Дверь в стене тоннеля - Николай Черкашин

На Дмитровском шоссе их машину стал нагонять белый «мерседес». Еремеев похолодел: перед глазами живо встал расстрелянный рафик перед въездом в Хотьково. Оторваться от «мерса» не было никаких надежд. Надо останавливаться и принимать неравный бой здесь, в этом чудном березняке с зацветающей черемухой…

Выследили. Слишком долго крутился по Москве. Жаль шофера и священника – ни за что пострадают. Надо остановиться и отбежать в сторону, принять огонь на себя.

– Останови здесь, – попросил он и не узнал своего враз охрипшего голоса. Водитель затормозил на обочине. Сжимая пистолет в кармане куртки, Еремеев бросился навстречу подлетающему «мерсу».

Залечь бы в кювет. Поздно. Сейчас изрешетят…

Белый «мерседес» пронесся мимо. Он успел разглядеть лишь удивленное лицо блондинки, сидевшей рядом с водителем.

Пронесло. Ошибся. Мало ли в Москве белых «мерсов»… Нервы, брат, нервы. Хвойно-жемчужные ванны надо принимать, элениум на ночь – и никаких стрессов.

Он наломал букет черемухи, спрятал лицо в холодные цветы и листья и задохнулся от горьковато-сладкого запаха. Сто лет не вдыхал. Ведь черемуха же, не спецсредство какое, – всамделишная, живая!

– Рано, рано черемуху-то рвете, – пожурил его отец Симеон. – Распуститься как след не успела.

– Душа не утерпела.

Водитель с батюшкой улыбнулись. Вот, мол, не перевелись-де еще романтики в сей юдоли. Поехали дальше…

На «Санта-Марине» Еремеева ждал сюрприз. Из салона в кокпит вылезли ему навстречу бывший майор Тимофеев и помощник по особым поручениям. Оба были навеселе, и Артамоныч радостно хвастался:

– Это я его уломал. Я! Ни за что не хотел ехать. Это я…

– Это он! – обнимал посланца за плечи Тимофеев. – Знал, чем старого танкиста пронзить… А пароход у тебя классный! И девочки ничего. Ну ты – гусь! Все успел.

Заметив священника, поутихли. Вылезли и Карина с Леной.

Отец Симеон раздул кадило, окурил благовонным дымком ливанского ладана каюту, салон и кокпит, окропил святой водой палубу, мачту, паруса, пропел священные тексты и под конец, благословив капитана, вручил ему образок покровителя моряков и всех странников – святителя Николая. Иконку повесили в салоне. Там же накрыли и запоздалый обед.

– Может, с нами пойдете, батюшка? – предложил Тимофеев, поднимая чарку.

– Вот когда на Афон соберетесь, тогда и пойду, – отшучивался отец Симеон, моложавый и крепкий иеромонах из Ново-Иерусалимского монастыря.

– А нам что в Хайфу, что в Афон! – хорохорился Тимофеев. – Вот золотишко колчаковское с Артамонычем найдем, купим себе персональный танк, Карину в наводчицы возьмем, Ленку в заряжающие и махнем в Арабские Эмираты. – И тут же дурашливо пропел:

Проводив священника и договорившись с хозяином «жигулей», что тот заедет сюда завтра с утра, Еремеев вернулся на яхту и распределил спальные места. Девушкам отдал носовую каюту, Тимофееву отвел диван левого борта, себе – диван правого. А невысокий Артамоныч с превеликой охотой забрался в спальную шхеру, уходившую в корму по правому же борту за рундуком кокпита.

Выход назначили на завтра сразу же, как только Еремеев привезет Дельфа.

* * *

Уходили в полдень под дизелем. Карина с Леной героически загорали на носу под совсем еще нежарким майским солнцем. Чуть поодаль – у мачты – лежал на крыше салона забинтованный Дельф, время от времени побивая пушистым хвостом в пластик кровли. Тимофеев с Артамонычем резались в салоне в домино. А Еремеев сидел на руле, изредка поглядывая на удаляющийся город. На губах блуждала блаженная улыбка. Он не бежал из Москвы, он уходил из этого чудовищного мегаполиса победителем – на белом водном коне, с отбитой девой-красой, с друзьями-товарищами. «Санта-Марина» в его глазах походила на ковчег, который спасал пять душ, не считая собачьей, уносил их к новой, заведомо лучшей жизни.

ревел из стереодинамиков в салоне любимец майора Тимофеева Высоцкий, –

Пройдя под мостом автомагистрали, Еремеев заглушил дизель, поднял грот и стаксель, в которые сразу впрягся свежий майский ветер. Зажурчала под кормой вода, яхта, кренясь на правый борт, понеслась к вратам первого шлюза…

(Лейтенант Орест Еремеев)

Только когда мотоцикл въехал в массивные ворота комендатуры, лейтенант Еремеев перевел дух и размазал по лбу скопившийся в бровях пот.

Жарко!

Да что жарко!.. Тут кого угодно бы холодный пот прошиб. Шутка ли, конвоировать «вервольфа» по незнакомому городу. Этих субчиков, судя по тому, что Еремеев о них слышал, надо перевозить в бронированных автомобилях. Но у смершевского автофургона полетела коробка передач, и за добычей капитана Сулая прислали этот дохлый колясочный мотогроб.

Капитан Сулай первым из смершевцев взял в Альтхафене живого «вервольфа»; неделю выслеживал его в портовых водостоках. И уж конечно же майор Алешин, прекрасно понимавший, кого добыл Сулай, мог бы расстараться если не насчет «виллиса», то уж хотя бы насчет бортовой полуторки.

Таинственный «вервольф» в серой докерской спецовке выглядел весьма прозаично. Тем не менее Сулай затянул на поясе пленника крепкий флотский линь, а свободный конец намертво привязал к скобе коляски. Руки оставил свободными, чтобы не привлекать внимания прохожих. «Вервольф» покорно позволил проделать все это и даже предупредительно поднял руки, чтобы Сулаю удобнее было обвязывать поясницу. Капитану эта предупредительность не понравилась, уловил он в ней что-то насмешливое, обидное для себя и потому узел на скобе затянул потуже. Сулай повел свою группу по горячим следам, а мотоколяска с добычей покатила через Хинтерланд в город.

Еремеев с любопытством поглядывал на белобрысый затылок немца. Он впервые так близко видел живого диверсанта и никак не мог понять, что заставляет его воевать после того, как война уже закончилась.

Посреди двора, у широкого колодца, сделанного, видимо, из бывшего фонтанного бассейна, плескался голый по пояс помощник коменданта капитан Кистенев. На фигурной закраине колодца стояло ведро. Кистенев ладонями черпал из него воду и блаженно поливал спину.

– Привет, Еремеич! Иди, освежись!

И плеснул пригоршню на горячий мотоцикл. Капли попали в лицо пленному, он жадно слизнул их с верхней губы и, впервые за всю дорогу обратился к конвоирам:

– Господин лейтенант, разрешите попить… Воды.