Старик, который читал любовные романы - Луис Сепульведа

Вернувшись в дом, они разожгли примус и сварили себе кофе. Усевшийся во главе стола алькальд почесал в затылке и с видом человека, изрекающего глубокую мудрость, произнес:

– Что мне меньше всего в этом деле нравится, так это то, что ягуар-людоед ошивается всего в каких-то пяти километрах от поселка. Вот скажи мне, старик, сколько времени нужно ягуару, чтобы преодолеть это расстояние?

– Куда меньше, чем нам, ваше превосходительство, – ответил Антонио Хосе Боливар. – У ягуара четыре лапы, он умеет перепрыгивать через лужи и приземляться только на сухие кочки, и кроме того, у него нет резиновых сапог.

Алькальд понимал, что за время экспедиции успел окончательно дискредитировать себя в глазах своих спутников. При этом главным виновником он считал не себя, а язвительного, вечно выставляющего его дураком Антонио Хосе Боливара. Оставаться рядом с ним и дальше было рискованно. Этот старик, чувствовавший себя в сельве как дома, мог надолго ославить алькальда как человека бестолкового, ни на что не годного и, хуже того, трусливого.

Пораскинув мозгами, толстяк нашел удобное для себя решение проблемы. С одной стороны, все выглядело весьма логично, а с другой – он по ходу дела избавлялся от столь рискованного соседства и мог снова почувствовать себя полноценным начальником над менее строптивыми охотниками.

– Знаешь, Антонио Хосе Боливар, вот что я тебе предложу, – обратился алькальд к старику. – Ты человек опытный и в сельве провел больше времени, чем мы все, вместе взятые. Джунгли и их обитателей ты, наверное, понимаешь лучше, чем себя самого. Мы тут тебе только обузой будем. Так что давай сделаем так: ты остаешься здесь, выслеживаешь тигрицу и убиваешь ее. Если все пройдет успешно, я от имени государства плачу тебе пять тысяч сукре. Мешаться и лезть с советами к тебе никто не будет. Поступай так, как считаешь нужным. А мы тем временем двинемся в обратный путь – нужно же кому-то и поселок защищать. Возьмем зверя в клещи: ты будешь охотиться на него здесь, а мы устроим засаду на подходе к Эль-Идилио. Ну, что скажешь? Не забывай: пять тысяч сукре.

Старик молча выслушал алькальда, немигающим взглядом уставившись тому в глаза. На самом деле единственным здравым решением в этой ситуации действительно было возвращение в Эль-Идилио. В этом Антонио Хосе Боливар не мог не согласиться с толстяком. Зверь-людоед в поисках новой жертвы наверняка очень скоро выйдет к поселку, а там, в двух шагах от дома, устроить засаду не составит труда. Какой смысл устраивать облаву на дикую кошку в сельве, где она чувствует себя как дома и где придется играть по ее правилам? Гораздо проще подкараулить ее на подходе к человеческому жилью, когда она окажется в непривычной для себя обстановке, решившись выследить новую жертву.

То, что алькальд хотел от него отделаться, тоже не было секретом для Антонио Хосе Боливара. Своими жесткими и язвительными замечаниями старик ранил его почти животное – как у вожака стаи – самолюбие. Старик не мог не признать, что алькальд нашел даже по-своему остроумный способ избавиться от столь беспокойного и неприятного соседства.

Впрочем, старику не было особого дела до того, что именно лепечет вечно потный толстяк. Не слишком интересовало его и предложенное вознаграждение. Его мысли в эти минуты были заняты другим.

Что-то подсказывало ему, что зверь затаился неподалеку. Он бы ничуть не удивился, узнав, что кошка в этот самый миг наблюдает за ними из ближайших кустов. Ощущая каким-то шестым чувством это враждебное присутствие, Антонио Хосе Боливар не переставал удивляться самому себе: как так могло получиться, что ни одна из жертв ягуара-людоеда не произвела на него сколько-нибудь серьезного впечатления? Ему просто-напросто не было жалко этих погибших. Как знать, может быть, жизнь среди индейцев научила его по-иному смотреть на то, что происходит в мире? В действиях этой самки он видел не бессмысленную злобу и жестокость, а своего рода акт правосудия, осуществление права возмездия по жестокому, но справедливому принципу: «Око за око, зуб за зуб». Тот гринго, что стал первой жертвой, убил ее детенышей, а может, и их отца. Так что право на месть Антонио Хосе Боливар признавал за зверем безоговорочно. С другой стороны, было в поведении тигрицы что-то такое, что подсказывало ему: она не просто охотится на людей, приближаясь к столь опасной добыче все ближе и ближе. Нападение сразу на двоих человек, опытных и долго проживших в сельве, таких как Пласенсио и Миранда, нельзя было назвать легкой и безопасной охотой на беззащитную жертву. Тем более рискованно было приближаться к дому, где остановились на ночлег сразу несколько двуногих созданий, явно пришедших сюда, чтобы отомстить за смерть себе подобных. В общем, Антонио Хосе Боливар не мог отделаться от мысли, что дикая кошка сама ищет свою смерть, пусть и неосознанно, как и подобает зверю.

Что-то подсказывало старику, что убить тигрицу означало бы исполнить некий необходимый акт милосердия. Вот только милосердие это несколько отличалось оттого, что обычно понимается под этим словом людьми, умеющими осознавать свои и чужие ошибки, а порой и прощать их, проявляя милосердие к врагу и даруя ему жизнь. Этот зверь искал смерти, но смерти в открытом поединке, своего рода честной рыцарской дуэли. Такого исхода не мог даровать тигрице ни алькальд, ни даже кто-либо из охотников. Им, не прожившим большую часть жизни в сельве, было не по силам понять те мысли, что кружились в голове у старика.

