Персидское дело - Сергей Булыга

И вышел. Шёл, выходил из крепости и думал, что Аллага просто набивает себе цену, а Маркелова забота – это не деньги сберегать, а добывать слона.

Когда Маркел пришёл на пристань, там почти никого уже не было. Маркел взошёл на бусу. Кирюхина, ему сказали, нет, Кирюхин ушёл к казакам. Маркел залез к себе в чердак, проверил сундук. Гришка принёс обед из крепости. Маркел поел, лёг думать. Ничего не думалось, зато крепко заснулось. Снился слон. Слон стоял, жевал мочало и помаргивал. Потом вдруг поднял хобот, задудел, и Маркел сразу проснулся. Оказалось, что это вернулся Кирюхин, и теперь он толкал Маркела в плечо и радостным голосом говорил, что он записал тридцать казаков в государево войско.

– Это очень хорошо, – сказал Маркел. – А что Губин говорит?

– А Губин говорит, – сказал Кирюхин, – что Аллага согласился вести нас. За семьсот монет!

– В одну сторону? – спросил Маркел.

– Нет, в обе, – ответил Кирюхин. – Сейчас он, говорят, пошёл деньги прятать, а уже завтра утром выступаем.

Маркел ничего на это не сказал, а только подумал, какой Губин ловкий – как все дьяки!

Пришёл Гришка, принёс горячего из крепости. Маркел с Кирюхиным сели ужинать. Кирюхин был весёлый, говорил громко, вспоминал свою последнюю поездку в Персию, говорил, что Маркелу там тоже понравится, а слоны, говорил, что слоны, они такие же быки, только безрогие и с хоботом. Маркел помалкивал. Тогда Кирюхин стал рассказывать про дорогу в Персию через Мышлак – какая там земля, один песок, и что там почти нет воды, а есть только она солёная в старых колодцах, и какой бойкий там живёт народ по прозванию караганцы, чуть что им скажи, они сразу за саблю хватаются, и сколько у них войска, сколько кораблей, и сколько гадов всяких ядовитых, и жара какая, и какой…

Ну и так далее. Потом Кирюхин всё-таки ушёл к себе, Маркел дождался, когда тот начнёт ровно дышать, и достал клюевский ключ, приложил его к замку, прислушался. Где-то вдалеке стали кричать, потом стреляли. Это в вольной крепости, подумалось. Маркел лёг, прижался к сундуку, затих, начал считать слонов в персидском войске и заснул.

Утром они встали рано, быстро собрались. Потом от Губина пришли ещё двое посыльных, принесли четыре охапки мочал для слона, чтобы он не голодал в дороге, а то в Персии, сказали, мочал нет. Потом пришёл Аллага, увидел мочала, удивился, но ничего не сказал.

Да, и ещё вот что: стрельцы ещё с вечера переоделись, и теперь все они были в простых серых холщовых кафтанах и в бараньих шапках. Так оно, ещё на берегу сказал Кирюхин, будет лучше. А теперь он велел стрельцам грести, и они поплыли вниз по Тереку. Когда проплывали мимо давешнего острожка, им оттуда уже ничего не кричали, ни худого и ни доброго. Кирюхин тоже только головой мотнул, но промолчал. Потом они вышли в Четланскую губу, обогнули Четлан-остров, вышли в море. Ветер был полуночный, попутный, Кирюхин обрадовался, но Аллага сказал, что надо ещё взять в море, так оно будет надёжнее. Кирюхин рассердился, но не спорил. Аллага сказал ещё грести, стрельцы гребли. Вскоре Четлан-острова не стало видно. А теперь куда, насмешливо спросил Кирюхин. Аллага сказал, что теперь прямо на полудень. И так они шли прямо на полудень до самого вечера, Аллага только изредка подправлял гребцов то в одну, то в другую сторону. Ближе к вечеру ветер поменялся, Кирюхин вынес свои палки, начал мерить тени. Аллага с любопытством на это посматривал, а после сказал, что теперь надо дать правее. Кирюхин подумал и велел давать. Гребцы дали.

