Первая встреча, последняя встреча... - Владимир Валуцкий

— Проездное предписание.

— Куда?

— К тетке!

— Ефрейтор, — поморщился комендант. — В чем дело?

— Понимаете, товарищ капитан, — пояснил Збруев, — я уже до половины проехал. Значит, теперь все равно: что туда ехать, что обратно. Я все подсчитал. — Збруев растопырил пальцы, как циркуль, и отмерил расстояние. — Туда пять тысяч километров и туда пять. Государство ничего не потеряет.

— Ваше предписание! — протянул руку комендант. — Так… Хабаровский край, село Кресты… Третья касса за углом! — он вернул литер. — Счастливого пути!

— Вы меня не поняли, товарищ капитан! Я хочу его повернуть! Понимаете — повернуть! — Збруев для убедительности повернул в руках предписание. — Чтобы обратно, в Вологодскую область! К тетке!

— Струсил, что ли? — сказал комендант. — Вначале, значит, дайте мне Дальний Восток, а теперь — хочу к тетке?

— Чего мне трусить, — вздохнул Збруев. — Меня и так жизнь била… — он оглянулся и заговорил вполголоса. — Я сейчас объясню. Не хотел при людях… Понимаете, у меня семь невест. Первую я проехал, вторую недооценил… а себя — переоценил! Вы меня понимаете, товарищ капитан? Любовь ведь не вздохи на скамейке, верно?..

— Слушай, ефрейтор, — сказал комендант. — Мне за день столько всякого врут! Ты бы хоть врал правдоподобнее. Семь невест… Разве такое бывает?

— Бывает! Я живой пример!

Комендант начал всерьез сердиться.

— Ну, вот что. Хоть ты мне про сорок невест заливай, а проездное предписание может изменить только военный министр. Понял? Следующий.

Гневная толпа военнослужащих оттеснила его от окошечка.

— Нельзя меня туда пускать!.. — раздался под стеклянными сводами аэровокзала отчаянный крик — и потонул в реве самолетного мотора.

— Товарищи, минутку внимания! — сказала стюардесса, входя в салон. — Наш самолет пролетает над озером Байкал. Мы идем на высоте девять тысяч метров со скоростью по рядка тысячи километров в час. Температура воздуха за бортом — минус шестьдесят градусов.

— Шестьдесят?.. — встревожился сосед Збруева, интеллигентный командировочный. — Такой мороз?

— Это вверху, — сказал Збруев. — А внизу — плюс восемнадцать.

Сосед взял у стюардессы бокал с водой, проводил ее восхищенным взглядом и подмигнул Збруеву:

— А?..

Збруев покосился на девушку, но потом равнодушно отвернулся к окну.

— Не скажите… Все-таки красивая женщина — это… — сосед изобразил рукой нечто возвышенное.

— Между прочим, одному мужчине пересадили женское сердце, — сказал Збруев. — Так он сразу помер.

— Ну, это от несовместимости, — возразил командировочный.

— Вот и я говорю.

Командировочный с любопытством посмотрел на Збруева, потом спросил:

— Куда летим, солдат?

— К невесте.

— Как же так? — ухмыльнулся командировочный.

— По предписанию.

— М-да… — помолчав, сказал командировочный. — Дожили…

Стучит компостер, отбивая на литере Збруева очередную транзитную пересадку.

Летит над тайгой вертолет. Збруев примостился у окошечка на тюках почты.

Снова — удар компостера, неумолимый как рок.

Пробирается по зыбкой лежневке среди тайги автобус. Трясется на заднем сиденье Збруев…

И вот перед ним широкая таежная река, и матовые, как олово, волны разбегаются под тупым носом баржи-самоходки, груженной разнообразными землеройными машинами.

Збруев сидел на корме, укрывшись от ветра в ковше экскаватора, — тихий, обреченно смиренный. И не могли его вывести из этого состояния ни шумные бородатые геологи, расположившиеся на палубе со своими рюкзаками и теодолитами, ни местные женщины, зорко опекавшие любознательных ребятишек, ни мужчины в брезентовых робах, резавшиеся за его спиной в домино.

А чуть поодаль, здесь же, на поручнях баржи, — примостились ярославские ребята со своими балалайками.

Мы на свадьбе у героя

Прогуляли до утра.

Дефицитною икрою

Заедали осетра.

Молодая в белом платье

Под серебряной фатой

Поражала дивной статью

И небесной красотой…

Между тем баржа сбавила обороты, стеклянные шары покатились из-под винта и вспенили воду. От крошечного причала к барже направилась лодка с двумя гребцами. А третий, что сидел на корме, приподнялся и крикнул, сложив ладони рупором:

— Збруев, Константин Яковлевич, есть тут?

— Есть, — отозвался Збруев, взял чемодан и пошел к трапу.

Лодка покачивалась на волнах под бортом. У Збруева приняли чемодан, помогли спуститься вниз.

Гребец оттолкнулся от баржи веслом, и лодка поплыла к берегу, а баржа снова обросла бурунами и двинулась дальше.

— Ну, здорово, ефрейтор! — сидевший на корме седой, крепкий мужчина протянул Збруеву руку. — Лукьянов, директор зверосовхоза.

— А где Мария? — спросил Збруев. — Замуж вышла?

— Почему — вышла? Нет… — директор вздохнул. — Места у нас тут, брат, роскошь! Икру ложками едим. А пушнины — и говорить нечего. Хороший охотник у нас тут — на золоте, можно сказать, кушает…

— А Мария? — повторил Збруев.

— Вот с Марией хуже… — смущенно почесал в затылке директор. — Понимаешь, солдат… режь меня, руби голову — это я тебе писал! Сезон, понимаешь, хороших стрелков мало, задыхаюсь, еле план тяну… Дом тебе поставлю, заработаешь хорошо — только прости ты меня Христа ради! Не для себя стараюсь, для государства!

Збруев молчал.

— Ефрейтор, — забеспокоился директор. — Скажи ты хоть что-нибудь!

— А что говорить, — равнодушно произнес Збруев. — Все нормально.

— Как нормально? Не обиделся?

— А чего обижаться… К этому оно и шло. А карточка-то чья? — поинтересовался Збруев, вынимая фотографию.

— Карточка? — сказал директор. — Это целая история. Думал я, что тебе послать? Чтобы наверняка проняло. Артистку послать — узнаешь. И послал я тебе художественное произведение из Эрмитажа. Символ женской красоты и материнства. Мадонна Аве Мария!

Лодка приближалась к берегу, где, потеснив тайгу, стояло несколько бревенчатых домиков и виднелся причал. А на причале — ярославские ребята:

Не забыть еще сказать бы,

Чтобы правду знал народ, —

Совершилась эта свадьба

Чуть попозже, в Н-ский год…

В раннем детстве почти все пробуют перо. Перо — это образно говоря, а чаще всего карандаш, который первым попадает ребенку в руки.