– Ну как, Антонио Хосе Боливар? – снова спросил его алькальд. – Что скажешь?

– Я согласен. Только вы оставите мне сигары, спички и, пожалуй, еще пару патронов.

Услышав такой ответ, алькальд с облегчением вздохнул и тут же выдал старику все, что тот попросил. Возвращающиеся не стали тратить много времени на сборы и на обсуждение деталей обратного пути. Вскоре они попрощались с Антонио Хосе Боливаром, и тот спокойно занялся укреплением входной двери и окна хижины.

После обеда в сельве начали сгущаться сумерки. При неровном, дрожащем огоньке лампы старик сел за стол и принялся читать свою книгу. При этом слух его ловил каждый звук, доносившийся снаружи.

Старик стал перелистывать уже прочитанные страницы с самого начала книги.

Ему было тяжело признаться самому себе в том, что он оказался не готов к спорам с теми, кто слушал его чтение и объяснения. Повторяя вслух фразу за фразой, он с ужасом ощущал, как из них на глазах уходит с таким трудом обретенный смысл. Его мысли стали метаться от одной темы к другой, и ему никак не удавалось успокоить их и заставить себя сосредоточиться на чем-то определенном. «Ну и дела, – удивился он сам себе и тому, что с ним происходит. – А не боишься ли ты, Антонио Хосе Боливар?» Вспомнив старую пословицу индейцев шуар, гласившую, что проще всего побороть в себе страх, спрятавшись от него, он погасил лампу и лег на кипу мешков, положив заряженное ружье прямо себе на грудь. Оставалось только ждать, пока потревоженные страхом мысли не улягутся, как песок, оседающий на дно реки.

Ну что, Антонио Хосе Боливар, немного успокоился? Давай теперь разберемся. Не в первый раз в жизни ты сходишься лицом к лицу с обезумевшим зверем. Что же тебя так беспокоит? Ожидание? А что – ты хотел бы встретиться с этой дикой кошкой прямо сейчас, хотел бы, чтобы она ворвалась в дом через дверь или окно и наступила бы мгновенная развязка? Но ведь ты прекрасно понимаешь, что этого не будет. Ни одно животное не совершит такой глупости. Ни один зверь не станет штурмовать чужое укрепленное логово. И потом, с чего ты вдруг взял, что тигрица будет охотиться непременно на тебя? Тебе не приходит в голову, что, учитывая весь ее ум и кровавый опыт, она вполне может предпочесть одинокой жертве целую компанию? С ее точки зрения, все вместе они не более опасны, чем каждый по отдельности. Она может пойти по следу и убьет их по одному задолго до того, как они доберутся до Эль-Идилио. Ты ведь знал, что она может поступить именно так. Знал, но не предупредил их. Не сказал: «Не отходите друг от друга дальше чем на шаг. Не спите, даже по очереди. Ночуйте на открытом берегу реки и не смыкайте глаз». Впрочем, ты прекрасно знаешь, что даже в таком случае дикому зверю не составит большого труда улучить момент и одним прыжком настичь жертву. Один удар когтистой лапы – и из разодранной глотки фонтаном бьет кровь. Пока остальные преодолеют страх и растерянность, пока они схватятся за оружие, зверь уже скроется в зарослях и начнет готовиться к новому нападению. Неужели ты думаешь, что тигрица считает тебя за равного? Знаешь, Антонио Хосе Боливар, ты никогда не был излишне тщеславным. Не поддавайся же этому глупому чувству и сейчас. Не забывай: ты ведь не охотник. Ты сам не раз и не два просил других людей не называть тебя этим словом. А ведь большие дикие кошки признают только настоящих охотников: тех, вокруг которых распространяется запах страха. А ты – никакой ты не охотник. Жители Эль-Идилио порой называют тебя Охотником с большой буквы. А ты не устаешь твердить им в ответ, что это не так, что охотники убивают, чтобы преодолеть страх, страх, который точит изнутри их сердце и разум. Сколько раз ты видел, как уходила в сельву группа хорошо вооруженных, азартно принюхивающихся к окрестным зарослям людей. И сколько раз по прошествии нескольких дней или недель они вновь появлялись у пристани с мешками трофеев – шкурами муравьедов, нутрий, питонов, медоедов, ящериц, маленьких диких горных кошек… Но ни разу за все эти годы ты не видел среди их трофеев останков большой дикой кошки вроде той, встречи с которой ты сейчас так ждешь. Ты видел, как эти люди до смерти напивались водкой и виски, сидя на связках добытых во время охоты шкур. Для чего они пили? Да для того, чтобы скрыть страх – страх перед оставшимся невидимым, но несомненно видевшим их противником: противником как минимум равным, а скорее всего превосходящим каждого из них по силе и умению убивать. Лишь презрение этого противника позволило им выбраться живыми из дебрей. Кстати, все, верно, заметили и то, что охотников с каждым годом становится все меньше. Почему? Да потому, что и звери уходят из обжитых белым человеком мест все дальше на восток, перебираясь через непреодолимые хребты и скрываясь на все еще недоступных для людей просторах. Даже последняя анаконда, которую видели в стране, – и та уползла от пытавшихся поймать ее ученых за бразильскую границу. А ведь не так давно, в былые годы, ты охотился на гигантских водяных змей прямо здесь, чуть ли не у самого поселка.