Ходячие. Второй шаг - Анна Зимова

Разглядев полицейского, застрявшего в эскалаторе, мужчины засмеялись:

– Что вы делаете с мусором?

– Ничего, – буркнул Саня.

– А нам показалось, тут кто-то говорил про пистолет. Хотели обчистить ментяру? Парни, брать у мусоров – западло. Не марайте ручки. И поднимите их. Только медленно.

Саня тяжело задышал.

– Не дергайся. Я с этой штучкой, – мужчина продемонстрировал нож, – обращаюсь хорошо. – И приказал свите:

– Достаньте пистолет у мента. Как мы его проглядели вообще?

– А вам, значит, не западло? – поинтересовался Саня.

– Самый умный? Мой это пистолет, понятно? Тут все мое.

– Достал! – Мужчина направил пистолет на Саню.

Саня поднял руки.

– Парни, давайте жить дружно, – предложил он. – Мы просто зашли за продуктами.

– А что, разве здесь кто-то ссорится? – Мужчина обернулся к спутникам: – Вы с ними ссоритесь?

– Нет, – ответили ему хором.

– Ты что-то попутал, парень. Здесь все живут дружно. Никто никого не щемит.

– Тогда мы пошли? – Саня с сожалением посмотрел на пистолет.

– Конечно, ребята, идите куда шли. Удачи вам.

– Ага, покедова.

– А баба пусть останется.

* * *

Он перевернулся на живот и вскрикнул от боли. Голову будто ковырнули дрелью. Потом он вспомнил. Хотел было сесть, но ударился обо что-то и едва не лишился чувств. Открыл глаза. Над ним – дощатый настил. В глазах двоилось, накатывала тошнота. Он стал исследовать свое ложе, оно было мягким, довольно приятным на ощупь. Кажется, это бархат. Бархат под ним и доски над ним. На секунду ему привиделось, что это гроб, что он очнулся после того, как его закопали в землю. Накатила паника, но вскоре он понял, что лежит на бархатной скамье, глубоко задвинутой под деревянную столешницу. Вот край скатерти, вот ножка стола. Осторожно выбравшись из тесного пространства, он схватился за голову и почувствовал под пальцами что-то мягкое. Голова забинтована, значит, досталось ему хорошо.

Со стены на него смотрел Антон Павлович Чехов. Какой же все-таки у классика насмешливый взгляд. Столешница завалена фантиками. Держась за край стола, он попытался сделать шаг. Голова закружилась так, что, если бы в желудке была еда, его бы обязательно вырвало. «Ах ты ж…» – выругался он и снова прилег на бордовый бархат.

Последнее, что он помнит, – освещенный вспышкой молнии топор, который вот-вот опустится ему на голову, а человек, который хочет его убить, почему-то в трусах. Или то был сон?

– Ты, оказывается, разговариваешь, – раздался над головой тонкий голосок. – А вчера почему молчал?

Осторожно, едва дыша, Стас стал приподниматься на локтях. Ему помогли, усадили ровнее. Наконец он разглядел мужчину. Писклявый голос мог бы принадлежать худосочному юноше или ребенку, но человек оказался зрелым, при этом весьма высоким и полным. Мужчине достались кожа и волосы из тех, которые называются «проблемными», – жирные, неопрятные. Синий свитер в пятнах, из-под него фривольно торчит мятая розовая рубашка.

Однако, странное местечко. Похоже на квартиру какой-нибудь старушки. Кроме Чехова, на стене портреты Чайковского, Пушкина, Карла Маркса. На полке несколько томов советской энциклопедии. Старый телевизор накрыт салфеточкой, связанной крючком. На нем фарфоровая кошка манерно лижет лапу. И всюду – целые вороха мусора. Пол, подоконник и столы усыпаны мятыми обертками от конфет и шоколада, коробочки из-под йогуртов набиты ореховой шелухой и апельсиновыми корками.

Наконец он увидел барную стойку и понял: ресторан. Он в одном из тех мест, которые пытаются заманить клиента, играя на его воспоминаниях. «В советское время мы жили в такой же обстановке, – должны думать посетители, – простой и безыскусной. У нас не было плазменной панели и компьютеров. На стене висел ковер с турецким орнаментом и репродукции картин Шишкина. На полках стоял всякий фарфоровый сброд – балерины, бюстики вождей революции, композиторов и поэтов. Но как же, черт побери, у нас было уютно». Так подумает клиент и закажет себе к закускам еще и водочки, которую ему подадут всенепременно в старомодном графинчике. Меню в таком кафе тоже обычно с выкрутасами. «Борщ, как у мамы», «Биточки по-домашнему», «Селедочка душевная». Многие действительно находят подобные заведения милыми, особенными. Лично ему эта ретро-чепуха не нравится. Наляпают в интерьере всего подряд. Из-под кружевной скатерки выглядывает новенькая музыкальная установка, а за трогательным тюлем на окнах прячутся современные жалюзи.

– Сильно болит? – пропищал незнакомец. Дикое сочетание – тоненький голосок и массивное тело.

Даже едва заметный кивок причинил страшную боль.

– Я сходил в аптеку, принес тебе лекарства, – мужчина протянул целлофановый пакет.

– Спасибо… эээ…

Заглянув в пакет, Стас удивился. Его вроде как ударили по голове, но незнакомец зачем-то принес и желудочное, и средство от давления, и зачем-то успокоительное. Наконец он нашел на дне пакета обезболивающее и съел.

– Игнат, – представился мужчина с сияющей улыбкой: – Шоколадку будешь?

– Шоколадку?

– Есть еще вафли. Печенье. Конфеты. Сгущенка. Пряники. Апельсины были, но закончились.

– Стой, стой, – Стас прикрыл глаза, так пронзителен был этот голосок, каждое слово, как укол в мозг. – Я совсем не хочу есть…

Игнат смотрел на него с добродушной улыбкой.

– Я не спрашиваю, почему ты пытался убить меня. Наверное, принял за больного. Но почему ты был в одних трусах?

– Я просто гулял под дождем.

– Гулял? Под дождем? Холодно же.

– Что такого? Я дождь люблю. Извини, что ударил.

– А почему, кстати, не убил? Я, как увидел топор, подумал: «Ну, теперь точно все…»

– Попал той стороной, которой мясо отбивают. Почему ты молчал? Я же просил тебя подать голос. Этих узнать легко – они не говорят. Вот я и обознался.

– Потерял голос. Как говорится, не вовремя.

Поёрзав на месте, Стас выяснил, что в его состоянии ни одна поза не может быть удобной.

– А где люди, которые были со мной? Ты их видел?

Игнат разворачивал конфету, приоткрыв рот от усердия, и вопроса, кажется, не расслышал. С трудом сфокусировав взгляд на лице Игната, Стас понял, что помимо тонкого голоса у мужчины имелась еще одна странность. То, что с ходу можно было принять за слишком оживленную мимику, оказалось непроизвольным кривляньем. Веки подергивались, глаза блуждали, щеки шевелились, будто их распирало изнутри.

– Куда делись люди, которые были со мной? – Стас повторил вопрос громче.

– Сели в белую маршрутку и уехали, – Игнат справился наконец с оберткой и отправил конфету в рот. Фантик полетел на пол.