Мои триста шестьдесят пять любовников - Жозефина Мутценбахер

– Не хотела бы милостивая госпожа сделать меня счастливейшим из смертных?

– То есть… что вы… имеете в виду?

– Я прошу о милости послужить вам лошадью!

– Такого я ещё никогда не пробовала, однако случай, хоть раз в жизни прокатиться верхом на лихом бароне, грех было бы упускать!

– Для вас, сладкая амазонка, я не барон, а жеребец, жеребец вашего высочества по кличке Чернопегий!

И он как конь заржал, весьма натурально и похоже, так что я с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться. С убийственно серьёзным лицом он скрылся за раздвижной ширмой и принялся раздеваться там, каждое мгновение оглашая комнату заливистым «И-го-го! И-го-го!» До моего слуха донёсся также звук какого-то трения, вероятно, он перед стартом взбадривал себе хвост.

– Снимите свою божественную юбку, маленькая госпожа!

Я весело сбросила одежды и осталась в красивых панталончиках из белых кружев. В этот день на мне были высокие изящные сапожки из чёрной лакированной кожи с очень высокими каблуками. Это, похоже, особенно возбудило его, ибо, выйдя из-за ширмы совершенно голым, он бросил взгляд на мои ноги, и его не очень упругий член начал подниматься. Мой барон, в общем и целом, оказался молодцеватым «парнем», только уже появившийся живот несколько портил благоприятное впечатление. Его торчащий свечой член венчала синеватого цвета головка, а яйца оказались действительно точно у жеребца, столь же объёмные, они в длинной и толстой мошонке свисали чуть ли не до середины бедра. Он опустился передо мной на колени, облизал носки моих сапожек и проржал:

– И-го-го! В седло, фрейлейн жокей! Сию минуту стартует главный любовный заезд! И-го-го! И-го-го!

Я мигом сообразила, что к чему и, как будто это было для меня привычным занятием, одним махом вскочила ему на крестец. Крепко зажав его рёбра между своих шенкелей, я дала ему по попе приличный шлепок, а второй рукой цепко ухватилась за его волосы. И теперь он исключительно быстро сделал на четвереньках два-три круга по всей комнате, застланной толстым, тёмно-красным ковром.

– Тебе не хватает кнута, маленькая повелительница.

– Мне кнут не нужен! Жеребец и мою руку прекрасно почувствует!

И – бац, шлёп, хлоп, хлоп, я так приложилась к его большому тугому крупу, что он наверняка это прекрасно почувствовал! Он вёл себя совсем как ребёнок, стонал, хрюкал и ржал, и теперь так резво побежал на четвереньках, что я едва не свалилась! Чтобы удержать равновесие, я сильнее сдавила коленями его бока и скрестила внизу ноги. При такой позиции его ядреный хвост замечательным образом оказался между моими щиколотками. Теперь я нашла для них кое-что привлекательное, сквозь эластичную, тонкую кожу сапожек я почувствовала, как подрагивает и пульсирует его хлыст, сжала его ступнями и принялась под животом «скакуна» медленно оттягивать его конец вниз. Ржание барона в пароксизме крайнего сладострастия приобрело очень глубокий и протяжный характер:

– И-и-го-го-о! И-их-х! Го-го-о…

Я делала всё, что требовалось. И, пока он всё медленнее, мотаясь из стороны в сторону, «скакал» подо мной, подбадривала его криками, хлестала по крупу и время от времени запускала указательный палец ему в анальное отверстие, которое всякий раз при этом судорожно сжималось. Затем он вскинул голову, закатил глаза, и изо рта у него закапала слюна, боже мой, настоящий рысак не сделал бы это лучше!

При этом я, конечно, ни на секунду не забывала о стержне моего жеребца, и неустанно, но нежно водила скрещенными ногами от головки члена до самого его основания, делая это по наитию, поскольку ничего подобного мне видеть и переживать ещё не приходилось.

– Ха-ха… ух-ха-ха… сейчас… вот… приближается… финиш… боже-ствен-ный жокей… и-го-го!

И тут тяжёлые капли с глухим звуком зашлёпали по ковру, и он, испустив протяжное рычание, выгнулся подо мной и потом, разбросав в стороны руки и ноги, с глубоким вздохом растянулся на животе! Я стояла над ним, широко расставив ноги, на моих сапожках поблескивали серые брызги его спермы, я потрудилась на славу! Пока он, продолжая лежать на ковре, несколько минут переводил дух, я прошлась по комнате и съела несколько маленьких бутербродов, поскольку скачки способствуют аппетиту. Его мутный взгляд неотрывно следовал за мной, сосредоточившись прежде всего на моих икрах, которые из-за тесной шнуровки немного вздувались над голенищами моих сапожек, видимо, он находил это пикантным!

– Не могла бы прекрасная амазонка на минутку снять сапоги для верховой езды?

– Однако же, господин барон… угомонитесь, что ещё рысаку нужно?

Но я всё-таки сняла для него сапожки, и он облобызал мне икры до самых коленей, необычный вкус, надо признать! Потом он перекатился по ковру до маленького круглого столика, возле которого улёгся на спину.

– Не соизволит ли богиня явить милость, и ещё раз ножками осчастливить покорного вашей воле коня?

– Ну что ж, давайте, господин барон, вы сами недвусмысленно попросили об этом!

Тут он широко раскинул толстые ляжки и заржал, его член ещё раз медленно поднялся и теперь смотрел мне прямо в лицо, как будто желая чего-то. Ну, я конечно была не каменная и, присев на край столика, оттянула в сторону панталончики и показала лежащему на ковре коню свою тёрочку, при виде которой он засопел и похотливо задвигался. Потом я ещё раз взяла его член между ступней, и на сей раз, я делала это более чувствительно, поскольку на мне остались только чулки. Он выгнулся мне навстречу, так что его крупное, сильное тело образовало дугу, ржал, и его хвост между моими скользящими вверх и вниз ногами становился всё более красным и большим, и в конце концов брызнул вверх длинной струёй едва ли не до моих колен, омочив чулки, брызнул так, точно в нём эта энергия копилась годами. Затем, обливаясь потом, барон резко перевернулся на живот и совершенно хриплым голосом пробормотал:

– А теперь, богиня, проскачем финальный галоп!

Конечно, я тоже уже нуждалась в финальном галопе, поэтому без лишних слов ещё раз оседлала своего жеребца, пришпорила его, основательно сдавив ему рёбра, так что он только крякнул, и очень глубоко воткнула ему в заднюю дырку указательный палец, крепко двигая им при этом туда и обратно! Он из последних сил промчался галопом на четвереньках, минуя портьеры, в соседнюю комнату, где к стене был булавкой приколот банковский билет в пятьдесят гульденов, и исступлённо зарычал:

– Первый приз божественной Жозефине!

Я получила свой первый приз – клянусь богом, добросовестно заработанный, барон самолично надел мне сапожки, помог управиться с юбкой и при этом поцеловал меня в попку, и совершенно вспотевший раболепно проводил меня до дверей…

Вернувшись домой, я застала там Франца, сидящего за столом. Он без всяких предисловий с яростью обрушился на меня:

– Ты где шляешься?

– Послушай, катился бы ты отсюда, я смертельно устала!

– Устала, говоришь? Играть в лошадку с сумасбродным бароном, от этого ты устала! Давай сюда деньги!