Перекресток волков - Ольга Белоусова

— Я знаю, — кивнула она и нахмурила изящные тонкие брови. — Какой странный выбор… Ной — это кто-то из Библии… Да-да… Ноев ковчег… Всемирный потоп… Ной возродил человечество.

Я так и не понял, понравилось ли ей мое имя. И уж чего я точно не собирался делать, так это «возрождать человечество», гори оно синим пламенем!..

Нора засмеялась. Запах блестящих каштановых волос вызывал из глубин памяти давно забытые романтические легенды. Даже дьяволенок начал потихоньку успокаиваться.

— Что ты здесь делаешь? — спросил я. На самом деле меня больше интересовало, как она здесь оказалась. Помимо всего прочего, была глубокая ночь. И я все еще был уверен, что минуту назад девчонки в парке не было.

— Я хотела увидеть тебя, — она сказала это тихо, так тихо, что я не сразу принял ее слова за ответ.

— Меня?

— Да. Тебя.

— Это, конечно, здорово, но… Зачем?

Нора пожала плечами, смущенно и растерянно.

— Ты прав… прав… Незачем… Прости.

Она встала, шагнула в темноту. Я тоже встал, протянул руку, пытаясь задержать ее… Почему-то мне казалось это важным.

Рука ухватила пустоту. Галлюцинация? Видение?

Дьяволенок снова засуетился, тревожа сознание. Он хотел крови и боли, а я — сна без костра и теней. Но, в отличие от дьяволенка, мне, кажется, не суждено было получить желаемого.

Я опустился на скамейку, сжал голову руками и завыл.

Весь следующий день я метался по кровати, в бреду призывая на помощь отца. Но вместо него почему-то пришел Белый Волк. Я никогда не видел его раньше, однако был уверен, что незнакомец, закутанный в рваный темный плащ, — это он. И в его зеленых глазах таилась печаль. О, боги… Старая, старая сказка…

Мне казалось, что где-то рядом была и Нора. Но когда сознание вернулось, единственным воспоминанием о ней остались лишь боль в руках и чуть горьковатый запах ромашки. Впрочем, и это вскоре ушло в прошлое.

А костер… Костер остался.

— Прости, я не хотела мучить тебя…

— Нет, не ты. Это все весна… Весна… Цветет вишня, и луна кажется невероятной, дикой, как никогда желанной. Весна… пусть по-разному, но она действует на всех нас…

Медленно тянулось время… Ночи сменялись одна за другой, в бесконечной череде смеха, страха и фонарей. После очередной охоты я купил себе новые джинсы, кроссовки, пару футболок и книги. До дня моего шестнадцатилетия оставалось чуть больше месяца, и я читал легенды о волках.

Мы брели по набережной, лениво перебрасываясь пустыми фразами. Внезапно установившаяся майская жара тяготила сознание, требуя воды и тени. Влажный горячий воздух мешал сосредоточиться. Хотелось спать.

Справа где-то внизу плескалась закованная в бетонное русло мелкая грязная речушка. Слева проходили трамвайные пути. Вдоль путей тянулись старые кирпичные дома. В некоторых еще жили люди, однако большинство зданий были давно заброшены. Стены постепенно обрастали мхом и грибком, трескался давно не ремонтированный тротуар, битый кирпич смешивался в траве с пивными бутылками. И в каждом камне, в каждой травинке сквозила абсолютная безысходность.

— Как тебе новая подружка Андрея?..

Мимо нас прогрохотал трамвай, заглушив вторую половину вопроса Бэмби. Я неторопливо собирал в голове достойный ответ, и вдруг почувствовал присутствие здесь, на забытой богами городской улице, кого-то еще, близкого и далекого одновременно.

— Подожди меня, — бросил я Бэмби, в два прыжка перескочил через рельсы и нырнул в ближайшую арку. В арке было темно и сыро. И я знал, кроме меня здесь был кто-то еще… какая-то тень…

— Привет, Ной, — сказала тень.

— И тебе привет, Артем, — ответил я. — Какими судьбами?

У тени было смуглое лицо, длинные черные волосы, перетянутые резинкой у затылка и — я знал это не понаслышке — очень крепкие мускулы.

Тень молча улыбнулась, обнажив два ряда крепких белых зубов. Я вспомнил, что семь дней назад Антону должно было бы исполниться шестнадцать лет.

— Ты получил Силу, — констатировал я более чем очевидный факт.

— Неделю назад я видел свою звезду, — согласно кивнул Артем. — Был костер, потом был круг. Мы вспоминали Антона. Сегодня моя первая охота.

Он любил говорить коротко, с едва уловимой насмешкой и уверенностью в собственных силах. В общем-то для такой уверенности у него имелись некоторые основания.

— Ты рад?

На самом деле ответ был мне известен. Мы все радовались… всей всегда… ведь шестнадцатилетие — самое важное событие в жизни.

— Ты же знаешь… — продолжал Артем, — я и так слишком долго ждал.

— Желаю удачи, — я сделал шаг назад.

— Подожди, Ной! — он был явно ошарашен таким поворотом. — Неужели ты не хочешь узнать последние новости из дома? У тебя…

— Не хочу, Артем. Это… тяжело.

— Подожди, ну подожди же, Ной! Расскажи о себе. Почему ты ушел? Где прячешься? Когда вернешься?

Я поморщился.

— Сколько вопросов… Ты никогда не был таким любопытным, Артем. Это что — эхо Силы?

Кажется, он обиделся. Процедил сквозь зубы:

— Я искал тебя.

— Да?

— Мы все искали, всем кругом. Но ты словно умер — даже запаха не осталось.

— Надо было просто спросить у отца, — пожал я плечами.

— Мы спрашивали, — заверил Артем. — Он сказал, что не знает, куда и почему ты ушел…

Отец всегда был таким милым! Хотя… я ведь не оставлял прощальных записок. В некотором смысле он действительно не знал.

— Ной, черт возьми, чем ты здесь занимаешься? — раздалось за моей спиной недовольное бурчание Бэмби. Я заметил, как напрягся Артем. У него было право ненавидеть людей. У меня оно тоже было, но теперь-то я знал, что не все люди одинаковы.

— Это мой друг, — сказал я, разом отрезая себе все пути к отступлению. Артем облизнул пересохшие губы, посмотрел на меня злыми желтыми глазами. Я инстинктивно переместился в сторону, закрывая собой Бэмби. Предупредил:

— Даже не думай, Артем!

Он нехорошо засмеялся, подавляя рычание.

— Тебе теперь не справиться со мной. И ты это знаешь.

— Возможно, — я досадливо коснулся языком пустоты между зубами. Левый клык, естественно, еще отсутствовал. — Но я все равно попробую.

— Ной! — тихо позвал Бэмби. Я ответил, не оборачиваясь:

— Иди домой!

— Я подожду, — упрямо ответил он. Его упрямство было более чем некстати.

— Значит, то, что говорят в поселке, — правда, — бросил Артем таким тоном, чтобы сразу было понятно, что в поселке не говорят обо мне ничего хорошего. Кто бы сомневался!