Край чужих земель - Марьяна Брай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один из сыновей Бирка обещал подойти позже. Идти с нами – очень медленно. Когда я предложила сходить только братьям, они тоже не подобрели лицом.
— Старый Рамин с ними говорит. Вот и пусть сначала разрешения попросит, а как только они дадут согласие, тогда я и скину мешки, - ответил старший брат, понимая, что без этих зерен нам и правда не выжить. Я решила, что речь либо о боге каком, либо опять о тех “братьях”. Леший их пойми с этими легендами.
Мы шли по утреннему лесу молча. Он улыбался сам себе или каким-то мыслям, не озвучивая то, что сейчас происходит в его голове.
— Вы, госпожа, наверное поцелованы лесными людьми, - сказал он так неожиданно и скрипуче, что я чуть не подпрыгнула.
— С чего это ты решил, Рамин? – я даже хохотнула от его слов.
— В лесу вы и заболели… А после того, как встали, словно и не вы теперь, а девка из деревни. Простите меня, старого, но как я вижу, так и скажу. Коли вы на равных со мной в лес идете, то и говорить надо на равных.
— Говори, чего уж. Главное, чтобы люди не распоясались после этой уравниловки.
— Не распояшутся, только уважения добавите, госпожа. Никто и подумать не мог, что возьметесь не только за свою жизнь, а и за всех деревенских. Люди осенью не к пустым избам, да холодным могилам придут, а к детям живым.
— Рано еще басни слагать, Рамин. Вот доживем и увидим, какова из меня госпожа.
— А и сейчас уже видно, раз босиком по земле скачете, как коза.
— А ты откуда знаешь?
— А мы с бабками на край деревни ходим, там деревце поваленное. Вот с него и дивимся.
— Хорошее у вас зрение с вашими бабками, Рамин, видать, правильные травы запариваете. Или зрение тренируете? - я попыталась вспомнить тот самый край деревни. Не больно там и разглядишь кто есть кто.
— Я охотник раньше знаешь, какой был?
— Белке в глаз попадал? – я его перебила и засмеялась. Дед прямо один в один Иваныч наш – ранешний сторож садовый. Вот он тоже так любил загнуть с хвастовством.
— Обижаешь, госпожа.
— Ой, так куда ж ты ей попадал? Усы поди отстреливал?
— Да, веселья и шуток в тебе, как во всех наших бабках. Они вот точно так же смеются, - забухтел обиженный старик и пошагал быстрее.
— Да не обижайся, Рамин. Шучу я. Рассказывай давай. Что там у тебя со стрельбой? – я вдруг поняла, что разговор-то идет вовсе не о ружье. Откуда оно здесь?
— Отец ваш еще даже не родился, дед еще жив был, хоть и в возрасте уже, а я пацаном совсем. Так он меня с пятнадцати годков поставил в охотничьи.
— За каки-таки заслуги? – я держалась, чтобы не засмеяться. Он даже кряхтел, перед тем как начать рассказ о своих победах, точь-в-точь как Иваныч.
— Нюхом я зверя чувствую. Значит, пока он ходит и нас не видит, одно пахнет, а как заприметит, иначе. Это значит, что уже и не попасть в него. Сорвется и деру даст. Надо успевать, пока запах ровный, без испуга.
— Значит, нюхач ты хороший? – я чего-то даже остановилась, вспоминая, как Лизавета мне про собак говорила. Они чувствуют запах страха, а значит, если ты боишься, они тебя сразу за слабого принимают.
— Хороший. До сих пор у меня это не искоренилось, как и зоркость. Ноги, вот, подвели, руки дрожат – не то что выстрелить, и лук то держать ровно не смогу.
— Вот это у тебя суперспособность!
— Чего? Ну, необыкновенная способность, значит.
— А как ты до этого сказала?
— Су-пер-спо-соб-ность, - повторила я, и он замолчал. Слышала, как про себя повторяет.
Мы шли больше часа с остановками, а если попадался пень, то сидели минут по десять. Мне снова было хорошо, как в комнате наедине с Карисой. Видимо, тянуло к моим ровесникам. Это ведь и не перестроишь. Самоощущение все не смирялось с обновкой в виде молодости и здоровья.
— Вот он, там, на дереве, где три ствола, как рогатина, выше всех, - он указывал куда-то в лес, но я не поняла. – Ты постой здесь, я разрешения спрошу. А там и подойдешь на голос, - он шагнул в чащу и растворился там среди деревьев. Стало немного не по себе. Лесные люди эти упоминались и Карисой, но, когда речь о них заходила среди братьев, они смеялись над стариками.
— Иди, госпожа, добро пожаловать в лес наш, - раздалось где-то совсем близко, и я шагнула к деревьям, туда, куда ушел дед. Через десяток шагов я увидела Рамина, машущего мне палкой. - Добро они дали, коли нам на пользу будет, и без расточительства. Велели ни одного зерна не обронить. Я как смог, разглядел – все три мешка целы. И запаха плесневелого нет.
— Это хорошо, Рамин. А как же мы проследим, чтобы ни одного зернышка не уронили?
— А ты сама за это отвечай, госпожа. Зерно не раздавай, потому что отданное люди не берегут. Хлебом отдавай, кашей, вот тогда если и крошку уронят, она уже и не зерно, - вполне логично ответил он.
— Понятно. Как же мы доставать его станем?
— А вон и подмога, - указал он в ту сторону, откуда мы с ним пришли, но я совершенно точно никого не слышала и не видела.
— Где? – мне стало не по себе. Как с Карисой, возникло ощущение, что человек немного «того».
— Четверо их. Знают, что здесь немало. Бирка сыновья и двое ребят – внуки бабки Мирфы.
Минут через пять я увидела троих. Дорога, по которой они шли из леса просматривалась просто идеально.
— Вот видишь, трое там, - решив подсмеяться над дедом, резюмировала я.
— Четвертый левее. «До ветру» отошел, - хмыкнул дед и указал куда смотреть. И правда, из кустов к тропке вышел четвертый парнишка.
По дороге домой мы шли молча. Старик чего-то напевал, но я все никак не улавливала мотива. Видимо, его не было. Я