Астро. Любовник Кассиопеи - Эдуард Тополь

Конечно, после двух недель исполнения своих обязанностей Радий похудел килограммов на десять. Но зато он был на родине, и это чувство — вместе с американским виски — грело его молодое сердце.

— Да, в архитектуре, и вообще в технике, они выше нас на порядок, — говорил тем временем Ян Замански, тот самый астроном из подмосковной обсерватории, который одновременно с пятнадцатилетним Сиднеем Бэрроу принял послание пришельцев и позвонил в Грин-Бэнк Кену Келманну. — Но я думаю, что и свои звездолеты они построили, как египетские пирамиды, — без Эйнштейна и теории относительности. Они же не люди, а гуманоиды. К чему я это говорю? К тому, что технически мы победить их не можем…

— Дело не в технике, а в оружии, — нервно перебил бородач в шерстяном свитере. — Они уничтожили всё оружие! Вообще всё! Не с ножами же воевать с ними!..

— Вот именно, — подхватил Замански. — И значит, у нас есть только два пути. Первый — путь их медленного, через ассимиляцию в следующих поколениях, растворения в человеческой расе. Думаю, это займет лет сто или двести…

— А если не мы, а они нас растворят? — заметил Хубов.

— Да, такая опасность реальна, — ответил Замански. — Но если они произведут только несколько тысяч себе подобных — пусть даже миллион! — этот миллион растворится в трех-четырех поколениях. А вот если они посеют на земле миллиард себе подобных — всё, нам конец.

— А второй путь? — спросил темнолицый татарин — не то кочегар, не то астрофизик, удивительно похожий на Ленина-Ульянова, который сто лет назад именно в таких кочегарках внушал России свои коммунистические идеи.

— А второй путь сложнее, но надежнее, — сообщил яйцеголовый физик-ядерщик с седыми, как у композиторов, сальными космами, свисавшими до плеч. — Нужно их гуманизировать. Нужно привить им интерес к музыке и поэзии и через это подвести их к Христу и к человеческим чувствам. И тогда мы обогатимся их знаниями и технологиями. Поймите, гуманизм — это единственная фора, которую мы имеем. И мы должны эту фору использовать. Впрочем, если кто-то придумает более радикальный путь — я отдам ему свою Нобелевскую премию.

— А я предлахаю заразить их сихфилисом! — вдруг сказал еще один бородач из глубины кочегарки, и Хубов по ярко выраженной «Х» вместо «Г» понял, что это гениальный Криворучко, украинский Эйнштейн и автор теории струнного натяжения Вселенной.

— Каким образом? — повернулся к нему яйцеголовый.

— Ну, нэ знаю, — ответил «Эйнштейн». — Послать к ним сифилитичек из вэндихспансэра…

— Слушайте, а ведь это мысль! — вдохновился косматый астроном. — Ну, не сифилис или СПИД, конечно, а напустить на них, скажем, тиф. А? Или холеру, бубонную чуму. Малярию, наконец! Наверняка у них нет антибиотиков!

Хубов допил из бутылки последние капли виски, досадливо крякнул, не в силах больше слушать этих «пикейных жилетов», поставил пустую бутылку на пол и по железной лестнице пошел прочь из полутемной кочегарки. Было четыре утра, ночная октябрьская темень накрывала русскую столицу, и, едва Хубов вышел через черный ход на Ленинский проспект, морозный предрассветный ветер тут же забрался под тонкую американскую штормовку. Радий передернул плечами и посмотрел вверх. Теперь, когда в городе нет электричества, огромные звезды в совершенно немыслимом даже для астронома количестве горели в черном небе. Машинально отыскав ковш Большой Медведицы и еще два десятка первостепенных звезд, Хубов вспомнил об утраченном космическом радиотелескопе «Астрон», сотнях потерянных спутников и о космонавтах, погибших при вынужденной посадке космической станции «Мир».

