Уйти и не вернуться - Чингиз Абдуллаев

Характерные щелчки выстрелов за спиной он услышал почтисразу. И одновременный треск автоматов с другой стороны. Через минуту всестихло. Он медленно, тяжело поднялся.

В разных позах лежали убитыми все восемь человек.

Три автомата сзади в руках профессионалов сделали свое дело.Асанов не стал больше смотреть, ему всегда была противна мысль о расчетливомубийстве. Здесь было именно такое убийство. У несчастных не было ни единогошанса, ни одного. Справиться с профессионалами, которые взяли «в клещи»небольшую группу людей, да еще не подозревавших об этом — невозможно.

Борзунов, подойдя к убитым, деловито осматривал трупы, искалдокументы, бумаги. Рахимов наклонился, помогая ему.

— Да, — сказал, наконец, поднимаясь подполковник, — они былииз отряда Абу-Кадыра. У некоторых даже в кармане паспорта бывшего СССР.

Он показал два красных — «серпастых», «молоткастых»паспорта.

— Эти будут воевать всю свою жизнь. Вы напрасно такрисковали, Акбар Алиевич, — покачал головой Рахимов, — они никогда не пойдут напереговоры. Они потеряли слишком много.

— Знаю, — Асанов повернулся и пошел в направлении своеголагеря.

Навстречу ему шла Падерина. Увидев серое лицо Асанова, онаостановилась.

— Что-нибудь произошло? Кто из наших? — спросила она.

— Наши как раз все целы, — тихо произнес Асанов, — у насбыли очень неравные шансы.

— Люди Абу-Кадыра? — поняла Падерина.

Асанов кивнул и, уже не оборачиваясь, зашагал к лагерю.

Трупы они убрали, сложив курган из камней. Асанов, верныйсебе, прочел молитву над телами погибших.

— Не понимаю я его, — тихо шепнул Елагин Семенову, — боевойгенерал, легендарный «Барс», прошел всю войну, а здесь ведет себя как афганскиймулла. Он что, верующий?

— Нет, — тоже очень тихо сказал Рахимов, услышавший вопросЕлагина, — его друг попал в плен в Афганистане, приняв мусульманство. И тогдаАсанов пообещал, если того отпустят, будет всегда соблюдать религиозные обрядыпри погребении даже своих врагов.

— А его отпустили? — спросил Елагин.

Асанов чуть повернулся. Рахимов умолк на полуслове.

Через минуту они уже строили курган из камней.

Вечером они снова вышли на реку. Падерина смотрела наАсанова. Тот был задумчив и мрачен. Может быть, он услышал слова Рахимова ивспомнил старшего лейтенанта Виктора Кичина? А может, он просто не любилубивать. После десяти лет войны такое иногда бывает…

Воспоминания. Старший лейтенант Виктор Леонидович Кичин

Группа Кичина выехала из Газни на трех БМП. Каталось, ничегоне предвещало катастрофы. Но, не доезжая до Мукура, их обстреляли изгранатометов и минометов окопавшиеся в горах моджахеды. Один БМП сразупревратился в горящий факел. Два других вели неравный бой почти даа часа, нонападавших было слишком много. Когда погиб командир группы — капитан Симонов,Кичин взял командование на себя. Но силы были слишком неравны. Самого Кичина ипятерых его солдат моджахеды взяли в плен. Кичин был без сознания, его, сильноконтуженного, нашли в крови за горящим БМП. Находка очень обрадовала нападавших— за офицера давали хорошие деньги. Солдаты и сержанты интересовали их меньше.

Узнав о нападении, Асанов вышел со своей группой и почти двенедели они преследовали захвативших в плен Кичина моджахедов. Наконец,загнанные в горы, они попросили перемирия. Это тоже был один из парадоксовафганской войны, когда стороны объявляли о перемирии на каком-то конкретномучастке или в городе. На переговоры от моджахедов пришел сам шейх Курбан,высокий, красивый мужчина, знавший почти полтора десятка языков. Средиафганских лидеров было много культурных, образованных людей. К сожалению, ихбыло большинство на противоположной стороне. Среди «революционеров», какправило, преобладали люмпены и выскочки, гордившиеся своим крестьянскимпроисхождением.

Асанов радушно приветствовал шейха Курбана и приказал податьтрадиционный чай.

— Ты преследуешь нас, — начал шейх после того, как сделалпервый глоток чая, — уже две недели. Что тебе нужно, «Барс»? Мы много слышали отебе. Таджики гордятся, что среди «шурави» есть такой таджик. Но почему именнонас. Что ты хочешь?

— Пленных. Верните их мне, и я отсюда уйду. Вы захватилимоих людей. А я никогда не бросаю своих людей, — ответил Асанов.

— Мы взяли их в честном бою, — возразил шейх Курбан, — мыхотели обменять их на оружие.

— Только не со мной. Продовольствие, одежду, пожалуйста. Аоружия не дам, — твердо ответил Асанов.

Это была одна из самых удивительных страниц войны. И самыхпозорных. Часто выручая своих пленных, некоторые командиры просто меняли оружиена солдат, не отдавая себе отчета, что это оружие еще будет стрелять против ихтоварищей.

— От тебя, — развел руками шейх Курбан, — мы не возьмемничего.

— Почему такая избирательность, — улыбнулся Асанов, — именноот меня?

— Тебя хорошо знают в этих горах, — напомнил шейх, — людиверят тебе. Все пуштуны знают — твое слово закон. Ты никогда никого необманывал. Поэтому мы отдадим тебе твоих людей просто так, безо всякого выкупа.

— Ну, что-то вы все равно потребуете, — понял Асанов.

— Да, «шурави», потребуем. Ты должен дать слово офицера,слово мусульманина, что всегда, когда будешь хоронить мусульман, ты будешьчитать поминальные суры из корана, если рядом нет муллы, способного сделатьэто.

— Но я коммунист, — напомнил Асанов.

— Знаю, что ты безбожник. Но Аллах говорит, что спасутся те,которые уверовали. Может, я забочусь и о спасении твоей заблудшей души?

— Если вы освободите моих ребят, я дам такое слово, —подумав, ответил Асанов.

— Ты убил слишком много наших людей, «Барс», — спокойносказал шейх, — искупи свою вину перед Аллахом. Хорони убитых по нашим обычаям.Больше мы от тебя ничего не хотим.

— Даю слово офицера, — поднялся Асанов, — если к вечеру людибудут в моем лагере, я всегда буду читать коран над убитыми мусульманами, еслирядом не будет муллы. Даю слово, — повторил он.

— Твои люди будут здесь через два часа, — поднялся и шейхКурбан, — все пятеро.

— Шестеро, — напомнил ему Асанов, останавливая ужесобиравшегося уходить шейха.

— Нет, пятеро, — возразил шейх, — твой раненый офицер былочень плох. Мы боялись, что он не выживет. И отправили его в Ургун. Он,наверно, уже в соседней стране, если еще остался жив.