Одиссей покидает Итаку - Василий Звягинцев

— Да, красиво… И грустно. Селигерское настроение… — тихо сказала Ирина. — Спасибо, мальчики, за откровенность. Вы всегда были настоящими друзьями. Главное — честными. А я поеду, наверное. Дел у меня много, да и муж беспокоиться станет. Ты как, Андрей, со мной поедешь или тут останешься?

— Не спеши, Ира, — попробовал ее удержать Левашов. — Пойдем, я тебе свою технику покажу. А если сразу не можешь от присяги отступить, так подумай: ведь когда мы с тобой эту штуку мою до ума доведем и обнародуем, история сама собой так изменится…

— Не положено передавать отсталым цивилизациям информацию или приборы, не соответствующие их уровню развития, — заявила она чужим голосом, лицо у нее было бледное и словно отсутствующее.

Новиков за ее спиной резко взмахнул рукой, приказывая Левашову замолчать. Олег пожал плечами.

— Ладно, Ира, поехали раз так… — сказал Новиков.

Уже садясь в машину, Ирина вдруг сказала Левашову:

— Будешь в Москве — заходи, подумаем, чем тебе можно помочь.

Новиков повернул ключ. На душе было погано.

Отъехав километров десять от деревни, он остановился.

В лесу дождь, и вообще-то очень мелкий, совсем почтя не ощущался, только шелестел не переставая в кронах медноствольных сосен. Песок дороги был поверху схвачен слегка намокшей и затвердевшей корочкой, будто снег — настом.

Тихо, сумрачно было в лесу, необычно, тревожно-торжественно, словно в заброшенном храме, где нет ни души, только почему-то горят, потрескивая, многочисленные свечи.

Ирина была совершенно городской женщиной, выросшей на московском асфальте, и безлюдный дремучий лес, совсем не похожий на тот, что окружал ее дачу, здесь, в сотне километров от ближайшего города, действовал на нее с необычной силой.

Ей не хотелось ни о чем говорить с Новиковым, но когда он открыл дверцу и протянул ей руку, молча подчинилась.

Она медленно шла рядом с ним, глядя себе под ноги, глубоко проваливаясь каблуками в песок, и вдруг ощутила, как начинает действовать на нее неяркая, но мощная красота окружающей природы.

— В березовом лесу — веселиться, в сосновом — Богу молиться, в еловом — с тоски удавиться… Похоже? — нарушил тишину Новиков.

— Очень… Это ты сам придумал?

— Это лет за пятьсот до нас, наверное, придумано. Моими… нашими предками. Скажи, вот сейчас кем ты себя больше ощущаешь, Ириной Седовой или… как там тебя звали?

— Не будем об этом. Ты для этого только остановился?

— Не только. Я просто не хочу, чтоб мы расстались навсегда. Да, я перед тобой виноват. И тогда, и сейчас. Только прими, как смягчающее обстоятельство, что я всегда стараюсь быть честным… Даже во вред себе.

— Новиков, ты знаешь, иногда мне хочется тебя ненавидеть.

— И сейчас. Сколько выгоды и удовольствия я извлек бы, завербовавшись в твои агенты. А я опять…

— У тебя в роду святых, случаем, не было?

— Святых не было. Но понятия о чести имелись. Возможно, и преувеличенные. Еще на Калке за ту честь головы клали. Кстати, и справка есть…

— От кого справка? — с веселым изумлением, впервые за этот день улыбнувшись, спросила Ирина. — От великого князя?

— Нет, из департамента герольдии. Деды-прадеды мои, к слову сказать, в бархатных книгах повыше Романовых записаны были, но по причине гонора и правдолюбия в основном в опалах пребывали.

— Вон как даже? А я и не подозревала, что с аристократом дело имела… Чего ж раньше этого не рассказывал?

— Черт его знает… Тогда у вас, девочек, совсем другие вещи в цене были.

