты Андрюха воробей стреляный, от самой границы воюешь, скажи, почему оно так получается?

- Почему? - Андрей прожевал кусочек сала, задумчиво потер подбородок - воевать фрицы умеют пока - что лучше нас, вот почему. А мы учимся.

- То-то, что учимся - буркнул Головань, наливая спирт и протягивая посудину Иванищеву - сколько еще кровушки прольется, пока выучимся. И ведь не неумехи же какие. Вона самураям сопатку как раскровянили, и финнам опять же. А с фрицами вишь ты, не выходит.

- Выйдет Феоктистыч, выйдет - заверил приятеля Карасев - это я тебе как доктор говорю. Вот помяни мое слово, в следующем году на запад пойдем, и побегут они от нас, как миленькие побегут.

- Хорошо бы коли так-то. Дожить бы - мечтательно протянул забайкалец, затем встал, подняв вновь наполненную кружку - давайте мужики помянем товарищей наших...

В общем, до своего спального места Андрей добрался уже далеко заполночь изрядно навеселе и упав на койку провалился в забытье.

Зной. Над степью висит сплошное марево и плотное облако пыли. Две набитые бойцами полуторки, идя "против течения", с трудом протискиваются в сплошном потоке устало бредущих беженцев. Иногда словно лодки в сплошном людском потоке проплывают повозки и автомашины. Изредка, раздвигая толпы штатских к обочинам, проходят серые от пыли и усталости колонны красноармейцев. И над всем этим с бездонной синевы небес безжалостно жарит равнодушное к людским бедам и страданиям июльское солнце.