Змеесос - Егор Радов

Он помнил свое раннее детство и другие воспоминания, которые, словно душная змея, сдавливали его тело и душу страстной ностальгией. Какие-то женские лица и сиськи вставали перед его внутренним зрением, высекая из настроения гордость причастности к массовой жизни всех остальных. Миша Оно был готов ко всему, хотел все, и не знал, чем заняться в ближайшую секунду. Убийственная радость наполняла его; он прыгнул вверх просто так и захотел общения и познания. Он пошел варить кофе.

Кофе был здесь, кофе был с ним, кофе кипел и мечтал быть выпитым. Было утро, было поздно, было солнечно. Солнце пронзало черноту кофе внутри чашки, как шпага, прокалывающая горячее сердце. Пенка кофе, как блистательная женская шапочка, покрывала внутренность напитка. Рядом лежали другие предметы, и ничто не могло нарушить их существования. Множество банок стояло внутри шкафа, они сверкали и были красивы и разноцветны; лиловый диван углом был готов усадить на себя любого, и Миша был одет в лиловый халат и кожаные тапочки, и сидел на этом диване, положив ногу на ногу. Мир любил Мишино присутствие и словно желал убаюкать его своими мягкими аксессуарами, состоящими из посуды, одежды и темных коридорных углов. Внезапно стал звонить телефон, Миша взял трубку и услышал некий голос.

— Это ты, мой друг? Вперед, пошли со мной, тебе будет интересно, тебе нужно найти себя. Я жду тебя в два часа на Площади Прекрасного Мгновения, и ты должен быть вовремя!

— Хорошо, — сказал Миша Оно.

Он повесил трубку, залпом допил остывший кофе и пошел надевать шикарный костюм, состоящий из ярких цветных частей. Он повязал галстук и скоро был готов к дальнейшим приключениям.

— Гениально! Я могу умереть, — сказал Миша Оно и пошел в гости.

Лао умер. Миша Оно шел по улицам, насвистывая восторженные мелодии, приводящие его в благодушное состояние. Перед ним были сияющие улицы с разноцветными домами из стекла, вывесками и магазинами. У входа в аптеку сидел нищий и умиротворенно протягивал руку. От него пахло одеколоном и свежестью.

— Будь счастлив всегда, молодой человек! — радостно приветствовал нищий Мишу, — Подай немного денег.

— По-моему, вы богаче, чем я, — сказал Миша, усмехнувшись.

— Возможно, — ласково ответил нищий. — Но ведь я — нищий. Мне нужно подавать. Вам приятно достать монету из кармана, приятно сознавать свою нравственную высоту, приятно делать добро. Вы кладете ее в морщинистую руку. Вы не знаете моих доходов и никогда не узнаете, если не будете социологом, учетчиком или кем-нибудь из этой области, и вам всегда будет казаться, что вы осчастливили меня — а разве это не чудесно?

— Вы правы, я забыл, — сказал Оно, но потом добавил: — Однако иногда бывает приятней наоборот совершить что-нибудь мерзкое, например убить вас. Мазохистические муки иногда сладостней рая.

— Конечно! — просиял нищий. — Но сейчас, как вам известно. убийство нищих не в моде. А следуя моде, вы ощущаете себя современным молодым человеком, имеете успех у женщин, и это прекрасно!

— Да, но часто бывает приятней как раз идти против моды. Вы говорите: убийство нищих не в моде. Я слушаю вас, а сам медленно приканчиваю вас, скажем, нанося вам бритвой глубокие и длинные раны. Я смотрю на вашу кровь, на ваш обезображенный облик, предвкушаю свою будущую казнь, чувствую, какой же я немодный и испытываю истинное мазохистическое наслаждение. Разве нет?

Нищий задумался, потом сказал:

— Похоже, что вы достаточно умны для своих лет, мне даже трудно вам возразить. Что ж. выбирайте сами. Вы меня так озадачили, что я сам запутался.

