Глубокая выемка - Всеволод Шахов

мелких беспорядочно рыскающих глазках. В обязанности Архипа входило подшивать бумаги в дела и контролировать переписку между подразделениями – он числился секретарём технического отдела. Пётр Николаевич пару раз давал знать Виктору, что с этим человеком нужно быть аккуратнее – сидит за изнасилование малолетней и, вроде… постукивает.

Виктор вложил подбородок между большим и указательным пальцем и уставился на крест. Золотое тиснение… восьмиконечный… две горизонтальные и одна наклонная перекладина. Внутри похолодело. Он отчётливо помнил историю чистки комсомольских рядов в институте. Кажется, Сергеем того правильного парня звали. Да, тот, который, ходил с выпяченной грудью и не упускал случая, чтобы не попрекнуть всяческие отступления от истинной идеологии партии. Тогда Виктору запомнилась брошенная Сергеем фраза: "Нет доверия – нет творческого процесса". Во время товарищеского суда – нового тогда явления, Виктору досталось – обвинили, что он слишком "массово использует зарубежные источники информации". Касалось это учебников по специальным вопросам механики. Но, вероятно, слишком рьяное усердие в борьбе за чистоту комсомольских рядов, сыграло с Сергеем злую шутку. На него нагрянула проверка и в его комнате, в общежитии, нашли религиозные книги. Оказалось, что он утаил своё истинное социальное происхождение – оказался сыном священника. Сергей сопротивлялся, мол, небрачный сын, но больше Сергея в институте не видели.

Наконец, Виктор пришёл в себя (вроде, с социальным происхождением было более-менее нормально), не суетясь, вытащил из-под кипы черновиков испорченный чертёжный лист и сделал два сгиба. Решительным движением вложил под сгибы книгу, зажал подмышкой рулон с текущим проектом и направился к выходу. Проходя мимо стеллажей с общими бумагами, быстро выложил на свободное место опасную вещь и мельком взглянул на Архипа. Тот открыто смотрел на него. Сальные глазки… Виктор вызывающе поднял подбородок, рванул на себя чуть приоткрытую дверь и широкими шагами вышел. По лестнице уже спускался медленно, чувствуя навылет стучащее сердце. Мерзкое ощущение недоверия сковывало разум. Неужели, я в чём-то виновен? Зачем такими методами проверять? Виктор толкнул массивную дверь на улицу. Солнечный свет ослепил. Порыв ветра заставил глубоко вдохнуть. Свежий воздух несколько успокоил.

На скамейке, справа от входа, сидел Егорыч и прутиком царапал на земле какие-то линии. Виктор подошёл и опустился рядом.

– Виктор… что случилось? Какой-то встревоженный, что ли? – Егорыч скользнул взглядом.

– Да, так…

– Производственные проблемы? – Егорыч ткнул пальцем на рулон ватмана.

– Скорее социальные…

– А… ну, здесь такая среда… всё же, лагерь.

– Непривычно, как-то…

– Человек ко всему привыкает, – Егорыч выпрямился и опёрся спиной о стену, – а к старости, вообще, легко стало… каждому дню радуюсь. Давай я тебе одну историю расскажу… о рыбках.

– Хм… – Виктор удивлённо посмотрел на Егорыча.

– В самом расцвете своей жизни я много чем интересовался. Да, до революции… был у меня аквариум. Друг работал в зоопарке. Новых рыбок знакомым аквариумистам раздавал, чтобы статистику по содержанию и разведению набирать. Я обычно простых рыбок держал, данио, например… такие полосатые… сине-жёлтые полоски.

Виктор кивнул, хотя никогда не интересовался аквариумом и цветных рыб, уж точно, не видел.

– И вот однажды, друг принёс очень необычных рыбок. Сплошь чёрного цвета, они привлекали внимание издалека. Удивление вызывал рот, развёрнутый кверху, довольно широкий и крупный. К тому же, из-за симметрии спины и брюшка, казалось, что они плавают вверх ногами… тьфу ты, вернее, кверху брюхом. Ещё удивительный хвостовой плавник – лира с удлинёнными лучами на концах! Да и название рыбок зачаровывает… моллинезия, аквариумисты называли кратко – молли. На слух, прямо какое-то иностранное женское имя. К тому же, рыбки живородящие.

– Как это живородящие? – Виктор встрепенулся.

– Да, в наших краях такие не живут, – Егорыч обрадовался произведённому эффекту и оживился.

– Эти рыбки как люди оплодотворяются. У самца специальный острый плавник есть, гоноподий, называется. Он его вводит самке в половое отверстие и молоку передаёт. Икра развивается в брюшке самки и, когда зародыши сформируются, то выходят… Там, вообще, интересно: выпадает икринка, в воде и раскрывается… падает шарик и хлоп – плывёт рыбка.

– Ничего себе, – Виктор округлил глаза, – ну природа даёт, – осёкся и больше не прерывал Егорыча.

– Ну так вот, принёс двух самцов и самку. Мальки, в сантиметр длиной, уже легко отличаются по половым признакам, у самцов быстро вытягиваются кончики хвостового плавника, а спинной становится крупнее, чем у самок. Всё лето рыбки мирно сосуществовали, но к осени начались неприятности. Самка стала агрессивно нападать то на одного самца, то на другого. Размножаться она, вероятно, не планировала. Люди часто думают, что рыбы – это существа, которые просто плавают и едят. Но нет, иерархия существует нешуточная, даже в мирных стаях. Сильные особи рьяно показывают свой норов, особенно, при кормлении. Пока не насытятся, других не подпустят. И вот, такие отношения сложились и у молли. Самка делалась всё крупнее и агрессивнее. Мало того, что она не подпускала к кормушке самцов, даже когда уже наедалась, так еще и, эпизодически, гоняла их по всему аквариуму. Самое поразительное, рыб других видов, как будто, и не замечала. Самцы, от недокорма и стресса, зачахли и зимой погибли. К весне у этой узурпаторши начали удлиняться кончики хвостового плавника, а к лету, увеличился и спинной плавник – стал развевающимся флагом. Верный признак того, что самка перерождается в самца.

– Ну, это уже фантастика, – Виктор не выдержал, – такого не бывает.

– Вот я и говорю молодым, интересоваться надо не только индустриализацией… – Егорыч доброжелательно посмотрел на Виктора, – Да, такая у этих рыб природа, они в процессе жизни могут менять пол. В Америке вот так… – Егорыч подмигнул, – требуется для выживаемости. А дальше, гермафродит установил у кормушки свои правила и для остальных обитателей – подпускал только когда насытится. Мне пришлось прибегнуть к некоторому насилию: пять дней отгонял его от кормушки палочкой. Да, да, банально щёлкал по бокам, ну, мол, остальным тоже надо есть. Кончилось тем, что когда я подходил к аквариуму, он забивался в заросли и выплывал к кормушке только когда я отходил метра на два. Как назло, он ещё более преобразился, но любоваться его красотой можно было только на расстоянии.

Виктор попытался нарисовать в воображении картинку, с недоверием слушая рассказ.

– Вот так он и жил два года, пока я не подселил ещё одну рыбку. Очень редкая рыбка оказалась… травоядная, без плавательного пузыря с ртом-присоской: знай себе, ползает по листьям. По латыни, гиринохейл, называется. И как только подселил его в аквариум, так ситуация изменилась. Гиринохейл стал выгонять самца молли из зарослей, которые тот присмотрел. Со временем, и вовсе обнаглел, стал присоской своей прилипать к широкому