Белые тела - Джейн Робинс

– Считай, это твоя летняя премия, награда за то, что ты уговорила мистера Ахмеда купить все книги Вудхауза и продала так много открыток «Скорейшего выздоровления».

Смеюсь, потому что мы обе знаем, что за последние три месяца я продала всего одну такую открытку.

На следующий день я надела замшевые ботильоны с джинсами, и Дафна сказала:

– Очень мило. Можно их по-разному носить.

Приходит Уилф, и я совершаю променад через весь зал до полки, чтобы поставить книгу по кулинарии на место. Он не замечает обуви, но смотрит на меня озадаченно, пытаясь понять, что изменилось.

– Могу я чем-то помочь?

– Думаю, да.

– И чем же?

– Ты свободна на выходных? Подумал, может, захочешь поехать со мной, поработать в саду?

– Что? С тобой?

– Конечно, со мной… У тебя есть резиновые сапоги?

– Да.

Он уходит, а я до ужаса озадачена таким развитием событий, с удивлением принимая тот факт, что Уилф не поставил на мне крест. Я смотрю на Дафну, она смотрит на меня.

– Только не слишком воодушевляйся, – говорю я. А она начинает насвистывать «Love Is In The Air»[13].

– Не знаю я, что ты там насвистываешь.

– А я не знала, что ты любишь садоводство.

* * *

В субботу Уилф приезжает к моей квартире. Машина у него – побитый фольксваген, весь перепачканный землей. Он убирает с пассажирского сиденья старые газеты, бумажные стаканчики из-под кофе, другой мусор, бросая его куда-то назад, к нагромождению из садового инвентаря (лопаты, грабли, совки, мешки с почвенными смесями и гравием), и я сажусь в машину. День жаркий, и я надела старую хлопковую рубашку в синий цветочек и шорты, которые когда-то были ярко-розовыми, но выцвели до поросячьего цвета. На ногах, как и было велено, резиновые сапоги.

– Мне нравится, что в машине пахнет землей, – говорю я с улыбкой, чтобы он не подумал, что это сарказм.

– Я люблю землю, – улыбается он в ответ, бросив взгляд на мои бледные бедра, которые уж слишком сильно обнажаются в положении сидя. Я тоже смотрю на них и не понимаю, как можно считать их соблазнительными, когда они просто большие.

* * *

Мы подъезжаем к белоснежному особняку на Бишопс-авеню, с колоннами и портиком. Уилф набирает код на кованых воротах, и они открываются автоматически.

– Полагаю, внутри все в мраморе и золоте, – говорю я.

– Ты почти права. Мраморные полы.

– Олигарх из России?

– Нет… Дипломат из Средней Азии.

Уилф сказал, что сад пока что на «подготовительном этапе», это значит, что мы должны будем все подрезать, вычистить и вскопать. Это тяжелая работа, и мне нравится необходимость применять физическую силу, я вонзаю лопату глубоко в землю и разгребаю большие куски черной почвы, которую я перетираю между пальцами, выбирая из нее сорняки и кусочки мусора, вспоминаю о том дне, когда давным-давно нашла овечий череп под кустом. Хочу рассказать Уилфу об этом, но не могу найти нужных слов, и все, что мне удается сказать, это: «Здесь, под землей, – целый мир. Сорняки, коренья, улитки, у меня тут просто монстр какой-то попался, не знаю, удастся ли его выкорчевать».

Уилф подходит и подкапывает этот жуткий сорняк со всех сторон, после чего мы вместе тянем его изо всех сил, пока он не начинает шататься.

– Что может быть сексуальней шикарной женщины, которая вся в земле и поту борется с сорняками?

Я улыбаюсь, и он уходит обратно к своему участку, пока я смотрю на малиновку, она присела на ближайшую от меня ветку, а потом стремительно слетела вниз за червяком.

Уилф по большей части не говорит ничего во время работы, просто ходит туда-сюда по саду со связками палок и веток, расчищая уголок, предназначенный для высадки цветов, и вдруг меня ошеломляет то, насколько он похож на того Уилфа, каким я его представляла в мечтах: широкие шаги, закатанные рукава, капли пота на лбу. Во время перерыва мы садимся на низкую каменную изгородь, передавая друг другу термос с чаем; еще он захватил с собой пачку печенья «Хобнобс». Хвалит меня за умение копать и начинает рассказывать о планах на этот сад, показывает набросок дизайна, нарисованный на смятой бумажке, которую он вытащил из заднего кармана шорт цвета хаки. Неожиданно разговор заходит о Тильде.

– Ты все еще беспокоишься за нее?

Я хочу ответить, что нет, но все порчу.

– Ты знаешь, сколько женщин погибает от рук своих партнеров? Две в неделю. Это норма.

– Ты же не думаешь, что Тильду собираются убить?

– Нет… Но…

Он не дает мне развить идею, сказав:

– Держи лопату, и пойдем еще покопаем…

В его мире все хорошо, и я попадаю под влияние его позитивного настроения, работая лопатой с остервенением. Вхожу в ритм, врезаясь в землю, рыхлю ее, гребу, просеиваю, полностью погружаюсь в процесс, наслаждаясь при этом видом малиновки, которая то и дело ищет себе новую жертву. Но через полчаса я выбиваюсь из сил, и Уилф предлагает мне отдохнуть, пока он не закончит.

– Давай переместимся в паб, – говорит он. – В качестве награды.

И мы едем в «Олбани».

На этот раз народу там не так много, и мы сидим рядом на лавке за столиком в углу, два усталых работника, земля повсюду: под ногтями, в волосах, на ногах. Кажется, даже во рту песок.

– Теперь будешь ждать следующих выходных? – спрашиваю я. – Или ты бываешь там по вечерам?

– У меня есть команда. – Он пожимает плечами, как бы говоря: «В этом нет ничего такого». Но я под впечатлением.

– Команда! Так ты нанимаешь людей? Выходит, уже и бизнесмен… – Чувствую, что я словно уменьшаюсь изнутри. Если он такой успешный, что интересного он нашел во мне?

– Ну, это два парня из Румынии, они работают по контракту, – поясняет он. – И я приезжаю туда почти каждый вечер, чтобы проверить, укладываемся ли мы по срокам, и поставить задачи на день. В этой сфере большая конкуренция, слишком много людей, которые делают то же самое, и слишком мало клиентов. Но если ты делаешь работу хорошо, то успех возможен.

– А как ты убеждаешь людей, что они должны нанять именно тебя?

– Словами, в основном… Хотя я не очень-то хорош как администратор, все эти счета, контракты…

Он рассказывает, а я вдруг замечаю, что наши руки слегка соприкасаются из-за закатанных рукавов. Осознание этого заставляет сердце немного сжаться, и руки едва заметно начинают дрожать. Надеюсь, он не заметит, и я говорю, почти на выдохе:

– Я могла бы помочь… Если хочешь. С бумажной работой.

Выражение его лица меняется, как если бы он счел эти слова смешными.