Ну и так далее. Когда солнце начало садиться, Аллага приказал брать круто вправо, и вскоре снова показался берег, Аллага велел идти к нему. Они пошли. Солнце уже начало садиться. На берегу стояли двое конных, в бурках и в высоких шапках. Аллага сказал, что это свои люди и он должен их отблагодарить. Кирюхин велел подать чёлн. Аллага сел в чёлн, поплыл к берегу. Кирюхин велел бросить якорь и насторожиться. Стрельцы скрытно взялись за пищали. Аллага вышел на берег, конные сошли с коней, они о чём-то переговорили, очень кратко, Аллага им что-то передал, они сели на коней, уехали. А Аллага махнул рукой и прокричал, что здесь хорошее место, можно ставить табор.

И они поставили. Ночь прошла тихо.

На следующий день ветер переменился на противный. Они вышли в море и гребли изо всех сил, но продвигались очень медленно. А на берегу, далеко от воды, стали подниматься горы, и не такие, как на Волге, а, можно было догадаться, высоченные. Кирюхин сказал, что это Дербентские горы, и там так высоко, что на их верхушках снег даже летом не тает в самую жару. Маркел не верил, но молчал. А вечером они пристали к берегу и отдыхали.

На третий день ветер был попутный, они шли быстро, горы становились выше. Потом, уже после полудня, вдруг показался город на горе. Кирюхин сказал, что это Тарки, столичный город шамхальский, и вон там на горе стоят шамхальские хоромы. Но сейчас, продолжил Кирюхин, шамхала там нет, потому что это его зимние хоромы, летом он здесь почти не бывает, а или жительствует в Кази-кумухе, а это далеко в горах, или ездит по шамхальству и собирает дань со своих подданных. Ну, или ходит на Сунжу, или на Терский городок, помахать саблей, помолодечествовать. Маркел смотрел на берег и запоминал. А вечером опять стали на якорь и учредили табор с караулами.

Ночью приехали четверо конных, кони под ними были очень справные. Аллага выходил к ним из лагеря, разговаривал с ними, что-то им передавал, они брали это с удовольствием, потом уехали.

На четвёртый день море опять бурлило. Аллага сказал, что это Чёрный змей балует, потому что вон какая чёрная вода, надо убрать вёсла и переждать. Причалили к берегу, выставили караулы, пережидали.

На пятый день они увидели Дербент. Это очень большой город, не меньше Коломны, и каменный. И там от пристани вдруг выскочили три большие лодки и кинулись им наперехват. Кирюхин приказал грести в море. Две дербентские лодки, увидев такое, сразу перестали гнаться и повернули к берегу, а третья погналась дальше. Эта лодка была очень здоровенная, людей там было, может, с сотню. Аллага стоял на корме, смотрел в их сторону и время от времени махал им руками. Поначалу они этого как будто бы не замечали, а потом всё же одумались и тоже повернули обратно. А буса проплыла ещё с версту, а то и с две, не меньше, и только после этого стала мало-помалу сворачивать к берегу. Ну а когда они совсем свернули и причалили, то не успели даже развести костры, как из-за камней вдруг вышли люди в бурках, они были одеты очень просто, но сабли у них у всех были очень дорогие. Аллага вышел к ним, поговорил о чём-то вполголоса, и они молча ушли.

На шестой день поднялся встречный ветер, их отнесло обратно почти до Дербента.

На седьмой день и на восьмой они плыли хорошо, вечером восьмого дня увидели пустынный берег и на нём четыре дерева. Это, сказал Кирюхин, аул Низабат, или деревня Низовая по-нашему, потому что наши купцы дальше этого места морем не ходят, а выходят на берег и идут по горам на Шемаху, там очень богатый торг, торгуют сырым шёлком. Есть такое дерево, зовётся шелковица, продолжил Кирюхин, на нём, сказал он, живут шелковичные черви, из них выдавливают паутину и из неё сучат шёлковую нитку на продажу.