Все норманны в Восточной Европе в XI веке. Между Скандинавией и Гардарикой - Сергей Александрович Голубев

златом окупитье”. И тако рче имъ: “Братье, отець мои Володимиръ умерлъ есть, а Святополкъ княжить в Киеве; хощу на него поити; потягните по мне”. И реша ему новгородци: “А мы княже, по тобе идемъ”. И собра вои 4000: Варягъ бяшеть тысяща, а новгородцов 3000; и поиде на нь»[138].

Летопись слишком упрощает ситуацию. Новгородцы не сразу пошли на примирение с князем, и даже выплата виры здесь не помогла. Ими, видимо, было затребовано, ни много ни мало, подписание специальной грамоты – Русской Правды (или Правды Ярослава), ограничивающей княжеский судебный произвол и регламентирующей систему правовых, социальных и экономических отношений в государстве.

Не остался внакладе и новгородский воевода Добрыня, обговоривший дополнительно, что в случае удачного исхода предприятия, новгородское княжение отойдет его сыну Илье Добрыничу (моравская династия, в крещении Константин/Коснятин). Сообщение об этом имеется в Новгородской первой летописи младшего извода, хотя и в сильно искаженном виде в связи с последущим редактированием со стороны летописцев:

«А се князи великого Новагорода: “…По нем брат его Ярославъ, и володяше землею. И идя [к] Киеву, и посади в Новегороде Коснятина Добрынича. И родися у Ярослава [здесь: Добрыни] сынъ Илья, и посади в Новегороде, и умре. И потомъ разгневася Ярославъ на Коснятина, и заточи и; а сына своего Володимира посади в Новегороде”»[139].

Обратим внимание, что если читать текст так, как это нам предлагается в летописи, то слова «и умре» относились бы к Ярославу, который на тот момент, конечно же, и не думал умирать. Поэтому имя Ярослава здесь должно быть заменено на Добрыню, отца Ильи/Константина. От исходного сообщения о правлении в Новгороде Ильи Добрынича здесь осталась лишь одна фраза, которая явно не к месту и которая в оригинале должна была звучать так: «И родися у Добрыни сынъ Илья, и посади в Новегороде, и умре (ок. 1016 г.)». То, что Илья и Константин (крестное имя) – это один и то же человек, видно по построению текста. О Коснятине (Константине) рассказывается как бы в продолжение событий, связанных с Ильей.

Сражение близ Любеча 1016 г. было Ярославом с блеском выиграно. Не совсем понятно только, что здесь оказалось решающим фактором победы: неудачное расположение войска Святополка или большой отряд наемников в войске Ярослава.

«В год 6524 (1016). Пришел Ярослав на Святополка, и стали по обе стороны Днепра, и не решались ни эти на тех напасть, ни те на этих, и стояли так три месяца друг против друга. И стал воевода Святополка, разъезжая по берегу, укорять новгородцев, говоря: “Что пришли с хромым этим, вы, плотники? Поставим вас хоромы нам ставить!” Слыша это, сказали новгородцы Ярославу: “Завтра мы переправимся и пойдем на них; если кто не пойдет с нами, сами убьем его”. Наступили уже заморозки. Святополк стоял между двумя озерами и всю ночь пил с дружиною своей. Ярослав же на другой день, на рассвете, исполчив дружину, переправился. И, высадившись на берег, оттолкнули ладьи от берега, и пошли друг на друга, и сошлись в схватке. Была сеча жестокая, и не могли из-за озера печенеги [союзники Святополка] помочь; и прижали Святополка с дружиною к озеру, и вступили на лед, и подломился лед под воинами Святополка, и многие утонули в воде. И стал одолевать Ярослав. Видев же это Святополк побежал»[140].

«Сага об Эймунде» как будто не замечает смены киевского противника Ярослава, именуя его, как и ранее, Бурицлавом (вместо Святополка):

«Бурицлав выступил из своих владений против своего брата, и сошлись они там, где большой лес у реки, и поставили шатры, так что река была посередине; разница по силам была между ними невелика. У Эймунда и всех норманнов были свои шатры; четыре ночи они сидели спокойно – ни те, ни другие не готовились к бою. Тогда сказал Рагнар: “Чего мы ждем и что это значит, что мы сидим спокойно?” Эймунд конунг отвечает: “Нашему конунгу рать наших недругов кажется слишком мала; его замыслы мало чего стоят”. После этого идут они к Ярицлейву конунгу и спрашивают, не собирается ли он начать бой. Конунг отвечает: “Мне кажется, войско у нас подобрано хорошее и большая сила и защита”. Эймунд конунг отвечает: “А мне кажется иначе, господин: когда мы пришли сюда, мне сначала казалось, что мало воинов в каждом шатре и стан только для виду устроен большой, а теперь уже не то – им приходится ставить еще шатры или жить снаружи, а у вас много войска разошлось домой по волостям, и ненадежно оно, господин”. Конунг спросил: “Что же теперь делать?” Эймунд отвечает: “Теперь все гораздо хуже, чем раньше было; сидя здесь, мы упустили победу из рук, но мы, норманны, дело делали: мы отвели вверх по реке все наши корабли с боевым снаряжением. Мы пойдем отсюда с нашей дружиной и зайдем им в тыл, а шатры пусть стоят пустыми, вы же с вашей дружиной как можно скорее готовьтесь к бою”. Так и было сделано; затрубили к бою, подняли знамена, и обе стороны стали готовиться к битве. Полки сошлись, и начался самый жестокий бой, и вскоре пало много людей. Эймунд и Рагнар предприняли сильный натиск на Бурицлава и напали на него в открытый щит. Был тогда жесточайший бой, и много людей погибло, и после этого был прорван строй Бурицлава, и люди его побежали».

Святополк после поражения при Любече укрылся в Польше у своего тестя Болеслава Храброго, с помощью которого надеялся вернуть себе киевский престол.

«В лето 6424 (1016 г.). Бысть сеца у Любца, и одоле Ярославъ; а Святополкъ бежа в ляхы»[141].

После этой победы Ярослав со всем своим двором перебрался в Киев (1017 г.), а варяги Эймунда и Рагнара, по всей видимости, остались в Новгороде.

Согласно сюжету саги, Ярослав очень неохотно платил наемникам положенное серебро и часто задерживал выплаты. Эймунду приходилось все время запугивать Ярослава новыми опасностями, дабы получить свои деньги и продлить действие договора.

«Конунг [Ярослав] сказал: “По мне лучше тогда порвать наш договор”. – “Это в твоей власти, – говорит Эймунд конунг, – но знаете ли вы, наверное, что Бурицлав умер?” – “Думаю, что это правда”, – говорит конунг. Эймунд спросил: “Его, верно, похоронили с пышностью, но где его могила?” Конунг отвечал: “Этого мы наверное не знаем”. Эймунд сказал: “Подобает, господин, вашему высокому достоинству знать о вашем брате, таком же знатном, как вы, где он положен. Но я подозреваю, что ваши воины неверно сказали, и нет еще верных вестей об этом деле”. Конунг сказал: “Что же такое вы знаете, что было бы вернее и чему мы могли бы больше поверить?” Эймунд отвечает: “Мне говорили, что Бурицлав конунг