Адольф Гитлер. Жизнь под свастикой - Борис Соколов

За несколько месяцев были смещены правительства во всех землях, где нацисты не были у власти, и там стали править гаулейтеры НСДАП. Были ликвидированы профсоюзы, а все рабочие и служащие объединены в единый Германский трудовой фронт. Были ликвидированы и все политические партии, кроме НСДАП, которая стала частью государства. В течение пяти месяцев после прихода нацистов к власти ее численность возросла втрое и достигла 2,5 миллиона человек. К 1938 году, в канун Второй мировой войны, в Рейхе насчитывалось свыше 580 тысяч партийных работников, в том числе 41 гаулейтер (руководитель земельной парторганизации), 808 крайслейтеров (руководителей окружных парторганизаций), 28 376 ортсгруппенлейтеров (руководителей квартальных организаций) и т. д. Именно они обладали реальной властью на местах.

24 октября 1933 года, выступая в берлинском «Шпортпаласте», фюрер демагогически заявил: «Если я буду заблуждаться или если народ сочтет мои действия недопустимыми, то он может казнить меня. Я готов к этому». Разумеется, в условиях однопартийной диктатуры никто не мог даже критиковать действия первого лица в государстве, а уж тем более казнить его, какие бы преступления он ни совершил. А преступления Гитлера только начинались.

Рем утверждал: «Только мои штурмовики добьются чистых, неискаженных национализма и социализма и сохранят их». Подобный радикальный пуризм пугал и военных, и средний класс, на поддержку которых Гитлер рассчитывал в воссоздании германской военной мощи, а затем в борьбе за новое «жизненное пространство». Рем же хотел увеличить численность СА до 3,5–4 миллионов человек и создать государство в государстве, а затем продиктовать свои условия Гитлеру. Тот уже в июне 1933 года ликвидировал «частные» концлагеря штурмовиков и созданные ими части вспомогательной полиции. Рем возмущался: «Тот, кто требует усмирить революцию, тот предает ее. Рабочие, крестьяне и солдаты, маршировавшие под стягами штурмовиков, завершат свою задачу, не обращая внимания на приспособленцев — обывателей и нытиков». И пригрозил: «Устроит это вас или нет, — мы продолжим нашу борьбу. Если вы наконец поймете, о чем идет речь, — идите вместе с нами! Если вы не хотите — мы пойдем без вас! А если понадобится — и против вас!» На Рема давили и сотни тысяч безработных штурмовиков, которые ничего не умели делать, кроме как устраивать уличные побоища с политическими противниками. Рем требовал учреждения особой подсудности СА, по которой командиры могли бы жестоко карать за преступления своих подчиненных, но при этом те же командиры штурмовиков могли бы «судить за убийство СА до 12 человек — членов вражеской организации, замешанных в подготовке убийства». Рем также надеялся влить СА в рейхсвер и фактически поглотить его, а также создать полицию из штурмовиков. Тогда под его контролем оказались бы основные силовые структуры страны. А о «друге Адольфе» «друг Эрнст» в интимном дружеском кругу приверженцев однополой любви высказывался совсем уж непарламентски: «Адольф — подлец. Он предает всех нас. Якшается только с реакционерами. Старые товарищи для него, видишь ли, плохими стали. Набрал себе генералов из Восточной Пруссии. Они теперь его доверенные люди... Адольф точно знает, чего я хочу. Я ему об этом не раз говорил. Не надо копии кайзеровской армии. Совершили мы революцию или нет? Нужно что-то новое... Новая дисциплина. Новый принцип организации. Генералы — старые рутинеры. У них никогда не появятся новые идеи. А Адольф остается штафиркой, «художником», витает в облаках. Думает о том, чтобы его оставили в покое. Будь его воля, сидел бы себе в горах и разыгрывал Всевышнего. А мы стоим без дела, хотя руки чешутся... Сейчас у нас есть уникальная возможность совершить новое, великое, перевернуть весь мир. А Гитлер кормит меня обещаниями. Хочет, чтобы шло все своим чередом. Надеется, что потом произойдет чудо небесное. Это подлинное «я» Адольфа. Хочет унаследовать готовую армию, чтобы ему ее сформировали «спецы». Когда я слышу это слово, мне хочется рвать и метать. А потом, как он говорит, сделает армию национал-социалистической. Но сперва отдаст ее под начало прусских генералов. Откуда там потом взяться революционному духу? На своих местах остаются старые козлы, которым новую войну не выиграть. Как вы все ни старайтесь, очки вы мне не вотрете. Тут вы губите душу нашего движения».

