Корабль мечты - Лука Ди Фульвио

– Спасибо, – растроганно произнесла она.

Но Исаак не услышал ее. В его ушах гремела барабанная дробь Венеции.

Направив носы на покрытый водорослями гранит, лодки зрелищно развернулись и, скользнув по воде, точно по маслу, ткнулись в пристань со смачным хрустом, едва приглушенным набитыми тряпьем мешками. В тот же миг перевозчики засуетились со снастями и сходнями, на досках простелили красную ткань.

За все это время капитан так и не спешился. Он гордо смотрел на ликующую толпу и своих солдат. Ланцафама охватило радостное волнение. Воин выхватил меч и молча воздел его к небесам – даже скажи он что-нибудь, его бы не услышали. Да и не нужны были сейчас слова. Все солдаты, в том числе и раненые, тоже подняли оружие.

Повернувшись, капитан улыбнулся Исааку, и тот заметил, как блестят его глаза.

– Ты на месте, – шепнул капитан.

И, прежде чем Исаак успел что-либо ответить, Ланцафам пришпорил свою лошадь и та не колеблясь перепрыгнула на сходни. Так и не опустив меч, капитан Андре Ланцафам вывел свою лошадь на влажные камни площади.

Толпа торжествовала.

За конными на сушу сошли простые солдаты, к ним присоединились и Исаак с Джудиттой, и только потом на площадь спустили повозки с ранеными.

Тысячи и тысячи разноцветных свеч подобно нимбу сияли у главы святого Иакова, одной из сотни реликвий, которыми гордилась Светлейшая Республика. Голова святого, на затылке и под челюстью укрепленная серебром, покоилась на алтаре на вершине золотой колонны двадцати футов и четырех пядей в высоту. Другие священные реликвии – руки, ступни, мощи, гвозди и щепки от креста Иисуса, руку святой Луции Сиракузской, глаз святого Георгия Победоносца, ухо святого Космы – все это несли благочестивые братья из монастырей Сан-Сальвадор и Сан-Джорджо Маджоре, удостоившиеся высокой чести сыграть столь значимую роль в празднестве.

Народ бесновался, как безумный, пытаясь коснуться реликвий, а стражники, поставленные охранять их, грубо расталкивали горожан, не подпуская близко.

Прямо за монахами шли епископы в полном облачении и викарий из собора святого Марка – он нес евангелие, написанное святым собственноручно.

В конце колышущейся процессии, выдерживавшей натиск всех тех, кто пытался пробиться к реликвиям и коснуться их, шли восемнадцатилетний дож Леонардо Лоредано и патриарх Венеции Антонио Контарини – они тоже хотели поздравить героев с возвращением на Родину.

Исаак и Джудитта успели сделать всего пару шагов, когда сквозь толпу по приказу какого-то чиновника в парадной форме к ним протиснулись четверо стражников из личной охраны дожа.

– Следуйте за мной. Вам нельзя оставаться здесь, – приказал один из стражников.

Капитан Ланцафам как раз оглянулся, чтобы подзадорить своих солдат, и увидел эту сцену. Он посмотрел Исааку в глаза, не поведя и бровью. В этот миг значение имел лишь этот долгий безмолвный взгляд, объединивший двух гордых мужчин. Капитан знал, что Исаака и его дочь лишь отведут в сторону от процессии, но не арестуют. Двум желтым еврейским шапкам было здесь не место. Врача, спасшего столько жизней, не упомянут в официальных документах.

Но глядя на своих солдат, на их жутковатые окровавленные культи, в тот день служившие народу Венеции чем-то вроде священной реликвии, Ланцафам думал о том, что всем документам вопреки отважный доктор в эти дни и ночи врачевал его солдат.

– А мне на эти глупости наплевать, – заявил Доннола, следуя за Исааком и Джудиттой, запьяневшими от всеобщего ликования. – Пойдемте. – Он взял их под руки и отвел в уголок поспокойнее. – Могу поспорить, что вам нужно местечко, где бы преклонить голову и поесть.

– А я могу поспорить, что у тебя уже есть такое местечко на примете, – улыбнулся Исаак.

– Лучшее в городе, клянусь. – Ухмыляясь, Доннола прижал правую руку к груди. – Чистая постель, мало клопов, дешевая и вкусная еда. И правда, лучшая таверна в городе. И… – тут он немного смутился. – И там никто не посмотрит на ваши желтые шапки.

– Я думал, этот город свободен от предубеждений прочего христианского мира, – поднял брови Исаак.

– Так и есть, господин доктор, клянусь. – Доннола вновь прижал руку к груди. – Только понимаете… Напрямик вам скажу. Вы ведь все равно евреи.

– Почему мы тащимся за этим дураком? – тихо спросил Меркурио у Бенедетты, следуя за Цольфо и монахом.

После прыжка в канал он совершенно замерз и оставлял на грязной улице мокрый след.

Девушка пожала плечами.

– Куда мы идем? – уже громче осведомился Меркурио, обращаясь к монаху.

– Туда, где ты сможешь пообсохнуть и переодеться, – не оглядываясь, ответил церковник.

Некоторое время они шли молча, а затем монах вдруг резко остановился и уставился на Меркурио. Глазки у него были маленькими и проницательными.

– Ты ведь не станешь и мне говорить, мол, ты священник, верно, парень?

Меркурио оцепенел. Он чувствовал, что его поймали на горячем, и ему очень, очень не нравился сверлящий взгляд монаха.

– Нет… – пробормотал юноша. – Я… Э-э-э… Нет. Просто по дороге сюда на нас напали разбойники… Они отняли мои вещи… И я… я нашел вот это, – он указал на сутану. На мостовой под его ногами уже успела образоваться небольшая лужица. – Именно так все и было. – Меркурио в поисках поддержки посмотрел на Бенедетту.

Но та не сказала ни слова.

– Пойдемте, – буркнул монах.

Втянув голову в плечи, Меркурио злобно покосился на Бенедетту.

– Мне не нравится этот монах, – тихо сказал он.

– А мне вообще никто не нравится, – отрезала Бенедетта.

Меркурио показалось, что ее голос звучит как-то странно.

– Даже я? – поддразнил он.

Бенедетта промолчала.

– Спасибо, что остался с нами, – через пару шагов сказала девушка.

Меркурио сделал вид, что не услышал ее слов. Тем, что купец не убил его в римском переулке, юноша был обязан Бенедетте. И поэтому, с одной стороны, он чувствовал, что должен доказать ей свою благодарность, но, с другой стороны, по той же причине Меркурио ненавидел ее всей душой, потому что ему не нравилось быть обязанным кому-то. Эта ситуация напоминала парню об истории с пьянчугой, который спас его от смерти в подземных каналах. И в особенности Меркурио ненавидел девушку за то, что она разлучила его с Джудиттой. Что бы это ни значило. Может быть, Бенедетта могла бы объяснить ему, что происходит, она ведь женщина и разбирается в таких вещах. Но у Меркурио не было опыта задушевных разговоров с женщинами. И к тому же Бенедетта, скорее всего, не захочет говорить о Джудитте, подумалось ему. Вообще, Меркурио все это казалось весьма щекотливой темой. И поднимать ее в разговоре не стоило.

Они шли на юг, оставив позади густо заселенный центр города Местре, и вскоре очутились на окраине, где справа от дороги на расстоянии пятидесяти метров друг от друга тянулись крестьянские домики. Каждое их этих низких невзрачных сооружений было окружено огородом. Слева от дороги мерно текли воды канала, его неровные берега поросли камышом.