Красотка - Татьяна Устинова

– Доктор, хотите чаю? – передала я вопрос.

– Доктор хочет холодной водки и горячего борща, – что-то строча на бумажке, меланхолично отозвалась фарфоровая мадонна. – Но кто ж нальет врачу, который еще на дежурстве? У пациентов своя солидарность. – Значит, внимательно читаем мои назначения и строго их выполняем. Поехали, Григорий Палыч, тут мы уже не нужны.

Она встала и, не обращая ни на кого внимания, зашагала к выходу.

– Ма-а? – вдруг промямлила Сашка, и я бросилась к ней.

И только много позже, когда уже ушли медики, убыли вместе с задержанными коллеги Таганцева, и сам ангел-спаситель Костя, золотой наш человек, удалился по-английски, а с ними тихо испарился заботливый Дима, успевший вскипятить чайник, заварить мой фирменный настой и перемыть скопившуюся в раковине посуду, я вспомнила, что так и не огрела чем-нибудь тяжелым того хмыря в засаленном халате.

Очень, очень жаль, что мое искреннее возмездие не настигло «героя», другого такого шанса уже не будет, да и кураж ко времени нашей возможной встречи испустит свой дух благородного мщения.

В тот вечер Сашка, одурманенная наркозом, ни скорой помощи, ни оперов не заметила, а присутствие рядом заботливой мамочки восприняла как должное. Она решила, что победила и неуступчивую мать, и ненавистные щеки. Боже, какой был скандал, когда выяснилось, что это не так!

Выслушав все, что прокричала мне в лицо взбешенная дочь, я беззвучно ревела в своей комнате, а Сашка бурно рыдала и расшвыривала вещи в своей. Явившаяся с опозданием, Натка на цыпочках перебегала от одной двери к другой, всюду взывала, увещевала и выслушивала что-нибудь нелестное, и в свой адрес тоже. Короче, снова работала медиатором. Миротворец из нее, скажем честно, не слишком умелый, а вот информатор – полезный. Все же именно она узнала о готовящейся операции, благодаря своему природному любопытству, подняла безотлагательно своевременную тревогу, и Сашку удалось спасти.

Ночью, когда Сашка наконец затихла, я долго елозила ухом по ее запертой двери, прислушиваясь к сопению спящей дочки, и даже в нем, прерывистом и громком, угадывала нотки протеста. Моя девочка спала беспокойно, а я и вовсе не могла уснуть.

Уже после полуночи мы с Наткой пили на кухне мой «фирменный» сбор, в который на сей раз щедро бухнули сушеных корней валерианы, и держали военный совет. Сестрица, конечно, была тот еще мудрый советчик, и в другой ситуации я предпочла бы обойтись одной своей головой, но сейчас мне нужен был кто-то, кому я могла озвучить свое программное заявление раньше, чем Сашке. Обкатать его, так сказать, на практике.

– Никаких ей больше денег! – объявила я и погрозила Натке пальцем. – И ты не смей давать! Проездной у нее есть, школьное питание оплачено, на непредвиденные расходы, так и быть, буду выделять пятьдесят рублей в день. Или нет, тридцать.

Натка с осторожным ехидством заметила, что ей трудно представить себе такой непредвиденный расход, который ограничится аж тридцатью рублями. Но я постучала по столу, судейским голосом напомнила, что защите слова не давали, и продолжила:

– И никакого Интернета!

– Совсем-совсем никакого?! – недоверчиво ужаснулась сестрица. – Это вообще как?

– Как в нашем с тобой пещерном детстве: бумажные книжки, деревянные игрушки, реальные стратегии и квесты «Вымой посуду», «Убери в доме» и «Приготовь ужин», – язвительно ответила я. – Еще, так и быть, пусть телевизор смотрит, тупеть ей все равно, судя по выходке с вызовом на дом «эскулапов-волшебников», дальше некуда…

– Нет, я спрашиваю, как ты собираешься перекрыть Сашке доступ к сети? Она же сейчас везде! – Натка раскинула руки и огляделась, как бы окидывая взором необъятные просторы Интернета.

Я тоже повертела головой.

Задержала взгляд на холодильнике.

Слыхала я, будто есть уже такие умные холодильные агрегаты, которые сами проверяют, что там у них внутри, и по мере необходимости заказывают недостающие продукты в Интернете…

Сестра моей подруги Машки, отличный инженер-гидрогеолог, работала по контракту в Японии и там прямо влюбилась в такой умный холодильник. Рассказывала Машке, что с таким агрегатом чувствуешь себя домовитой хозяюшкой: приходишь с работы домой – а у тебя в холодильнике свежее молочко, сыр, маслице, фарш идеальной температуры, можно сразу на сковородку… Я только не поняла, как эти продукты непосредственно в холодильник попадают, кто-то ведь должен их туда загружать? Не сам же агрегат на ножках к двери бежит и ручками пакеты разбирает? Чай, он не сказочный Мойдодыр… То есть Холододыр, или все же Хойдодыр?..

Тут до меня дошло, что валериановый чаек, похоже, подействовал, извилины мои расслабились, мысли начали путаться, и я поспешила изложить сестре свою воспитательную программу-минимум:

– Модем унесу, роутер отключу, а смартфон заберу и дам вместо него старый кнопочный мобильник, вот и не будет у Сашки Интернета. Сама удивилась, откуда я все это знаю?! Сила рекламы! Спасибо тебе, Дима Нагиев!

– А у меня?! – взвыла Натка. – Без модема-то и роутера!

– А у тебя в телефоне 3G останется, им пока и обойдешься, – ответила я, вставая и тщетно пряча в ладошку зевок. – Все, я спать. Надо набраться сил – утром придется выдержать новую битву с Сашкой. Боюсь, без боя она свой смартфон не отдаст…

– Я заработала еще две тысячи! – горделиво уведомила меня сестра утром, когда мы с ней толкались локтями у зеркала.

Битву за трюмо спровоцировала суровая необходимость: мне нужно было нарисовать себе лицо, а сестрице – спрятать свое под полосой бахромы с бомбошками.

– Гжельский ушел! – сказала Натка.

– Кто такой Гжельский? – не поняла я, в ожидании ответа отводя в сторону руку с помадой. А то нечаянно вздрогну от заставшей врасплох новости – и нарисую себе пламенные уста от уха до уха. – И за что он заплатил тебе две тысячи?

Я бы подумала что-то нехорошее, если бы не знала точно, что последние несколько ночей спальню сестрица делила исключительно со мной.

– Лена… У тебя что с головой? Гжельский – это кукольный сервиз с чердака! А ты подумала, что фамилия? – Натка захихикала, и бахрома, которой она прикрыла личико, затряслась, а бомбошки весело заплясали. Я вспомнила, что бахрома тоже родом с чердака – сестрица бережно отпорола ее с дырявой бархатной скатерти. – Смешная!

– Не вижу ничего смешного. – Я дорисовала губы и поплямкала, распределяя по ним помаду. – Вот у адвокатов Сушкиной фамилии такие, что обхохочешься. Айвай, как тебе?

– Ого! Круто! А может, она дочь или родственница Вайфая? Представляешь: «Вайфай – папа Айвай!»

– Ага и сын их Хайвэй!

– Не! Скорее, это что-то южное, – предположила сестрица. – «Ай-вай, дарагой, захады, адвакатом будэшь!» Кавказский акцент хорошо сочетался с бахромистым подобием паранджи. В ней и в полупрозрачном пеньюаре Натка выглядела как знойная женщина, мечта горского поэта.