Но Гитлер понимал, что без спецов хорошей армии не создашь. А министр рейхсвера генерал Вернер фон Бломберг горячо симпатизировал фюреру. Он приказал чинам рейхсвера отдавать честь членам военных формирований НСДАП и функционерам, одетым в партийную форму. 25 февраля 1934 года Бломберг отдал приказ, чтобы все военнослужащие носили на мундирах имперского орла, держащего в когтях свастику. 28 февраля 1934 года Бломберг распорядился изгнать из рейхсвера всех евреев и запретил в дальнейшем принимать их на службу. А с 1 апреля 1935 года военным было запрещено жениться на женщинах неарийского происхождения. Отказываться от услуг таких профессионалов, как Бломберг, Гитлер не собирался.

Но фюрер также попытался успокоить и Рема с его штурмовиками. 1 декабря 1933 года Рем был введен в правительство в качестве министра без портфеля. Гитлер внушал штурмовикам: «Вся ваша жизнь будет борьбой. Вы родились в горниле схваток, не надейтесь, что мир наступит сегодня или завтра». И сердечно поздравил «друга Эрнста» с Новым, 1934 годом. Но тогда же он решил ввести всеобщую воинскую повинность в рамках рейхсвера, что перечеркивало надежды руководителей СА, что основой армии станут штурмовые отряды.

Рем между тем начал выставлять вооруженную охрану армейских штабов и направил в министерство рейхсвера меморандум, где оборона страны объявлялась прерогативой СА, а рейхсверу отводилась только роль военной подготовки населения. Разумеется, генералы с этим согласиться не могли. И Гитлер тоже понял, что с «другом Эрнстом» пора кончать. Уже в начале января 1934 года он вызвал к себе начальника гестапо Рудольфа Дильса и поручил ему собрать компромат на Рема и других руководителей СА, а также о совершенных СА террористических актах. При этом фюрер подчеркнул: «Это самая важная задача из всех, которые когда-либо ставились перед вами».

А 2 февраля 1934 года Гитлер выступил с большой программной речью перед гаулейтерами в Берлине, где не только утвердил «фюрер-принцип» в жизни национал-социалистического государства, но и явственно бросил камень в огород Рема и его товарищей: «Те, кто утверждает, что революция не закончена, — дураки. К сожалению, у нас в движении есть люди, которые понимают под революцией постоянный хаос... Главное — подбор людей способных и со слепым повиновением претворяющих в жизнь правительственные распоряжения. Партия — это своего рода орден. Она должна обеспечить необходимую стабильность всего немецкого будущего... Первый фюрер был избран судьбой; второй фюрер должен с самого начала иметь за собой верное, скрепленное клятвой объединение единомышленников. Нельзя избирать того, кто опирается на самостоятельную преобладающую силу!

Фюрер всегда может быть только один... Такая организация, обладающая внутренней жесткостью и силой, будет держаться вечно, ее никто не сможет свергнуть. Сплоченность внутри движения должна быть небывало крепкой. Мы не имеем права вести борьбу между собой; посторонние не должны знать о наличии у нас разногласий! Народ не может нам слепо верить, если мы сами будем разрушать это доверие. Даже последствия неверных решений должны сглаживаться безусловной сплоченностью. Никогда один авторитет не должен использоваться против другого...