Глубинная ловушка - Валерий Рощин

То, что нужно! Схватив ее, выскальзываю из рубки…

* * *

Выдерживая курс на БПК с помощью навигационной панели, неторопливо плывем с Белецким к поверхности. У меня под тугими ремнями подвесной системы покоятся судовой журнал с уложенными внутри между страниц документами и малопонятной картой морского дна; Борька держит в руке сложенный вчетверо российский государственный флаг, снятый с мачты «Академика Антонова».

Мы здорово продрогли, и все наши мысли крутятся вокруг горячего душа и крепкого коньяка.

По достижении двадцатиметровой глубины в последний раз связываюсь с «Ротондой». Пожелав удачи, Георгий прекращает связь и отправляется встречать нас на вертолетную площадку. Нам тоже не терпится поскорее покинуть холодную воду…

На десяти метрах выключаю панель – массивную корму нашего корабля на фоне светлеющей поверхности отлично видно и без нее. Всплываем у исполинской крышки буксируемой антенны гидроакустического комплекса. Устюжанин стоит у лееров, лестница уже установлена.

Медленно поднимаемся. Боря первый, я – за ним. На последних ступенях кажется, будто последние силы остались в море. Друг помогает нам перелезть через ограждение, Босс пританцовывает и поскуливает от радости на краю площадки.

Снимаем осточертевшие полнолицевые маски и… щуримся от снопа яркого света, ослепившего со стороны надстройки.

– Какого черта? – цежу сквозь зубы.

Прикрывая глаза рукой, пытаюсь рассмотреть идущих к нам людей, но это непросто – на контражуре видны лишь очертания фигур. Зато отлично слышен знакомый голос.

– Ума не приложу, что с тобой делать, Евгений Арнольдович! – разоряется, топая к нам по площадке, генерал-лейтенант в сопровождении контр-адмирала Черноусова и вахтенного офицера. – Сплошь прожекты в голове! Сплошь самовольство! Наверное, я прикажу запереть тебя в каюте под домашним арестом.

Все-таки застукал! Да-а, не так-то просто провести тертого гэбэшника. И опять завелся, ворчливый старикашка! Опять величает по имени-отчеству!..

– С преогромным удовольствием, Сергей Сергеевич, – снимаю снаряжение и расстегиваю комбинезон. – Посадите ради Христа – я вам спасибо скажу. Отдохну, отогреюсь и высплюсь за все бесцельные прожитые годы.

– Что это у вас? – кивает он на российский флаг.

Протягиваю поднятые с борта затонувшего судна вещи.

– Это мы нашли на дне во время самовольной отлучки с корабля.

– Флаг? Судовой журнал? Личные документы?.. – тон резко перестает быть осуждающим.

Мне тоже не резон ломать комедию. Перечисляю то, что удалось поднять:

– Карта морского дна, документы одного из погибших членов экипажа, государственный флаг и судовой журнал «Академика Антонова».

Сергей Сергеевич растерянно переглядывается с заместителем командира эскадры.

– Вы нашли пропавшее научное судно?!

– Мы лишь убедились в том, что наше предположение верно. Судно затонуло и лежит строго под «Аквариусом» на глубине восьмидесяти метров.

Старый фээсбэшник осторожно переворачивает мокрые страницы судового журнала, потом скребет пятерней затылок. Нам странно видеть на его лице виноватое выражение, но мы молчим и наслаждаемся моментом.

– Евгений и вы, – смотрит он на Белецкого, – я беру свои слова обратно и прошу меня извинить. Готов загладить вину согревающим душу и тело крепким ромом.

Совсем другое дело. Наш человек!

Довольный шеф похлопывает меня по плечу:

– Идите в душ, а через полчаса я жду вас в своей каюте. Надеюсь, у вас будет что рассказать об удачном погружении.

Ровно через полчаса мы втроем заходим в генеральскую каюту.

– Отогрелись, герои? – приглашает ее хозяин.

– Не совсем. Но в процессе.

– Присаживайтесь, – приглашает он и подает каждому бокал с ромом. – А мы тут с контр-адмиралом успели кое-что выяснить.

Закурив, Сергей Сергеевич садится за письменный стол, на котором лежат все еще тяжелые от влаги документы, и тихо говорит:

– Согласно списочному составу, указанному на первой странице судового журнала, личные документы принадлежат Ивану Брагину – капитану «Академика Антонова».

Вспомнив пожилого дядьку со скандинавской бородкой и оторванной ногой, вздыхаю… Мы все поднимаем бокалы и делаем по глотку обжигающего алкоголя. За погибших моряков.

Затем генерал расспрашивает о нашем неурочном погружении.

Сначала рассказываю я, потом Борис. Георгий вместе с начальством молча слушает.

– В районе ватерлинии я насчитал пять пробоин диаметром от сорока сантиметров до одного метра, – вспоминает Белецкий. – Форма – рваная, кое-где вокруг пробоин имеются небольшие отверстия.

– Взрывные заряды? – уточняет Черноусов.

– Очень на то похоже. Какие-то взрывались сразу при прохождении борта, какие-то – дальше, в глубине отсеков.

– Все пробоины по левому борту?

– Все. Судно лежит на правом, и осмотреть его возможно лишь изнутри.

– Значит, две дырки в надстройке и пять в корпусе. И утонуло судно, получается, очень быстро, раз команда не успела подать сигнал бедствия. Верно?

– Не факт, – ставлю на стол опустевший бокал. – Современные гражданские суда оснащены тремя-четырьмя мощными радиостанциями, но все они размещены в радиорубке и на мостике.

– И именно там прогремели два из семи взрывов, – закончил мою мысль шеф.

– Не понимаю, – качает головой контр-адмирал. – Кому и зачем понадобилось топить мирное судно?

С минуту в каюте стоит тишина. Вероятно, этот вопрос беспокоит каждого.

– Хотите еще выпить? – предлагает Сергей Сергеевич.

– Не откажемся, товарищ генерал. Нам нужно хорошенько согреться, а то завтра не встанем.

– А встать нужно позарез! – говорит он и разливает остатки рома по бокалам. – Для того чтобы как полагается осмотреть затонувшее судно и детально исследовать дно рядом с ним. Завтра – пятый день, как болтаемся в этом районе. Пора получить хотя бы часть ответов на поставленные перед нами вопросы.

Начальником кафедры минно-торпедного оружия в питерском военно-морском училище был ветеран-североморец Герой Советского Союза подводник Старшинов. Лекции он читал виртуозно и, несмотря на почтительный возраст, по памяти называл номера узлов и агрегатов, перечислял точные паспортные данные сотни деталей. Частенько при этом вворачивал простоватый, но доходчивый флотский юмор. «Внутри данного изделия, – указывал он перстом на торпеду, – содержится двести килограммов тринитротолуола. От взрыва оного богатства под днищем кораблик любого водоизмещения расколется на две ровнехонькие части. Это если счастье привалит, а если не повезет, то и на все три. Нормально? Для врагов нашей Родины – в самый раз». Признаться, я до сих пор в восторге от качества преподавательского состава тех времен. Какие были люди! Настоящие интеллектуалы, кладезь боевого опыта! С них и начинались мои познания в минно-диверсионном деле. Где и у каких вражьих кораблей находятся арсеналы с пороховыми погребами, где танки с топливом; куда и сколько приспособить мин или других вещиц с «пламенным приветом», чтобы наверняка и скоренько отправить их на дно.