Большая игра - Борис Сапожников

– Это значит, – сообщил всем услужливый стюард, – что нам разрешена посадка. Сейчас подкатят трап.

Не прошло и пяти минут, как показался трап. Он представлял собой широкую пологую лестницу, закрепленную на низкой паровой машине, пыхтящей будто самовар на колесах. То и дело из бортов ее били тугие струи раскаленного пара.

– Выглядит этот ваш трап как-то очень опасно, – произнесла дама, внимательно наблюдающая за конструкцией, медленно ползущей по ровному летному полю.

Признаться, я был склонен разделить это ее мнение.

– О нет, что вы, – тут же вступился за жутковатый агрегат стюард, – это совершенно безопасно. – Пар в котле машины имеет не столь высокую температуру, чтобы доставить кому-либо малейшие неприятности.

Дама поглядела на молодого человека с явным сомнением, однако вступать с ним в полемику посчитала ниже своего достоинства.

В непосредственной близости от дирижабля трап сбавил ход и полз теперь едва ли быстрее хромой черепахи. Пар почти перестал бить из его бортов. Подползя вплотную, трап остановился. Выскочившие матросы тут же принялись крепить его к фальшборту, чтобы пассажирам было удобнее покидать дирижабль.

Тут вдруг невидимый, записанный на пленку оркестр грянул задорный марш, и на открытую палубу вышел капитан «России». Одетый в роскошный белоснежный мундир, щедро украшенный золотым позументом, при форменной фуражке и раззолоченной трости, он не походил на небесного волка. В общем, и не должен был. Его задача, по большей части, – производить хорошее впечатление на пассажиров. Главная обязанность – в любой момент иметь уверенный вид.

– Господа, – звучным, хорошо поставленным, как у оперного певца, голосом произнес он, – рад был принимать вас на борту моего дирижабля и жду вас снова. Приятного вам возвращения на твердь земную.

Все принялись наперебой благодарить его, кто-то даже разразился аплодисментами, их подхватили остальные, и вот уже едва ли не вся открытая палуба «России» рукоплескала капитану. Я слабо понимал, откуда такая реакция. Присоединяться к хлопающим не стал, как и вся моя команда. Мы, игроки, вообще не слишком любим аплодисменты, потому что слышим их обычно перед тем, как начать резать друг друга на куски.

Не сговариваясь, мы двинулись к трапу. Матросы в чистых фланелевых робах улыбались нам на прощание, но как-то натянуто. Видно было – это их обязанность, и она им почти в тягость.

Мы спустились по трапу первыми. Лишь когда я уже ступил на землю, первые пассажиры застучали каблуками по ступенькам – основательно капитану поаплодировали.

Идти долго по летному полю не пришлось. Не успели мы добраться до здания воздушного вокзала, а к нам уже подлетел лихач на двуколке. Лихо подкрутив ус на гусарский манер, он обратился к нам с традиционным: «Эх, прокачу!».

– Маловат твой шарабан будет для всех нас, – отмахнулся я, – да еще и с вещами.

Поняв, что мы все вместе и будем искать экипаж соответствующего размера, лихач не стал приставать. Он тронул конька вожжами и покатил к длинной череде спускающихся с трапа пассажиров.

Но и нам долго шагать на своих двоих не пришлось. Увидев нашу компанию, подъехал извозчик на куда более внушительной пролетке. Не сговариваясь, я кинул ему несколько шиллингов – уверен, ушлый малый найдет, где их разменять по выгодному курсу.

– Значит, так, – не давая извозчику и рта открыть, заявил я, – сначала вези нас в гостиницу, которую обычно предлагаешь всем, кто не знает, где остановиться в Москове. А после поедем еще по одному адресу.

– Тогда накинуть бы, барин, – нудным тоном принялся выпрашивать извозчик, – а то эвон, даже не знаю, сколь вас катать придется.

– Недалеко будет, – махнул ему рукой я. – Езжай давай – приказчик гостиничный тебе накинет за постояльцев.

Извозчик наш был не лихачом, а обыкновенным ванькой, хоть и с номером на спине и даже с фонарем, выключенным по дневному времени. Отсюда и нудность его, и желание выпросить побольше. Сразу понятно – деревенский. Сбежал в город за длинным рублем, а достаются горемычному разве что копейки, да и те редко.

Несмотря на подобные мысли, бродившие в моей голове, накидывать ваньке не стал – никогда не питал жалости к людям. Профессия быстро от нее отучивает.

Гостиница, куда привез нас ванька, оказалась именно такой, какой я себе ее представлял. Не роскошный «Метрополь», но и не совсем уж клоповник – глаз все-таки на извозчика был наметанный.

– Выгружайтесь, – скомандовал я своим, кидая Корню несколько золотых гиней. – Займите пару номеров, и до вечера все свободны. Только сильно не напивайтесь.

Я проводил взглядом команду, без помощи носильщиков затащившую вещи в гостиницу, и хлопнул ваньку по плечу.

– Теперь вези на Николо-Песковскую, – велел ему, – я скажу, где остановиться.

– Ну вы хватили, барин, – всплеснул руками извозчик, – это ж, почитай, через весь город ехать. Накинули бы еще монетку аглицкую, а?

– Вези! – рыкнул я на него, начиная терять терпение, и ванька тут же повиновался – сразу понял, что везет барина серьезного, с таким шутки плохи.

Катать меня кругами ванька не стал – понял, что чревато будет. От гостиницы, где поселились, до нужного мне небольшого особняка на Николо-Песковской улице ехать было от силы четверть часа. Ванька управился за десять минут – не больше. Наверное, я сильно испугал его своим командным окриком. Выбираясь из коляски, все же кинул ему флорин – тот как раз остался у меня один. Сильно удивленный этим поступком, не ожидающий никакой премии, ванька даже поблагодарить забыл. Да мне и дела не было до его благодарности. Я подошел к двери особняка и трижды стукнул молотком по медной табличке.

Стоять перед дверью пришлось с минуту, если не дольше. Внутри дождались, пока извозчик отъедет подальше, а после слегка дрогнула занавеска на окне. Я не был профессиональным разведчиком, но подобные мелочи замечать привык. Наконец мне открыли – на пороге стоял знакомый угрюмый детина в ливрее слуги, сидящей на нем хуже, чем седло на корове. Он не стал спрашивать, к кому я и назначено ли мне, – сразу посторонился, и я в очередной раз подивился почти кошачьей плавности его движений. Не хотел бы встретиться с ним на арене.

Детина проводил меня на второй этаж – прямиком в просторный кабинет. Особнячок изнутри выглядел привычно пустым и нежилым. Хотя на полу и не было пыли, а медные рожки газовых фонарей и дверные ручки надраены, как на корабле. Все это создавало впечатление, что в доме только регулярно проводят тщательную уборку, а не живут. Все вещи стояли ровно на тех же местах, как и в мой предыдущий визит, а с тех пор миновало больше полугода.

И кабинет ничуть не изменился – в нем всегда царила полутьма, на стенах горели рожки с зачерненными колпаками, а окна были день и ночь закрыты тяжелыми бархатными шторами. Главенствовал надо всей обстановкой громадный стол, обитый темно-бордовым бархатом, под стать ему были и стулья, и кресло хозяина кабинета, и пара массивных книжных шкафов. Человек на фоне всей этой помпезной мебели просто терялся, хотя вроде бы щуплым он вовсе и не был.