Стократ - Марина и Сергей Дяченко

– Господин, – неожиданно сказал средний сын трактирщика, не сводя со Стократа восхищенного взгляда. – Позволь на твой меч посмотреть!

Трактирщик поперхнулся и застыл, выпучив глаза, медленно краснея, как рак в кипятке. Старший глядел из-за стойки, под деланной степенностью пряча любопытство.

Стократ, улыбаясь, вытащил меч из ножен. Клинок был чистым, как и положено честной стали. Старшие сыновья трактирщика, зачарованные видом прославленного оружия, совсем не обратили внимания, что отец их чуть не умер, подавившись кашей.

Жена торопливо захлопала трактирщика по спине. Шмель стоял, держа перед собой тарелку с хлебом, глядя не на меч и не на отца, а на Стократа.

Вдруг залаяли собаки во дворе. Застучали копыта. Женщина подхватилась:

– Гости приехали!

И бросилась к двери, но дверь распахнулась перед ней сама. Женщина попятилась: в проеме стоял стражник из Макухи, с воспаленными глазами, бледный, очень злой:

– Эй! Трактирщик! Что тут у вас? Что за трупы?!

Вот так князь, подумал озадаченный Стократ. Тайные соглядатаи? Голубиная почта? Или, учитывая ночное время, совья? Чтобы к утру прибыть на перевал, надо выезжать из Макухи ранним вечером, а лучше после полудня, а еще лучше ехать с утра, потому что ночное путешествие по Белой дороге может закончиться на дне ущелья, на острых камнях…

Трактирщик начал объясняться насчет разбойников, причем выглядел таким растерянным и напуганным, что подозревать в нем сообщника было просто смешно. Тем временем стражников в обеденном зале было уже четверо, и все они, судя по виду, проделали свой путь ночью и в спешке.

– Купец, значит, – сказал, будто выплюнул, старшина дозора. – Доторговался Сходня… Ну да и разбойники, чего там, полегли, это хорошо, трупы вниз снести надо, может, узнают кого… А ты, – он вдруг обернулся к Шмелю, который так и не выпустил тарелку с хлебом, – о тебе есть приказ князя специальный, тебя срочно доставить в Макуху.

– Меня?

– Его?

– Шмеля-а?

– Что случилось? – наконец-то спросил Стократ.

– Что надо, – пробормотал стражник, но, обведя взглядом лица, все-таки не стал молчать. – Пришло сообщение от этих… лесовиков поганых, прислали какое-то свое варево князю. Мастер-языковед его хлебнул – и помер в тот же момент!

Шмель выронил тарелку. Глина раскололась, черные ломти разлеглись веером на полу.

– А потому собирайся, парень, – стражник был темнее тучи. – Нет больше в Макухе языковеда, а этот, Плюшка, чтоб ему, от страха совсем в соплях потонул… Лесовики дровосеков обстреляли. Двоих привезли едва живых, истыканных, у третьего стрела ухо сбила. И не понять, что происходит, сучком им в задницу, чего ждать, с-сучком, сучком…

– Я сейчас, – тихо, но внятно сказал Шмель. – Я соберусь. Сейчас.

Он наклонился и очень быстро стал собирать хлеб. Больше в комнате никто не двигался: трактирщик тяжело дышал, жена его стояла, заломив руки, и замерли старшие сыновья.

– А обо мне князь ничего не говорил? – спросил Стократ.

– О тебе? – начальник караула удивился. – Да зачем ты нам нужен? Идешь в Долину – и иди себе…

– Распоряжения твои засунь себе в ухо, – мягко сказал Стократ. Стражники одновременно шевельнулись, как тронутая ветром трава, но тут же, перехватив его взгляд, замерли.

Поднимаясь, он свирепо растянул губы:

– Хозяин! Лошадей нам свежих!

Все глядели на него в этот момент, но только Шмель – без страха.

* * *

Второй раз за пару дней Шмелева жизнь круто повернулась. Если не считать того момента, когда она висела на волоске.

Стократ взял его к себе в седло. Первую часть пути, ровную, одолели легко и скоро очутились на месте вчерашнего побоища. За ночь кровь почти слилась с землей, но проклятые мухи, кружась нал тропинкой, звенели назойливо и тошнотворно. Шмель судорожно сглотнул. Стократ тронул лошадь, и та перешла на рысь.

Миновали то место, где Шмель встретил торговца. Миновали потайную тропинку; Шмеля покачивало в седле, и покачивался мир вокруг: живописная пропасть справа. Отвесная стена, поросшая кустарником, – слева. Потихоньку начали слипаться глаза.

– А теперь, – сказал Стократ вполголоса, – расскажи мне все, что знаешь о лесовиках. Это очень важно.

– Я не так много знаю…

– Просто отвечай. Как они себя называют?

– Они? Люди…

– У них нет специального слова… вкуса, чтобы выделить свое племя из прочих? Древесные, лесные… что-то в этом роде?

– Нет. Они говорят… они вкушают про себя – «люди».

– А мы тогда для них кто? Как они нас называют?

– Чу… чужие, – Шмель запнулся. – «Безъязыкие».

– Кто у них правит? Князь, правитель – кто?

– Называется «вождь»… У них есть несколько родов, познатнее и попроще, вождь – такой важный старик… кажется.

На узком и крутом участке дороги Стократ спешился, оставив Шмеля в седле, и зашагал рядом, ведя лошадь под уздцы. Стражники нагнали их и теперь двигались следом, соблюдая почтительное расстояние. За стражниками, отстав, тащились старшие братья Шмеля с печальным грузом – телом Сходни.

– Они, значит, люди, а вокруг безъязыкие чужаки, – задумчиво проговорил Стократ. – Послушай, а как они думают? Если у них нет слов?

– По-моему, точно как мы. Только… языком.

– Вот так?

Стократ высунул язык, уставился на его кончик, скосив глаза. Шмель, как ни был замучен, рассмеялся.

– Так, повеселел, уже лучше… А что у них за оружие, кроме луков?

– Еще метательные ножи… Всякое. Они хорошие охотники… Еще яды.

– Яды – это плохо, – пробормотал Стократ. – Раньше они никогда не пытались отравить послание?

– Что ты!

Стократ замолчал, о чем-то раздумывая. Дорога сделалась ровнее и шире. Стена слева отступила, давая место мелким корявым соснам. В свете проглянувшего солнца открылась Белая дорога почти донизу – витой шнурок желтовато-молочного цвета.

– Ты говоришь, они охотники. Что, на охоте, чтобы срочно позвать товарища, они несут ему питье?

– Нет! Понимаешь, они ведь не глухие. Они могут перекликаться по-птичьи, например. Повторять звериные звуки. Чтобы сказать «Привет, это я» или «Посмотри направо» – одного свиста хватит. Но они не называют это «язык» и не считают разговором, достойным человека.

– Хм.

– А «языком» они называют только то, что можно пробовать на язык… Вкушать. Это достойно человека. У них есть целый ритуал для беседы – когда двое сидят, и перед каждым специальный прибор, чтобы обмениваться вкусами. Потом наставление – когда один готовит вкусы, а многие вкушают. Мастер рассказывал, есть еще песни, поэмы…