Поразительно, что при всей, как мы полагали, технической, индустриальной и военной мощи человечества никакого серьезного сопротивления ни одна страна этим нелюдям так и не оказала. Как только они выключили Интернет и радиосвязь, вся мировая экономика рассыпалась, как карточный домик. С исчезновением Интернета рухнули не только империи Майкрософта, Фейсбука, Гугла и прочих IT-монстров, но и Нью-Йоркская, Лондонская, Парижская, Сингапурская, Московская и прочие биржи, а вместе с ними крупнейшие банки и финансовые империи Уоррена Баффетта, Майкла Дэлла, Ларри Эллинсона, Михаила Прохорова, Романа Абрамовича и прочих новых ротшильдов. А поскольку коллапс экономики не знает географических границ, то без радионавигации омертвели нефтеналивные танкеры и вообще все морское и океанское судоходство. Оставшись без горючего, миллионы и даже миллиарды машин стали металлоломом. Прекратили работать электростанции, а без электричества трубопроводы и газопроводы перестали качать нефть и газ. В мелких городах обезлюдели все дома выше четвертого этажа, а Нью-Йорк, Чикаго, Сан-Диего, Майами, Москва-Сити и все остальные многоэтажные конгломераты, гордившиеся своими небоскребами, подземным и наземным транспортом, супермаркетами и торговыми моллами, превратились в кладбища архитектурных амбиций и заброшенные трущобы, которые тут же заселили миллионы крыс.

Не только правительство США, но и правители остальных стран стали заискивать перед новоявленными хозяевами планеты — лишь бы остаться у власти хотя бы формально. А простые люди, первыми понявшие истинные размеры катастрофы, на последних каплях бензина и даже пешком бежали из городов в провинции, чтобы питаться от земли со своих (и чужих) огородов и садов. Бандитизм, мародерство, рэкет, грабежи и убийства стали нормой жизни и были ограничены только полным отсутствием огнестрельного оружия. Зато ножи, топоры, кинжалы и даже сабли и кортики вновь стали повседневным и обязательным дополнением одежды. Каждая семья старалась завести коров, коз, свиней и кроликов, посадить на своем (или захваченном) участке земли картофель, помидоры, огурцы, кукурузу и пшеницу. Гусей и уток, которые раньше вольно летали с юга на север и обратно, тут же переловили и съели. Главными орудиями производства стали топоры, пилы, плуги, лопаты и мотыги, а главными средствами передвижения — телеги, брички, подводы и кареты. Лесные и парковые деревья пилили на дрова, в домах, превращенных заборами в крепости, заводили сторожевых собак и кирпичные печи. А самым большим дефицитом и богатством стали лошади и мулы. Бродяги, психически больные и юродивые, кликуши и нищие снова заполнили дороги…

Да, мир опрокинулся в двенадцатый век, и выбраться из него к новым Коперникам, Микеланджело и Рафаэлю у него уже не было надежды — хищными стражами тьмы и варварства летали над ним зеленые исполинские пришельцы, сильные, как навозные жуки, и беспощадные, как янычары.

Вздохнув и запахнув штормовку, Радий медленно побрел в сторону центра, думая дойти до храма Христа Спасителя, стоявшего напротив Кремля над Москвой-рекой. Сколько раз за последние недели он слышал эти пустые разговоры о гуманизации зеленых пришельцев! В то время, как мир катится — нет, не катится, а стремительно летит в тартарары средневековья и даже еще дальше, эти пустомели несут очередную маниловщину про гуманизацию пришлых чудовищ. Человечество потратило миллион лет на то, чтобы достичь цивилизованного уровня, но ему не потребовалось и месяца, чтобы рухнуть в средневековье.

Какая жуткая, вязкая грязь под ногами! И вообще, во что теперь превратилась Москва, еще недавно не уступавшая лучшим городам Европы иллюминацией, шиком витрин и luxury cars! Без электричества, неоновой рекламы и потоков «мерседесов», которых в Москве было больше, чем в Берлине, город разом превратился в грязную нищенку и помойку. Ржавеют и гниют вереницы авто, брошенных вдоль тротуаров. Выбитыми окнами зияют оставленные на мостовых троллейбусы, автобусы и трамваи. Рваные рекламные щиты и полотна свисают с черных зданий. Ветер раскачивает мертвые светофоры. Нигде ни огонька, ни света! И всюду мусор, запустение, грязь и грязь! Так не было даже в 1991-м, когда рухнула советская власть и в Москве вдруг исчезли коммунистические плакаты и транспаранты, обнажив гнилые фасады социализма…