— А я, наоборот, под тебя подстраивалась… Ладно, Новиков, прощаю я тебя. Раз уж ты такой… несгибаемый. Только, наверное, видеться мне с тобой трудно будет.

— Ну ладно, поступай, как решила. Только еще одно скажу, и все. Когда совсем уже кисло станет, и звезды твои тебе не помогут, и на земле друзей не найдется — вот тогда и вспомни про Андрея, сына боярского. «…И мечом и всем достоянием своим послужу честно и грозно, воистину и без обмана, как достоит верному слуге светлой милости твоей…» Так в свое время в клятвенных записях ручались. А про все остальное забудем. А если пока видеть меня не хочешь… твое право. Заслужил, значит.

Километров сто они проехали молча, а потом, будто ничего важнее ей в голову не пришло, Ирина спросила:

— А почему — сын боярский? Какое ты к боярам отношение имел?

— «Сын боярский» — это обозначение определенной категории военнослужащих в допетровские времена. Нечто вроде вольноопределяющейся гвардии. Потом дворянами стали называться.

…Вскоре, не без ее участия, Новиков уехал вновь. В очередную горячую точку планеты. И она смогла заставить себя не думать о нем и не вспоминать. Не испытывать грусти и боли, даже встречая изредка в газетах подписанные его именем статьи и репортажи. Но в душе прибавилось равнодушия и пустоты.

…И вот он снова сидит рядом с ней на диване, пришедший, как и обещал, по первому зову. Она чувствовала себя удивительно легко и хорошо сейчас, глядя на его лицо, слыша его голос, узнавая привычные интонации и жесты. Он расспрашивал о вещах совершенно несущественных и необязательных: о работе, о бывшем муже. И, не желая затягивать пустую беседу, она сказала, разом ставя все на свои места:

— Видишь, Андрей, по-твоему вышло. Пришло время…

— Острить мечи и седлать коней? Готов. Даже вдел ногу в стремя!

Словно вчера был тот разговор, так точно он попал в такт ее воспоминаниям. Ирина почувствовала, что глаза у нее вот-вот увлажнятся. Ослабли нервы. Или, напротив, отпускает перегрузка от сознания, что есть кому снять с нее давящую тяжесть.

— Вот так и выходит… Только ты у меня и остался, самый умный и самый верный…

Она рассказала ему историю с Берестиным и все, что ей предшествовало.

Новиков внимательно слушал, вертя в руках бокал на тонкой ножке.

— Нашелся, значит, герой-гвардеец. Ну, бог ему судья. А чего ж меня сразу не позвала? Такой ерунды я бы не сотворил.

— Я же знала твою позицию, и договор помню. Впрочем, тебя же и в Москве не было, раз ты к Новому году вернулся, это для меня все в неделю уложилось…

— Вот именно. Не верится мне что-то, недоговариваешь ты… Какая крайность была парня черт знает куда засылать? Сама же говорила, что все твои варианты вполне необязательны, и выбираешь ты их от фонаря, грубо говоря… Не так?

В который уже раз Ирина поразилась невероятной способности Новикова попадать в цель с первого раза, минуя массу промежуточных и для другого непреодолимых этапов мышления.

— Так, Андрей, были бы мы с тобой заодно всегда, нам бы цены не было. Ладно, скажу и остальное. Дело в том, что у меня перестала работать вся моя аппаратура. Примерно год назад прервалась связь с центром и я осталась совсем одна. Я не просто потеряла возможность работать — пропала всякая надежда когда-нибудь вернуться домой. Пусть я и не собиралась пока, но все равно мне стало жутко. Хуже, чем любому Робинзону. Попробуй понять. Оставался единственный выход — попасть в 66-й год, там работал ближайший координатор со стационарным постом наведения. Надо было установить там такой… как бы усилитель, чтобы снова возник канал. Тот координатор исчез вместе со своим универсальным блоком бесследно, возможно — погиб.