Черные кувшинки - Мишель Бюсси

Патрисия долго вглядывалась в невинные детские лица. Господи, она все еще не в состоянии поверить в то, о чем поведала ей эта полоумная старуха. Такого просто не может быть! Она все придумала! Неужели она и правда знает, кто убийца Жерома? Человек, которого она сама, Патрисия, заподозрила бы в последнюю очередь!

Ее охватила дрожь. Из глаз потекли слезы. Наконец она собралась с силами и встала.

Она знает, что должна сделать. Перешла в гостиную, по пути машинально передвинув на пару сантиметров бронзовую фигурку Дианы-охотницы на буфете вишневого дерева.

Да чем она рискует?

Патрисия выдвинула ящик буфета и достала старую записную книжку в черной обложке. Снова села в кожаное кресло, взяла трубку беспроводного телефона и набрала номер.

— Алло! Комиссар Лорантен? Это Патрисия Морваль.

На том конце провода молчали.

— Жена Жерома Морваля. Дело Морваля. Хирурга-офтальмолога, убитого в Живерни… Вы понимаете, о чем я?

На сей раз ей ответил раздраженный голос:

— Разумеется, понимаю. Я на пенсии, но болезнью Альцгеймера пока не страдаю.

— Ну да, ну да. Я потому вам и звоню. Я часто встречала вашу фамилию в местной прессе. С самыми хвалебными отзывами. Мне нужна ваша помощь, комиссар. Я хочу, чтобы вы провели… как бы это сказать… ну, что-то вроде параллельного расследования. Я имею в виду, помимо официального.

Она замолчала. Молчал и ее собеседник.

Хвалебные отзывы…

Комиссару Лорантену невольно вспомнились самые громкие в его карьере дела. Годы, проведенные в Канаде, и участие в раскрытии кражи из Монреальского музея изящных искусств в сентябре 1972 года. Это было одно из крупнейших в истории ограблений — злоумышленники похитили 18 полотен: Делакруа, Рубенс, Рембрандт, Коро… В 1974-м он вернулся в Вернон, а одиннадцать лет спустя, в ноябре 1985-го — за три года до выхода на пенсию — расследовал кражу из музея Мармоттана девяти картин Моне, в том числе самой знаменитой — «Впечатление. Восход солнца». Именно он, Лорантен, прикомандированный к центральному управлению по борьбе с незаконной торговлей произведениями искусства, в 1991 году разыскал картины. Пройдя через руки члена японской якудза по имени Сюнити Фудзикума, они приземлились в Порто-Веккьо, у одного корсиканского бандита. Дело приобрело широкий международный резонанс, все газеты того времени писали о нем на первых полосах… Кажется, это было вечность назад.

Лорантен прервал молчание первым.

— Мадам Морваль, я ведь уже на пенсии. С финансовой точки зрения, пенсия комиссара полиции выглядит не слишком завидно, но мне хватает. Почему бы вам не обратиться к частному детективу?

— Я думала об этом, комиссар. Разумеется, думала. Но ни у одного частного детектива нет вашего опыта в области незаконной торговли предметами искусства. А в этом деле он необходим…

— Так чего же вы от меня хотите? — В голосе комиссара слышалось искреннее удивление.

— Вам уже стало любопытно, комиссар? Признаюсь честно, я на это рассчитывала. Сейчас я опишу вам картину. А вы вынесете свою оценку. Не кажется ли вам, что действия молодого неопытного следователя, самым нелепым образом влюбившегося в главную подозреваемую — или в жену главного подозреваемого, — носили во многом ошибочный характер? Разве он мог успешно довести расследование до конца? Я имею в виду, объективно? И можно ли полагаться на его суждение, если мы хотим узнать правду?

— Но он ведь работал не один. У него был заместитель. И целая команда…

— Полностью ему подчиненная.

Комиссар Лорантен закашлялся.

— Извините. Я бывший полицейский. Мне скоро восемьдесят. В последние десять лет я ни разу не заглядывал в комиссариат. И я по-прежнему не понимаю, чего вы от меня ждете.

— Тогда я постараюсь еще немного распалить ваше любопытство, комиссар. Вы ведь читаете газеты? Советую вам обратить внимание на страницу некрологов. В рубрике местных новостей. Уверена, вы заинтересуетесь.

Комиссар почти не скрывал иронии:

— Непременно посмотрю, мадам Морваль. Вы все рассчитали правильно — себя не переделаешь. Ваши странные намеки помешают мне и дальше спокойно разгадывать судоку. Не каждый день получаешь подобные просьбы. Вам удалось внести разнообразие в повседневную рутину холостяка-полицейского на пенсии. Но я так и не понял, чего вы от меня хотите.

— Неужели я выражаюсь недостаточно ясно? Ну хорошо. Скажем, так: молодой инспектор уделял слишком много внимания искусству вообще и живописи, в частности, в том числе «Кувшинкам», и слишком мало — старикам.

Снова настало долгое молчание.

— Полагаю, — наконец заговорил комиссар, — я должен чувствовать себя польщенным вашими намеками, но, поймите, для меня все это — далекое прошлое. Я отстал от жизни. Если вы надеетесь на альтернативное расследование, то, боюсь, обратились не по адресу. Позвоните в департамент полиции, занимающийся преступлениями в сфере искусства. Там много более молодых сотрудников…

— Комиссар! — перебила его Патрисия. — Проведите это расследование! Как любитель. Беспристрастно. Что может быть проще? Это все, о чем я вас прошу. А дальше вы сами все поймете. Кстати, могу дать вам одну наводку. Зайдите в Интернет, на сайт «друзей доинтернетной эпохи». Если у вас есть дети или внуки, они вам помогут. Вбейте слово «Живерни». Дата: тысяча девятьсот тридцать шестой — тридцать седьмой год. Я полагаю, это послужит толчком к началу расследования и позволит взглянуть на дело под новым углом зрения. Впрочем, сами увидите.

— Какую цель вы преследуете, мадам Морваль? Вас сжигает жажда мести?

— Нет, комиссар. Вовсе нет. Пожалуй, впервые в жизни меня переполняет совсем другое чувство…

Патрисия Морваль нажала отбой. Почти с облегчением.

За окном горел закат. Солнце медленно опускалось за холмы вдоль берегов далекой Сены, делая зыбкий пейзаж похожим на полотно импрессиониста.

Инспектор Бенавидиш не переставал удивляться спокойствию Амаду Канди. Чем внимательнее он изучал галерею великана сенегальца, тем яснее понимал, насколько она необычна. Вместо безупречной белизны, призванной подчеркнуть красоту выставляемых работ, — стены в лохмотьях облупившейся краски, свисающие с потолка голые лампочки и кирпичная кладка, на вид скрепленная не столько цементом, сколько грязью. Судя по всему, Амаду Канди прикладывал неимоверные усилия, чтобы превратить свой магазин в пещеру.

— Позвольте подытожить, месье Канди, — сказал Сильвио. — Что мы имеем? Некрасивую любовницу. Бабушку без гроша в кармане. Дождливый англо-нормандский остров. Неужели поведение вашего друга Морваля не кажется вам удивительным?

— Я всегда ценил в нем оригинальность.

— А Сарк?

— Что — Сарк?

— Остров Сарк вы тоже ценили?