Книга чая. Магия, пропитанная ядом - Джуди И. Линн

Он кивает и выбегает через дверь.

Управляющая Ян ставит свою чашку.

– Зачем? Что ты увидела?

Без надлежащего отдыха ее тело будет только слабеть. Сухость во рту, которая влияет на вкусовые ощущения, слабость в руках и ногах, затрудненное дыхание… и в конечном итоге все это выльется в гораздо более серьезные последствия.

– Думаю, вы о чем-то очень сильно беспокоитесь… – я мысленно пытаюсь отделить симптомы от причины, но призрачная боль все еще звенит в моей голове. – Нет, не о чем-то… о ком-то. О ком-то очень близком, настолько близком, что вы считаете его частью себя. Это не дает вам спать по ночам.

– Ощущение, будто мне органы вырезают, – шепчет Управляющая Ян.

Мама называла нас своими синань и баобэй. Мы были ее сердцем и органами – ее незаменимыми частями. Мы с Шу смеялись над преувеличенной привязанностью мамы к нам, но нам все равно очень нравилось ее внимание.

Наконец до меня доходит. Я должна была догадаться раньше.

– Ваша дочь.

Женщина кивает.

– Чуньхуа выбрали служанкой императора. Я так гордилась дочерью… она смышленая. Однажды ее похвалил сам император. Она была довольна своим положением до тех пор, пока прошлой зимой дворец не настигла болезнь. Всех слуг личных резиденций императора заперли во внутреннем дворе. Никому не позволено ни входить, ни выходить. Я целых два сезона не видела ее! – Управляющая начинает дрожать, и Лиан успокаивающе кладет руку ей на плечо.

– Мы слышали о болезни императора, – признается Лиан. – Весть уже достигла приграничных городов.

– Да, конечно, ты уже все давно знала, не так ли? Дочь посла, – Управляющая Ян всхлипывает, но по тону ее голоса можно сделать вывод, что она смирилась. – Также ходят слухи… слухи о том, что император был отравлен Тенью и он навсегда прикован к постели, по этой причине он месяцами нигде не показывается.

Это настораживает, но по крайней мере подобные слухи объяснили бы его отсутствие.

– Император должен поесть, – говорю я. – Вы можете как-то передать сообщение своей дочери через доставщиков на кухне?

Управляющая качает головой:

– Во внутреннем дворце есть собственная кухня. Когда мы доставляем туда все необходимое, то оставляем все во дворе. Сотрудники забирают то, что им нужно, а потом мы возвращаемся, чтобы забрать все остальное. Я пыталась раньше держать под контролем доставку, но они ведут переговоры через ворота и просят нас уйти как можно скорее. Врачи говорят, это ради нашей собственной безопасности, но… я боюсь худшего.

В комнату вбегает Цин'эр с запрошенными мною ингредиентами в руках, он нарушает мрачную атмосферу. Я насыпаю ингредиенты в глиняную кастрюлю, которая выдерживает жар углей точно так же, как и кастрюля, в которой был наш завтрак. Я заливаю высушенные травы горячей водой и даю воде настояться. Лекарственный мускус витает в воздухе, он отдается покалыванием в носу.

Я всегда думала, почему мой отец вызывался помогать всем в деревне, даже если это подвергало семью риску и привлекало внимание губернатора. Я никогда не понимала, зачем он это делал. Я ненавидела нашу поношенную одежду и то, как маме приходилось измельчать горсть риса, чтобы приготовить отвар. Я удивлялась, почему мама всегда без вопросов помогала ему. Но теперь я понимаю, почему. Если вы можете чувствовать чужие страдания, то как вы можете оставаться в стороне?

Я убеждаю себя в том, что мои глаза слезятся только из-за обилия пара.

Управляющая вдруг настойчиво хватает меня за руки.

– Я слышала, что шеннон-ши могут посылать сообщения на большие расстояния. Тебе под силу прошептать слово в ночь, и оно найдет своего адресата. Ты можешь сделать это для меня? Можешь отправить сообщение моей дочери?

Я качаю головой:

– Если бы. Я не знаю, как отправлять сообщения сквозь стены или как разговаривать с кем-то во сне. Возможно, поистине могущественный шеннон-ши и мог бы сделать нечто подобное, но меня никогда этому не обучали.

Управляющая Ян отстраняется, скрестив руки на груди.

– Порой мне хочется быть Тенью. Уметь проходить сквозь стены и прятаться в темноте. Я всегда думала, что дворец был убежищем от суровых реалий жизни, но на деле он оказался тюрьмой.

Я размешиваю деревянной ложкой содержимое в кастрюле, внимательно следя за тем, чтобы он вскипел. Мысль об императоре, запертом в своем величественном дворце, заставляет меня чувствовать себя неуверенно, и я вспоминаю, о чем говорил Почтенный Цянь: грядут перемены.

Когда лекарство готово, я процеживаю его, воспользовавшись одним из кувшинов для настаивания, а затем переливаю его в миску. Цвет жидкости темнеет, приобретая непривлекательный коричневый оттенок. Я несу его Управляющей и ставлю перед ней.

– Вам нужно поспать. Без сна вы не сможете помочь вашей дочери в случае, если ей потребуется помощь. Как вы позаботитесь о своем сердце, когда ваш разум затуманен?

Она ворчит из-за моей лекции, но все же берет в руки чашку.

– Вы только посмотрите на меня. Прислушиваюсь к ребенку. Старость точно берет свое.

– Бабушка, – Цин'эр обнимает ее сзади, его голос звучит сладко, словно солодовый сахар. – Ты по-прежнему молода.

Управляющая Ян улыбается и опускает голову, чтобы подуть на напиток.

– Постойте! – я вскакиваю и возвращаюсь в свою комнату, чтобы взять небольшой сверток с туалетного столика. – Благодаря этому вам будет легче пить. Если хотите, конечно.

Вчера, когда я была на кухне, я взяла с подноса прислуги несколько конфет из грушевого сиропа. Это одно из немногих удовольствий в Цзя, на которые тратилась моя мама. Она буквально светилась, когда их получала. Мама могла закинуть целую горсть конфет в рот. А вот у меня болели зубы от их сладости, поэтому она предусмотрительно клала конфеты в кастрюлю с горячей водой, чтобы я смогла пить получившийся сироп.

Управляющая Ян смотрит на меня странным задумчивым взглядом.

– Можете положить конфету под язык, – объясняю я ей, думая, что в столице так делать не принято. – Сладость конфеты ослабит горечь отвара.

Женщина игнорирует предложенные ей конфеты, но все же следует моему наставлению, она медленно пьет, пока не опустошает все.

– Видишь, Цин'эр? – она показывает пустую посуду внуку. – Бабушка выпила все свое лекарство.

Мальчик лучезарно улыбается ей, его обожание видно невооруженным глазом.

– Молодец!

Управляющая Ян берет со стола мой носовой платок и рассматривает вышитую на нем птичку. Я изо всех сил сопротивляюсь желанию вырвать его у нее из рук; этот платок принадлежал Шу. Теперь, когда меня разлучили со шкатулкой шеннон-ши моей мамы, у меня осталось совсем немного вещей, напоминающих о доме.

– Ты сама его сделала? – спрашивает женщина. – Вышивка выглядит отлично, несмотря на грубый материал.