Шоу непокорных - Хейли Баркер

Я был тогда так взволнован, мне так отчаянно хотелось оказаться здесь. Это единственное, о чем я тогда думал. Неужели я был настолько глуп, настолько наивен?

Помню, как Прия поникла, когда я сказал, что хочу пойти в цирк, как ее нежный взгляд внезапно стал холодным и колючим.

Решайте сами, сказала она. Думайте сами. Судите сами.

Сказав эти слова, она поставила на карту все. Прия знала, что это вольнодумство; знала, что произойдет, если мои родители узнают. И они узнали. Фрэнсис, мой брат, мой близнец, передал им ее слова. Он убил ее, пусть и не своими руками.

Я так скучаю по ней. Надеюсь, я не подвел ее, где бы она ни была. Надеюсь, она гордится мной. Я вновь даю себе обещание, которое давал ей каждый день с тех пор, как узнал, что с ней сделали.

Однажды, если этот ужас когда-нибудь кончится, если мир изменится, я найду ее детей, Нилу и Нихала. Я расскажу им, какой она была храброй, мудрой и честной. Я возьму их под свою опеку.

Мы также отыщем семью Хоши и Греты. Хоши печалит то, что Грета больше не вспоминает о своих родителях. Раньше она только и делала, что говорила о них, но теперь они перестали казаться ей настоящими, и, похоже, она больше по ним не тоскует. Она просто любит Хоши, любит меня, Джека и Боджо. Может, ей и хватает нашей любви, но это неправильно. Наверняка где-то у нее есть отец и мать, которые отчаянно хотят ее увидеть. И Хоши: у нее тоже есть отец и мать, и хотя бы один брат. По крайней мере, был. Мико должно было исполниться двенадцать.

Девочки были совсем маленькими, когда покинули родных, и ни одна не помнит, откуда их увезли, из какой части страны. Ничего, когда-нибудь мы это выясним.

Мы будем вместе. Мы будем свободны.

Я поднимаю глаза вверх. На небе уже появилась первая звезда. Она мерцает, ожидая своих подружек.

Имя «Хошико» означает «дитя звезд». В Хоши красиво все, даже ее имя. Помню, как я был очарован ею при первой встрече. Сейчас, когда хорошо знаю ее, знаю надломленную и отважную девушку, что скрывается под слоем яркого грима, я околдован ею еще больше.

Интересно, где она? Вдруг она, где бы она ни была в эту минуту, тоже смотрит на эту звезду? Надеюсь сегодня ей будет тепло и безопасно.

— Сгущается тьма. — Зловещее заявление Сильвио прерывает мои мысли. — Это моя любимая точка обзора. Отсюда как на ладони виден весь цирк.

Он нажимает кнопку на часах и говорит:

— Включите все. Да, именно все. Да, прямо сейчас! Или вы думаете, на следующей неделе? Немедленно делайте то, что вам велено!

Примерно секунду ничего не происходит, а затем, один за другим, вспыхивают миллионы огней.

Каждая горка, каждый аттракцион сверкают лампочками на фоне ночного неба. Все дорожки между ними напоминают арки фейерверков. Большое колесо медленно вращается. Вверху, внизу, слева, справа цирк играет огнями.

На мгновение сердце предательски замирает в груди. На секунду, менее чем на секунду, от восторга перехватывает дыхание.

Нет. Я не позволю себе испытывать к этому месту ничего, кроме отвращения. Это просто электричество, только и всего.

Я поворачиваюсь к Сильвио и в той же презрительной манере, в какой с ним всегда общалась моя мать, спрашиваю:

— И это все? Спустя целый год это лучшее, что вы можете предложить? Меня не впечатляет, Сабатини.

Его лицо на миг обиженно вытягивается, но затем холодная белая маска возвращается на место.

— Знаешь что, прежде чем я покажу тебе твою спальню, предлагаю тебе составить мне компанию в кинозале. Не возражаешь? Через несколько минут начинается прямой эфир. — Он жестом приглашает меня в гольфмобиль. — Что скажешь? Заскакивай на борт, мастер Бенедикт, тебе будет полезно узнать, что тут у нас есть.

Музыка затихает. На несколько секунд воцаряется тишина, аудитория у сцены безмолвно застывает перед пустым экраном.

Я смотрю поверх людских голов, поверх трущоб, в сторону города. Стало заметно холоднее: на западе солнце опускается за горизонт, небосклон прочертили розовые полосы. В вечернем небе уже мерцает одна звездочка. Она храбро искрится над моей головой, и в моем сердце рождается надежда.

Я снова увижу Бена, я это точно знаю.

Темная масса вдали, по ту сторону Лондона, — это новый цирк. Притаился и ждет, чтобы вновь заявить о себе, подняться в полный рост. Внезапно, будто почувствовав мой взгляд, он преображается. От тьмы к свету, от оцепенения к движению, от смерти к жизни.

Мое сердце делает сальто. По рукам и спине пробегают мурашки. Грета хватает меня за руку, и мы как зачарованные смотрим на это чудовище.

Нет. Только не это. Нельзя, чтобы чары цирка околдовали нас.

Под ярким куполом страдают люди, как когда-то страдали мы. Забитые, испуганные, отчаявшиеся, упорно сражающиеся за свою жизнь. Я качаю головой. Сбрасываю с себя злобное очарование.

— Не смотри туда, — говорю я Грете. Обнимаю ее за плечи и осторожно разворачиваю нас к экрану.

Через секунду возникает изображение, голографическое, объемное, почти реальное. Кажется, что человек находится рядом с нами. Это женщина. Застывшая надменная улыбка на ее лице направлена прямо на меня.

У меня замирает сердце.

Вивьен Бейнс.

Она сменила облик. Прежней короткой стрижки и строгого костюма как не бывало. На ней розовый свитер, вьющиеся волосы до плеч. Похоже, она пытается смягчить свою холодную ауру Снежной королевы, пытается казаться теплой и доброй. Это не работает.

Боджо вырывается из рук Греты и подскакивает к краю картинки. Он с любопытством принюхивается и осторожно протягивает лапку, но, не почувствовав ничего, кроме воздуха, тотчас отдергивает ее.

Вивьен Бейнс что-то говорит, впрочем, разобрать ее слова трудно. Толпа под нами беснуется: люди свистят, выкрикивают оскорбления и непристойности. В конце концов, шум немного затихает, и если напрячь слух и внимательно следить за ее омерзительными, кислыми губами, то можно разобрать слова.

— …романтическая история о том, как мой сын убежал с циркачкой, пленила людские сердца. Любовь побеждает все на свете. Любовь способна построить мост. Любовь сильнее ненависти — вот о чем я слышала последние несколько месяцев.

Вивьен Бейнс улыбается. Причем почти убедительно.

— Это такая милая идея. И она нам всем нравится. Идея, что все мы в принципе одинаковы. Что в глубине души мы ничем не отличаемся — можем понимать друг друга, можем жить в гармонии. Это то, в чем Лора Минтон и ее последователи пытаются убедить вас. Мысль о том, что все, Чистые и Отбросы, могут мирно сосуществовать. Мысль о том, что, если мы дадим Отбросам больше прав, они это оценят, они будут себя хорошо вести и будут жить счастливо среди нас.

Она подается вперед и буравит аудиторию взглядом.