Снежное танго - Марта Поллок

Пропуская мимо ушей, недовольное ворчание хозяйки, Феликс открыл дверь и вошел в прихожую.

— Очаровательно… Дыхание весны посреди стужи. Голубые подушки на сине-зеленом диване.

Феликс пощелкал языком.

— Гвендолин, а ты, кажется, говорила, что ненавидишь желтый цвет?

Отряхнув и сняв ботинки, Феликс поставил их на подставку для обуви. Его ноги стояли на куске зеленоватого туфа, подложенного вместо коврика.

— Очень благоразумно с твоей стороны было вставить в окна толстые стекла… Ты что-то сказала?

— Да так, одно словечко, которое когда-то прочитала в туалете колледжа! — процедила Гвендолин сквозь зубы, но тут же сладко улыбнулась. — Ладно, Феликс, хватит валять дурака. Что ты здесь делаешь?

— Ты знаешь, точно такой же вопрос я собирался задать тебе. Чем ты занималась, распластавшись в сугробе в позе парящего орла?

— Придумывала очередное новогоднее поздравление! — язвительно ответила Гвендолин.

— Ага, понятно. Ты много чего успела сделать за эти три часа двенадцать минут и… — Феликс, взглянул на часы, — и сорок одну секунду. Как возвращалась домой? Без проблем?

— На деньги, которые я выложила таксисту, можно было запросто отдохнуть на Палм-Бич.

Уперев руки в бока, Гвендолин неприязненно оглядела его с головы до ног.

— Кстати, об отдыхе. Почему ты не любуешься на девиц в бикини в Монтего-Бей?

— Потому что ты не в бикини, а значит, и смотреть не на что. — Феликс потрепал ее по разрумянившейся от мороза щеке. — С тобой все в порядке? А дом — с ним ничего не случилось за время твоего отсутствия?

Гвендолин захлестнуло знакомое уже тепло и ощущение полного доверия.

— Я в порядке, — сказала она со вздохом. — Судя по всему, электричества в доме не было два часа. Трубы не успели замерзнуть, так ничего страшного не произошло. Я приехала, позвонила родителям и поздравила их. Затем приняла ванну, выпила нормального кофе… переоделась и по примеру соседей, пошла убирать снег…

Гвендолин осеклась, увидев на лице Феликса счастливую улыбку.

— Феликс Миллингтон, — снова повысила она голос, — почему ты здесь и чем вызвано твое хорошее настроение?

— Тем, что я люблю тебя.

Феликс снял пальто, в одних носках прошел в гостиную и уселся в кресло возле камина, поставив рядом принесенный с собой небольшой чемодан коричневой кожи. Напротив него, в углу, красовалась украшенная рождественская елка.

— Ты не хочешь узнать, чем я был занят последние три часа, — он снова взглянул на часы, — двадцать минут и двенадцать секунд?

Гвендолин только вздохнула. Тогда он продолжил:

— Я дошел до того места, где в пятницу оставил машину. Отыскал неподалеку грузовик, который оттащил моего железного коня в ремонт, затем поймал такси и поехал в аэропорт. Взял там напрокат этот синий «ниссан», вызволил свой багаж, поехал домой, принял душ, переоделся… и направился прямиком сюда.

Феликс похлопал по коричневому чемодану у своих ног.

— Заново все упаковал — с учетом здешнего сурового климата.

Гвендолин стала вдруг серьезной.

— Слушай, ты же не можешь действительно провести отпуск здесь, в моем доме. Это… это…

— Безумие? Сумасшествие? Попрание нравов? — спросил он быстро. — Перетерпим! К тому же замок Снайдерсон показался мне просто очаровательным.

Феликс оглянулся вокруг и радостно засмеялся.

— Ты права: я не вижу ни одной вязаной салфеточки.

— Хватит! — заорала Гвендолин, и Феликс с деланным испугом замахал на нее руками.

— Что ты, что ты! Перестань! А то соседи, чего доброго, подумают, что на тебя напали грабители!

Гвендолин сердито уставилась на него.

— Вот и хорошо. Может быть, они вызовут полицию, и тогда…

— Полиция страсть как не любит встревать в семейные ссоры.

— У нас не семейная ссора!

Обескураженная и сбитая с толку Гвендолин злилась на себя все больше и больше. А Феликс тем временем спокойно взял кочергу и принялся неспешно ворошить тлеющие угли в камине.

Проклятье! — мысленно выругалась молодая женщина. Можно подумать, что он у себя дома и все здесь принадлежит ему, в том числе и я. Черт возьми, он даже занял мое любимое кресло!

Гвендолин почувствовала, что ей нестерпимо жарко. И только тут сообразила, что виной тому не только разошедшиеся нервы, но и толстый пуховик, по-прежнему надетый на ней. С трудом, расстегнув молнию дрожащими руками, она сняла его, повесила на вешалку, пригладила мокрые волосы… и приготовилась к решающей схватке.

— В общем, так, Феликс Миллингтон, командовать здесь ты не будешь!

— Почему это?

Гвендолин растерялась.

— В каком смысле?

— О, ты все еще носишь мои рубашку и носки! А говорила, что переоделась, как только приехала! Я тронут, весьма тронут. — Он поднялся из кресла, подошел к ней и положил руку на ее бедро. — В этом наряде ты выглядишь такой знакомой, родной, желанной…

Гвендолин понимала, что если не отступит сейчас хотя бы на шаг, то неминуемо погибнет… Но стояла на месте, как вкопанная.

— Я… я, как вышла из ванной, сразу набросила на себя то… что попало под руку, и пошла, разгребать снег…

— А ты поела?

— Поела?.. А, да… сварила себе кофе… — не сводя с него глаз, пролепетала Гвендолин, плохо понимая, что говорит.

— Ясно!

Она внезапно пришла в себя и, зло, сощурившись, в упор посмотрела на Феликса.

— Слушай, я не беспомощная малышка, которая не в состоянии сама о себе…

— Пожалуй, я приготовлю обед. — Феликс улыбнулся. — После махания лопатой и лежки в сугробе тебе самое время снова помокнуть в ванне. Тем более, что ты об этом мечтала три последних дня. Я иду в кухню, Гвендолин, сделаю что-нибудь, чтобы накормить тебя. А когда ты снова станешь цивилизованным человеком, мы поговорим.

Обреченно вздохнув, Гвендолин вышла из гостиной и скрылась в самом безопасном, как она полагала, месте дома — в ванной.

Впрочем, не прошло и пяти минут, как в дверь постучали.

— Ну конечно! — шлепнула кулаками по воде Гвендолин. — Он просто ждал, пока я разденусь, чтобы потом…

Она задернула белую занавеску.

— Что такое? — сердито спросила молодая женщина, когда Феликс вошел. — Тебе не стыдно?

— Боже, ты такая скромница?

— Была. До прошлой пятницы.

Гвендолин поглубже опустилась в пенную воду. А Феликс, сорвав с крючка первое, попавшееся под руку полотенце, расстелил его на кафельном полу и уселся.