Империя мертвецов - Кэйкаку Ито

на легальных основаниях ввести верные только вам войска в столицу. И с поддержкой мертвых солдат поменять власть… Хотя нет, сотни для этого маловато. Значит, будете учинять террористическую революцию? Свергать закостеневшую императорскую канцелярию? Дай-ка подумать, как… Ну точно, запихнете в мертвых ребят взрывчатку! Последняя надежда Алексея Карамазова – забрать с собой комиссию, которая придет посмотреть на «доказательства»?

Красоткин пожал было плечами, но затем кивнул.

Умертвия…

Мне вдруг вспомнился тот, кого я вскрыл в Хайберском проходе, и у меня перехватило дыхание. Руки налились свинцом и задрожали.

Получается, я… собственными руками убил мертвеца… нет, человека, которому его живое будущее переписали на смерть.

Так наше путешествие и завершилось.

Красоткин захотел омыть Карамазова и отправил нас к берегу. Мертвецы показались мне более неуклюжими, чем вчера, но это, возможно, просто игры воображения. Впрочем, я заметил, что вокруг мертвых детей валялись плоды, а они даже не пытались их собрать.

– Ну, как поступим? – спросил Барнаби. Нет бы оставить в покое потерянно бродящих по причалу мертвецов, оставшихся без хозяина, но он то ставил им подножку, то чуть подталкивал плечом, то подхватывал вялых мертвых детей и строил им рожи.

– Прекрати, – одернул его я.

На что Барнаби ответил только:

– Да жалко мне их что-то.

Я ему не завидовал. Красоткин собирался задержаться здесь на время, чтобы разобрать материалы, которые оставил после себя Карамазов. Алексей не прекращал исследования все то время, пока ждал друга, который объявит ему смертный приговор, и шпионов вражеского государства, которые унесут с собой его тайну. Не знаю, стоит ли мне преклониться перед его упорством? Русский агент признался, что с трудом убедил его пожить еще немного, хотя бы до того, как наглядно покажет нам процесс. Когда я спросил Красоткина, почему же он тогда не стал активно мешать нам, скармливая дезинформацию, он холодно ответил:

– Потому что не в этом суть дружбы.

Красоткин предложил нам совершенно безумный маршрут, но все же, я вынужден признать, ни разу не солгал. Вероятно, этим исчерпывалось то сопротивление, которое он мог нам оказать.

Мне казалось, я имею право взглянуть на материалы, которые оставил Карамазов, но решил, что пусть Красоткин сам решает, как поступить. Музыкальную шкатулку Барнаби разломал, и на мгновение в глазах Николая промелькнула благодарность. Капитан, в свою очередь, сделал вид, что не заметил, как я растоптал шприц и ампулу на полу.

– То Самое, – процедил вояка, и я кивнул.

Сорок лет назад сюда явился царь мертвецов. «Первый сотворенный». Первородный Адам. А ведь сорок лет назад как раз бушевала Первая англо-афганская война. Случайность ли, что он под прикрытием столкновений поселил здесь мертвецов? Может, и тогда сюда отправляли агентов расследовать дело о мертвом королевстве?

– Как думаешь, он еще жив? – спросил я, и Барнаби по-детски склонил голову набок.

– Ну, срок службы у мертвецов вроде не такой долгий?

– Говорят, обычно они держатся около двадцати лет, но многое, конечно, зависит от эксплуатации. Никто пока не знает, сколько отпущено мертвецу, который бродит сам по себе. Скорее всего, он должен постепенно разложиться и прервать функционирование, но Чудовище – особенное. Я даже представить себе не могу, что с ним будет.

– Значит, придется еще немного его допросить!

Пожав плечами, Барнаби весело посмотрел в небо, наползающее на голые скалы. Он не сомневался, что в бумагах Карамазова и про То Самое что-нибудь написано. Весьма маловероятно. Алексей знал, что мы придем, а потому наверняка избавился от всего, что не должно попасть в чужие руки.

Барнаби легким движением что-то мне кинул.

– Держи, это тебе.

Я с безразличным видом поймал сверток, но затем украдкой тряхнул саднящей от импульса рукой. Внутри свертка оказались обломки лазуритового креста Карамазова. Синий камень с бесчисленной россыпью звездных блесток казался прозрачным по краям.

Карамазов с товарищами все силы бросили на то, чтобы технология записи некрограмм в мозг живого человека не увидела свет. Они собрали здесь большую часть всех мертвецов нового типа, но, как мы уже убедились в Бомбее и Хайберском проходе, на свободе осталось достаточно отдельных особей. Да еще и японская копия «Записей Виктора»…

– Эномото… Видал я его в Москве.

– Что ж сразу-то не сказал?

– Он со мной пробовал поговорить по-французски. Я сделал вид, что не понимаю, ответил что-то вроде: «У вас чудесный русский». И, мол, как жаль, что со времен Вавилонской башни наши языки разделены.

У меня осталось так много вопросов. Что делать с тайной о новых мертвецах, куда подевалось То Самое? И проект ноосферы Федорова вызывал у меня смутные подозрения. Потом «Пинкертон» явно что-то пронюхал о японских записях. В чем секрет души и почему эксперимент не удается воспроизвести даже с материалами Виктора? Возможно ли, что «Собранию Франкенштейна» не хватает еще каких-то значимых частей?

У Красоткина на уме теперь одна революция да свержение царя, ему все это больше не интересно. Карамазов, бросившись в объятья записанной в его мозг смерти, оставил нам все свои заботы. Молился ли он о чем-нибудь в свои последние мгновенья?

Ас-саляму алейкум.

– Ну что, возьмемся? – спросил Барнаби, разминая плечи. Как бы я поступил, если бы не увидел смерть Карамазова собственными глазами, а лишь услышал о ней из чужих уст? Должно быть, записал эту любопытную историю, отправил рапорт – да на этом бы дело и кончилось. Узнав правду, я принял бы мертвецов новой модели, как приходится принимать всякий технологический прорыв. По крайней мере, Карамазов думал, что будет так. Он чувствовал, что должен омертветь на моих глазах.

Он погиб, чтобы мы не могли отвести глаза от неприглядной реальности… Впрочем, это во мне говорит высокомерие. Такое же, которое заставляет меня задаваться вопросом, мог ли я все это предотвратить. В схеме, которую начертил Федоров с мятежниками из Третьего отделения, мы не более чем случайные дурачки-прохожие. Их план пришел бы в движение и без нашего участия, мы никак не изменили бы участь обреченного. Мы всего лишь зрители.

Глупо… как глупо! Я не собираюсь уважать Карамазова… не собираюсь уважать Алешу за его выбор. У меня нет на это права. По той же причине, по которой я не могу ему сочувствовать.

Что ж, мне в любом случае надо составить отчет.

– Да попроще ко всему относись! – потянулся капитан, а в ответ на мой уничижительный взгляд только широко, как будто он небо собрался проглотить, зевнул.

– Вечно тебе все по колено. Да тут весь мир может полететь в тартарары! Ты хоть представляешь, что будет, если эта технология разойдется, и живых начнут переписывать