Сталинградская метель - Владимир Панин

Для выхода к Батайску соединениям 1-й танковой армии было необходимо минимум десять дней, которые советское командование не собиралось им дарить. Начиналась отчаянная гонка, в которой преимущество было на стороне Красной Армии, но им ещё нужно было суметь воспользоваться.

Ключ к успеху находился в руках 2-й гвардейской армии, а точнее, 3-го гвардейского корпуса генерал-майора Ротмистрова. За успешный рейд к низовьям Дона он получил орден Суворова 2-й степени, но потом удача резко отвернулась от этого генерала. Захватив с ходу станицу Багаевская, он никак не мог форсировать Дон, несмотря на численное превосходство над противостоявшим ему противником.

Упорные лобовые атаки немецких позиций привели к тому, что к середине января корпус потерял большую часть своих танков и встал на правом берегу Дона. Подсчитав понесенные потери, генерал Ротмистров честно доложил Малиновскому, что оставшимися силами не может продолжить наступление. После чего Павел Алексеевич занялся восстановлением подбитых танков. Как крепкий хозяйственник, он всегда имел в своем корпусе специальную восстановительную бригаду.

За успешную оборону переправы через Дон капитану Йозефу Райхльгаузу Манштейн вытребовал у Гитлера Рыцарский крест, но угроза падения Ростова до подхода частей 1-й танковой армии продолжала сохраняться. Потерпев неудачу в одном месте, советские войска двинулись в обход и захватили переправу через реку Маныч. После чего намеривались ударить по Батайску и перерезать сообщение между армией Гота и генерала Макензена.

Стремясь спасти положение, Манштейн в который раз стал отчаянно перетряхивать свои порядком оскудевшие резервы, чтобы предотвратить прорыв противника к Батайску со стороны станицы Манычская.

Поручить столь важное дело он решил командующему танковым корпусом генерал-лейтенанту Бальку. Одновременно с этим в ставку фюрера полетела телеграмма с требованием прислать подкрепление.

«Положение на южном участке Восточного фронта можно честно назвать критическим. 4-я танковая армия Гота из последних сил сдерживает непрерывные атаки противника, которые продолжают нарастать с каждым днем. Если незамедлительно не будут присланы дополнительные силы, в сложившейся обстановке я не ручаюсь за то, что 1-я танковая армия генерала Макензена не будет отрезана противником в русских степях», – гласила телеграмма, но она не произвела должного действия. Фюрер ограничился привычными призывами к стойкости, запретом оставлять населенные пункты без его приказа и туманными заверениями в скорой помощи.

Ответ Гитлера вызвал бурю негодования со стороны Манштейна, и если бы не его начальник штаба, фельдмаршал незамедлительно подал бы в отставку. Тот буквально умолил Манштейна не бросать верящих ему солдат в столь критическом положении.

Нервов, переживаний и негодований со стороны командующего группой армий «Дон» наверняка было бы куда больше, если бы он узнал, что о содержании его телеграммы и ответе фюрера знают в Москве. Так случилось, что один из телефонистов, отвечавший за связь ставки фюрера со штабом Манштейна, работал на советскую разведку. По счастливому стечению обстоятельств, добытая им информация через сутки оказалась в Москве и была доложена Сталину.

Сообщение от «Вертера» как нельзя лучше дополняло и подтверждало ту концепцию, на которой настаивал вождь, общаясь с начальником Генерального штаба Василевским. Получив после капитуляции Паулюса звание маршала Советского Союза, он по-прежнему находился на Нижнем Дону, выполняя директиву Ставки о переходе «Малого Сатурна» в «Большой Сатурн».

Оценивая сложившуюся обстановку, Сталин считал, что Ростов надо брать не лобовым ударом, как это виделось Василевскому и Малиновскому, а обходом с юга через Батайск, с выходом на Азов.

– Противник упорно держится за Ростов, так и пусть держится. Захватив Батайск, мы не только обесценим стратегическую значимость для немцев Ростова, но и создадим на пути отступления их кавказской группировки прочную пробку, которая отрежет от основных сил противника двадцать четыре полноценные дивизии и позволит сохранить нам свои силы, которые очень понадобятся для освобождения Донбасса. Для освобождения восточных областей Украины с возможным выходом к берегам Днепра.

– Полностью согласен с вами, товарищ Сталин. Для взятия Батайска, думаю, следует задействовать 3-ю гвардейскую армию. Она хорошо показала себя под Сталинградом и, судя по докладу Лелюшенко, не истратила свой ударный потенциал, – предложил Василевский, но вождь эту идею не поддержал.

– Мы с товарищем Антоновым считаем, что войска Лелюшенко следует незамедлительно вернуть товарищу Ватутину и использовать их в полосе действий Юго-Западного фронта. Неудобно не держать данного ему слова, – усмехнулся Сталин.

– Они будут тут очень кстати, чтобы вместе с войсками Воронежского фронта, начавшими операцию «Звезда», полностью изгнать немецко-фашистские полчища с берегов Дона. А в помощь Южному фронту мы решили направить соединения 64-й и 65-й армий. По мнению товарища Рокоссовского, это наиболее боеспособные соединения, не требующие большого пополнения.

– Понятно, товарищ Сталин, будем ждать их прибытия. Как товарищ Антонов, справляется? Есть замечания? – поинтересовался Василевский, лично рекомендовавший генерала Антонова на пост начальника оперативного отдела.

– Он старается, – кратко ответил вождь. После длительной чехарды с назначением на столь важный пост Генерального штаба нового лица Сталин проявлял сдержанность и не торопился раздавать комплименты.

Тема положения на Нижнем Дону обсуждалась Верховным и на встрече с генералом Рокоссовским и сопровождавшими его Вороновым и Мехлисом. Все трое были приглашены Сталиным в Кремль, и для всех них она запомнилась на всю жизнь.

В первую очередь тем, что, едва Рокоссовский со своими спутниками переступил порог сталинского кабинета и начал ему рапортовать, вождь, не слушая его слова, подошел к нему с протянутой рукой.

– Огромное вам спасибо, Константин Константинович, – произнес Верховный и с чувством пожал ему руку.

Подобное поведение и особенно обращение потрясли не только Рокоссовского, но и Воронова с Мехлисом. Дело в том, что Сталин никогда и никого из военных, за исключением маршала Шапошникова, не называл по имени и отчеству. Только товарищ такой-то или по званию, и вдруг – Константин Константинович.

От оказанной ему вождем такой чести Рокоссовский смутился и покрылся красными пятнами.

Довольный произведенным эффектом, вождь дружеским жестом пригласил военных сесть за стол заседаний, а сам встал рядом с ними.

– Почему непорядок? – Сталин требовательно ткнул пальцем в петлицы Рокоссовского, где красовались пять звезд генерала армии. Это высокое звание было присвоено полководцу всего день назад, и, летя в Москву, он добавил новую звезду в старые петлицы.

Видя, что Рокоссовский не понимает вопроса, вождь любезно пояснил:

– У нас в Москве уже носят погоны.

Новую форму Рокоссовский и его товарищи уже видели, когда, сойдя с трапа самолета, садились в ожидающую их машину. Новенькие, сияющие золотом погоны эффектно бросались в глаза, вызывая радость и уважение к их носителю.