Два крепких орешка для Золушки - Валентина Андреева

Ворот, как таковых, не было. Скорее всего, их сдали на металлолом. Забор тоже отсутствовал. Наверное, сетку-рабицу там тоже принимают. А вот опоры уцелели и выглядели довольно страшно. Дорога представляла собой грязное месиво — результат работы пожарников. Картина была удручающей. Выгорело большинство садовых домиков вместе с подсобными помещениями и деревьями. Только в дальнем конце в окружении разросшихся на приволье кустов нелепо торчали три строения с незавершенной, в разной стадии, кирпичной кладкой. Очевидно, в момент возгорания на дачах и в самом деле никого не было, пожарники приехали «по нюху». Огонь подобрался к лесу, но преодолеть наполненную водой канаву и мужество пожарников не смог.

Несмотря на сопротивление Ольги Сергеевны, я буквально силком поволокла ее к родовому четырехсоточному наделу. Попутно выяснилось, что домик сторожа в свое время стоял прямо у самых ворот. От него осталась только печка трубой.

— А куда же делись собаки сторожа? Тоже сгорели? — цепляясь за Наталью, с надрывом спросила Ольгуня.

— Не волнуйся, их пожарники спасли и пристроили, — неуверенно сообщила Наташка, но в ответ на ее слова послышался такой отчаянный жалобный плач, что мы застопорились на месте, пытаясь определить, откуда он исходит.

— Живой свидетель, — не своим голосом сообщила я и тоже уцепилась за Наташку.

Грязный лохматый комок размером меньше кошки выкатился откуда-то из-за печки сторожа и, не прекращая верещать, на заплетающихся лапках, припадая то на одну, то на другую, побежал к нам. Но силенок явно не хватило, или лапы были повреждены. Щенок распластался на грязной дороге и тем не менее пытался ползти.

Оттолкнув нас с Наташкой так, как будто мы и не были для нее поддержкой, Ольга с причитаниями рванула вперед и подхватила его на руки… Наташка рыдала. Удивляясь самой себе, я размазывала по физиономии настоящие слезы. Щенок, сотрясаемый мелкой дрожью, продолжал повизгивать и жаловаться, слизывал с Ольги макияж.

— Дайте мне что-нибудь, может, печенье у кого в кармане завалялось? — плача попросила Ольга. — Он же с голоду умирает.

— Надо идти в машину, — оборвав рыдания, деловито сказала Наташка. — У меня там резервная банка собачьего корма. Ясное дело, искать нам тут некого. Возвращаемся?

— Нет!

Наверное, это прозвучало достаточно резко, и я постаралась смягчить интонацию:

— Наталья, слетай за кормом одна, а? Не думаю, что нам придется еще когда-нибудь сюда приезжать. Лично у меня на это духу не хватит.

Дело в том, что у Ольги сохранились осколки воспоминаний о своем пребывании здесь. Помнишь, о чем она бормотала в машине, приходя в себя? Якобы мужской голос ей внушал лежать и не рыпаться, а когда немного очухается, ползти к дороге, там кто-нибудь да подберет. На самом деле, меня не интересуют выжившие свидетели. Если бы они имелись, в чем я очень сомневаюсь, их бы уже допросил следователь. Мне только хотелось вернуть Ольгу к тем событиям. Заранее не говорила, потому что она еще в машине начала бы мучиться воспоминаниями. С крайне отрицательным результатом. Да вы обе заклевали бы меня возражениями и пресекли этот заезд. А я надеялась, что, стоя у порога… бывшего порога своего бывшего дома, Ольгуня наверняка вспомнит кое-какие детали. Оля, ну пожалуйста! Пойдем на участок. А я могу щеночка подержать.

В ответ на мои слова Ольга только крепче вцепилась в найденыша непонятного окраса. Наташка, оценив ситуацию со своей колокольни и тайком мне подмигнув, предложила компромисс: сначала возвращаемся в машину, кормим случайного свидетеля, которого в порядке исключения оставляем в живых, успокаиваемся, после чего организуем вечер воспоминаний. Ибо до вечера и не так уж далеко. На том и порешили.

Из машины вылезли, оставив щенка спящим в коробке на заднем сиденье, аккуратно накрытым Ольгиной кофтой. Судя по состоянию его лапок, он нуждался в помощи ветеринара. Да и бока кое-где были обожжены.

До своего пепелища Ольга дошла уверенно и быстро. Но тревога о щенке вытеснила у нее все разумные мысли.

С тупым выражением на грязном лице она таращилась на валявшийся в стороне обгорелый газовый баллон и черные скелеты бывших яблонь. Сам садовый сборно-щелевой домик сгорел дотла, остался только кирпичный фундамент. Я пытливо вглядывалась в Ольгуню, ища проблески воспоминаний. Затем начала подсказывать:

— Сосредоточилась. Не думаем о страшной находке на пожаре. Еще не известно, где ее обнаружили. Так! Ты подошла к двери дома… Где, кстати, была дверь?

— На крыльце, — пожевав губами, медленно выдавила Ольга.

— Хорошо. А где было крыльцо? Здесь? Или здесь? — Я ткнула пальцем в предполагаемые фасад и боковую часть дома.

— За твоей спиной…

— Замечательно. Вот я вхожу на ступеньки, вижу незапертую дверь…

— Сначала я заметила следы от протекторов машины. На дороге, прямо у забора. Но самой машины не было. Приглядевшись, поняла, что здесь у нее просто была стоянка. Она проехала дальше, вперед, — оживилась Ольга. — А еще… Нет, это, наверное, глюк.

— Да ладно тебе выпендриваться, — рассердилась Наташка. — Жеманничаешь, как кисейная барышня. Не тяни время, выбалтывай все до кучи, мы сами разберемся, глюк не глюк.

— Рама от велосипеда, — выдохнула Ольга.

— Что, сама по себе? — озадачилась Наташка.

— Нет, ко мне привязана.

— А сам велосипед?

— Его не было…

Развернувшиеся дебаты по поводу дополнительно встроенной части Ольгиного каркаса обернулись обидами. Начались взаимные обвинения в глюках. Наташка не поленилась тряхнуть архивными данными памяти и напомнила Ольгуне, как та в трехлетнем возрасте «уплыла» на кровати, заодно капитально подмочив спавшую вместе с ней Наташеньку. Обе были в гостях.

— Вот тогда у тебя тоже был воображаемый, искусственно сочиненный глюк! Ир, представляешь, ночью наша малышка захотела в туалет, а вставать лень было. Она и нарисовала сама себе и под собой горшок.

Ответить Ольга не успела, помешал негативный результат моей поисково-исследовательской деятельности. Осторожно продвигаясь по периметру фундамента к центру и стараясь не вымазаться, я без дополнительной подсказки обнаружила место бывшего расположения кухни. Ибо именно там, по словам Ольги, был подвал. В него-то, замаскированного кусками спекшегося рубероида, я и загремела. Пересчитывать чем попало ступеньки не пришлось. Они сгорели. Полет был свободный и, на счастье, короткий, но дух все равно захватило. Едва успела приземлиться, как возникло непреодолимое желание вознестись наверх, откуда неслось тревожное кудахтанье приятельниц. Дурацкие, на мой взгляд, вопросы — зачем меня сюда понесло и что я там делаю. Мало того, Наташка требовала, чтобы я немедленно вылезала, иначе она отыщет глюковую раму от Ольгиного велосипеда и мне не поздоровится.

— Найдите какую-нибудь веревку или длинную доску, — жалобно проблеяла я, отдавая себе отчет в том, что на пепелище оба этих предмета наверняка не завалялись. Запах в подвале стоял убойный — помесь остатков сгоревшего сортира с его содержимым. На всякий случай, я закрыла глаза сразу после посадки, озираться по сторонам не хотелось.