Миша Оно задумался и думал минут пять. Потом он сказал:

— Я решил: я не буду вас убивать. Мне лень, и не то настроение. Сегодня солнце, тепло, синее небо, и мне хочется быть добрым, трогательным и великодушным, поэтому возьмите мои деньги, и пусть умножатся ваши дни и мгновения!

Нищий взял деньги и растроганно вздохнул. Потом бросил их в мешок с другими деньгами и поправил свои изящные лохмотья, словно ожидая предстоящего шествия дам.

Миша Оно пошел дальше и действительно испытал некую умиротворительную радость в соответствии с тем, что сказал человек, который был старше и, наверняка, опытней в удовольствиях, чем он. Город вокруг услаждал зрение и чувство родины своей красотой; верхи зданий блестели в небе, гармонируя с нерукотворной природой, и день только начинался. Миша пришел на Площадь и тут же увидел человека, к которому он шел.

— Здравствуйте! — сказал человек. — С прибытием. Вы меня помните?

— Я должен вас знать и помнить, — ответил Миша.

— Меня зовут Иван Петрович Лебедев, Я решил занять вас чем-нибудь, ведь вы еще не определились.

— Я не помню, — сказал Миша, — Я проснулся.

— Это нормально, — улыбаясь, проговорил человек. — Мы пойдем с вами в гости, вы должны выбрать, вы должны кем-то стать. Кто вы?

— Не помню, — сказал Миша. — Я — никто, я — вообще.

— Вы должны выбрать, — улыбаясь, сказал Иван Петрович. — Пойдемте. Я приведу вас в интересную компанию. Вы можете остаться, можете уйти. Я развлеку вас. Вам скучно?

— Я проснулся, — ответил Миша. — Мне понравилась погода. Я хочу выпить пива.

— Вы любите девочек? — спросил Иван Петрович.

— Это приятно, — ответил Миша.

— Пойдемте, — сказал Иван Петрович.

Они пошли вперед, Иван Петрович улыбался, щуря глаза; свою левую руку он положил в карман пиджака, а правой махал туда-сюда в такт ходьбе. Навстречу шел негр, он вытащил арбалет и сказал:

— Я прикончу тебя, Дульчинелла!

— Идите внутрь! — отмахнулся от него Иван Петрович, издавая какой-то странный цокающий звук. — Не до тебя!.. Негр замер, роняя арбалет на ровный асфальт.

— Что это? — спросил Миша Оно.

— Легкий психологический удар. Я не хочу сейчас умирать, мне не до этого.

Они пошли дальше, глядя по сторонам. Где-то сидел человек и пил пиво, и он настолько сочетался с пивом в кружке, вливавшимся в его тело через рот, что можно было просто умилиться и застыть на этом месте, рассматривая наслаждение этого удовлетворившегося малым существа, назначение которого было в пиве, и в кружке, и в остальной такой же эстетике. Миша Оно решил так и сделать, остановившись, но Иван Петрович волевым жестом заставил его идти дальше и вскоре подвел к блестящей лиловой машине, которая стояла в тени под раскидистым деревом, словно приглашающем философов и лентяев отдохнуть в своей тени и увидеть какой-нибудь вещий сон.

Иван Петрович открыл дверцу и предложил Мише сесть внутрь. Миша сел на заднее сиденье и стал ждать дальнейшего. Иван Петрович завел мотор, включил кондиционер, магнитофон и выехал на длинную дорогу, которая почему-то была пуста.

— Вперед, мой друг, — воскликнул он. — Я дам вам все! И они помчались вперед с большой скоростью, и какая-то прекрасная музыка очень громко звучала из динамиков и словно входила в самую душу Миши Оно, заставляя ее сладостно трепетать, как влюбленное сердце, и ожидать лучшего и приятного. Иван Петрович закурил сигарету и вдруг спросил: