Тень на каменной скамейке - Мария Грипе

– Прости нас, Флора. Пожалуй, мы лучше пойдем, – сказала наконец Каролина. – Мы думали… В общем, в письме все написано.

Флора презрительно посмотрела на Каролину и отошла к столу, где рядом со свечой лежало письмо. Оно было раскрыто, но Флора снова тщательно сложила его и протянула Каролине:

– Дуреха! Что мне с ним делать-то? Читать ведь я не умею. Оставьте-ка нас лучше в покое.

Мы с Каролиной молча стояли у дверей столовой, дожидаясь, пока спустятся остальные. Завтрак уже был накрыт. Свея возилась в кухне.

Каролина старалась сдерживать кашель, у нее была температура, и она плохо выглядела. Вернувшись ночью домой, мы легли не сразу, а еще долго разговаривали. Мы понимали, что Флора не будет молчать. Мало кто может похвастаться тем, что у него украли ребенка. Конечно, она выжмет из этой истории все до капли.

И поэтому лучшее, что мы могли сделать, – как можно скорее рассказать дома о нашем приключении. Так есть хоть какая-то надежда, что нам поверят, потому что если сначала услышат версию Флоры, нам можно даже не стараться. Все, что бы мы ни говорили, будет воспринято как попытка оправдаться.

Но вот все спустились и сели к столу, все, кроме Нади, которая сегодня заспалась. С кастрюлей каши в руках из кухни появилась Свея и вопросительно посмотрела на меня:

– А вы будете завтракать?

Я поспешно открыла дверь в столовую и вошла в сопровождении Свеи и Каролины. Но не села за стол, а встала рядом с Каролиной у печи. Свея поставила на стол кашу и собралась снова пойти в кухню, но я попросила ее задержаться. Нам нужно было кое-что сказать.

Все глаза устремились на нас. Папа отложил газету. Стало тихо, и я начала: «Мы решили сами признаться, чтобы избежать недоразумений, которые могут возникнуть, если вы услышите об этом от других».

И мы обо всем рассказали. По очереди – я и Каролина – от начала и до конца. Мы постарались ничего не упустить, объяснили, как мы рассуждали, как хотели сделать доброе дело и как потом поняли, что ошиблись. Теперь мы и сами удивляемся, как нам в голову могла прийти такая глупая мысль. Мы действительно раскаиваемся и постарались, как могли, исправить то, что натворили, у Флоры и Эдвина мы попросили прощения. Но разговоров, видимо, все равно не избежать, Флора этого так не оставит. «Да, к этому мы должны быть готовы», – вздохнула мама.

Но в целом и она, и папа сказали лишь, что мы правильно сделали, рассказав им обо всем. Они слушали спокойно, несколько раз переспрашивали, но не упрекали нас. Сердился лишь Роланд, да и то потому, что мы не взяли его с собой. Он считал это предательством, и я заранее знала, что он обидится, но пусть Каролина сама с ним разбирается. Больше всех он дуется на нее.

Каролина хотела взять вину на себя, ведь это была ее затея, но я не согласилась. Откажись я, и ничего бы не состоялось. Значит, я виновата не меньше, чем она.

Во время нашего рассказа Свея не произнесла ни звука, и по ее лицу было невозможно понять, о чем она думает. Но потом она все обмозговала и сделала собственные выводы, какие – об этом мы узнали позже.

Моего участия в «деле» она как бы не замечала. Я возмущалась. Неужели она совсем ни во что меня не ставит? Или это ради хозяев? То есть мамы и папы?

Для меня так и осталось загадкой, как Свея относилась к нам, детям. Она то возводила нас на недосягаемую высоту и обращалась как с господами, то вдруг смотрела как на пустое место и в грош не ставила. Другого было не дано. На этот раз я была ничто. Зато Каролина – виновница всех бед.

Вновь проснулись прежние подозрения Свеи. Она не хотела верить в добрые намерения Каролины и обрушивала на нее самые нелепые упреки. Каролина якобы придумала это, чтобы навсегда разлучить Свею с Эдвином. Она, видите ли, не могла смириться с тем, что Эдвин больше любит Свею, чем ее, Каролину. Поэтому сделала все, чтобы Флора на веки вечные запретила Эдвину переступать порог нашего дома. Каролина всегда строила козни против Свеи. И мстила ей за свои неудачи. Ей дела не было до того, что больше всех при этом страдал ни в чем не повинный малыш.

Каролина – опасный человек. Свея сразу это поняла. Она мошенница. Как ловко она разыграла так называемое «признание», как трогательно делала вид, что берет вину на себя, чтобы выйти сухой из воды. Сплошное притворство! Театр! И ничего больше.

Свея разгадала ее давным-давно. Не для того Каролина увозила Эдвина, чтобы Свея за ним ухаживала. Она так говорила просто для отвода глаз. На самом деле заранее знала, что вернет его Флоре. Это входило в задуманное ею представление. Делало его еще более трогательным. Все было продумано очень хитро. Спланировано так, чтобы бросить тень на Свею. Каролина может сколько угодно твердить, что виноваты лишь мы. Флора в это никогда не поверит. Наоборот, еще больше убедится в виновности Свеи. А этого-то Каролине и надо. Иначе зачем ей вообще упоминать Свею?

И уж никогда в жизни Свея не поверит, что малыш Эдвин скучал по матери. Она-то прекрасно знает, что больше всего на свете он хотел к ней, к Свее. Но боялся, бедняжка. Когда Каролина, прикинувшись добренькой, стала задавать ему свои коварные вопросы, он не знал, что ответить, и согласился вернуться.

Да, Свея была сильно удручена. И чем больше думала, тем больше мрачнела. Разве можно ожидать подобных козней от такой юной девушки, как Каролина. Свея сказала маме, что долго не хотела в это верить, но что делать, если все доказательства налицо. Прямо хоть плачь.

И самое печальное то, что мошенницу трудно вывести на чистую воду. Свея признавала, что Каролина умеет себя преподнести, и даже она сама чуть не поддалась ее чарам. Все мы по доброй воле позволили этой притворщице обвести нас вокруг пальца.

Сначала мама защищала Каролину. Она хорошо относилась к ней и не хотела сомневаться в ее правдивости. Так мама и сказала Свее. «Да неужели, вы, хозяйка, думаете, что мне этого хочется? И я старалась ей доверять. Но ведь никому не нравится, когда его обманывают. А она из тех, которые любят свинью подложить. Да от таких, как Каролина, нужно держаться подальше, иначе греха не оберешься».

Мама считала, что Свея преувеличивает, но у нее не хватало сил спорить с ней. И она защищала Каролину все менее уверенно. К сожалению, мама имела обыкновение слепо вступаться за любого человека. Стоило только о ком-нибудь отозваться плохо, и мама тут как тут – встает на его защиту, иногда даже не разобравшись, в чем дело. Она возражала, не раздумывая. В конце концов это превратилось у нее в привычку.

Ее с детства приучили думать о людях хорошо. Никогда не слушать наговоры. И по-рыцарски вступаться за ближнего. Этот идеал она старалась привить и нам. Но, в отличие от нее, мы не были легковерны. Считая, что ее выступления в защиту любого заходят чересчур далеко, мы не принимали их всерьез. Кстати, как и Свея, которая, кроме того, знала, что если маму долго в чем-то убеждать, она устанет спорить и сдастся. Ведь Свея была для мамы непререкаемым авторитетом. Не послушаться ее значило изменить себе самой.