Кейс. Доставка курьером - Наталия Левитина

Никита лежал на двуспальной кровати и прижимал к уху мобильник. Другой рукой он щелкал пультом, переключая каналы телевизора. Футболка задралась, и квадратики пресса явились миру. Правда, несмотря на неустанную заботу Никиты, его квадратики скрыты под слоем жира (все-таки возраст!), но я точно знаю – они существуют! Рядом на постели валялся ноутбук, а на тумбочке стояли три бутылки пива и лежал его любимый, дико вместительный айпод, нафаршированный классическими произведениями…

Из мобильника доносился мой голос. Я упоенно жаловалась. Мне хотелось поддержки и утешения. Поведала милому и о том, как привязалась к батарее, и о том, как не смогла должным образом принять и угостить его матушку, и о том, как жестока была со мной сегодня Марина Аркадьевна…

– Малышка моя, – ответил Никита. – Как же мы далеко друг от друга… Не слушай ты эту Марину Аркадьевну! Ты вовсе не толстуха. Ты сладкая и аппетитная. Я бы сейчас с удовольствием… А с кем ходила на концерт?

– Да один мужик пригласил, – небрежно отмахнулась я. – В мэрии работает.

– Ясно, – коротко ответил Никита.

Что ему ясно?

Почему не расспрашивает подробно? Настолько мне доверяет? Или ему все равно?

Однако я так и не смогла признаться Никите, откуда все эти нервы, жалобы, депрессия. Не выдавила ни слова о смерти депутата Воскресенского, о данном ему обещании и о кейсе с деньгами… Промолчала. И от этого мне было горько. Раз я не решаюсь рассказать любимому о том, что действительно меня сейчас волнует, не грош ли цена нашим отношениям? Значит, я не открыта ему полностью? Боюсь осуждения? Не верю, что он способен меня понять и принять?

Как грустно!

– Да, невеселое у тебя настроение, малыш, – сказал Никита. – Ну, ничего. Скоро я вернусь, и тогда мы уже не расстанемся долго-долго.

– Угу, целых десять дней.

– Но представь, какие это будут десять дней! Я ужасно по тебе соскучился. Я так тебя люблю.

Итак, прошла еще одна ночь, и теперь осталось всего два дня до включения счетчика. Я даже не узнаю, в какой момент это дьявольское, существующее только на словах бандитское изобретение заработает – и начнет методично щелкать, накручивая проценты. Но жена и дети Воскресенского наверняка поймут, что попали в беду. Возможно, у них даже отберут ребенка – внука Антона Аркадьевича, – чтобы заставить их активнее шевелиться, возвращая долг.

Кошмар.

Значит, я должна добыть телефон госпожи Воскресенской, вызвать ее с курорта (наверное, она все еще валяется под пальмами) и отдать ей черный кейс. И она сама вернет деньги кредитору. Если, конечно, знает, кому возвращать.

А если нет?

Вдруг кредитор вовсе не станет кричать – отдайте мне мои деньги. Он, напротив, затаится и будет злорадно потирать руки, подсчитывая, как в геометрической прогрессии растут проценты… Какое коварство!

Почему же Воскресенский не сказал мне – разыщи жену и отдай ей кейс. Как было бы просто! Моя задача значительно упростилась бы. Нет, депутат истратил последние силы на то, чтобы вдолбить в мой склеротичный мозг шифр (забыла!) и фамилию таинственного Андрея (не расслышала!). Почему же он так поступил?

А вдруг… А вдруг жена Воскресенского еще более тупа, чем я? Неужели такое возможно?

Или существует какой-то другой нюанс, объясняющий, почему депутат, истекая кровью, предпочел не вмешивать жену в процесс доставки кейса. Мне этот нюанс неизвестен. Ясно одно – Воскресенский доверил судьбу близких почти незнакомому человеку, журналистке, случайно оказавшейся рядом, – и он ошибся в выборе. Так как я совершенно не знаю, что делать!

Все, хватит рассуждать! Сейчас найду личный телефон госпожи Воскресенской, отдам ей кейс, и пусть сама ломает голову над проблемой… Да, вовсе не это я обещала умирающему депутату. Но мои возможности ограниченны. Думаю, у жены Воскресенского они гораздо шире.

Пусть сама позаботится о себе, детях и внуке.

– Юля, ты дома? – проорал мой сотовый голосом Нонны Кратовой.

Я отодвинула трубку подальше от уха.

– Нет, я не дома. Мы на улице.

– Кто это – вы?

– Гуляю с Мишуткой.

– Ах, ну понятно. Эта шустрая красотка Ева опять тебя припахала.

– Ничего страшного. Зато вчера она мне дала надеть фантастическое платье. Я ходила на концерт.

– Фиолетовое с вышитым поясом и бантом на шее?

Потрясающая проницательность!

Откуда она знает?!

– Точно, – кивнула я.

– Мне вчера знакомые доложили. Ты блистала на концерте, затмевая первых леди городского бомонда.

– Серьезно? Уже поползли слухи?

– Конечно. А господин Холмогоров ни на секунду не отпускал тебя от себя, лелеял и оберегал.

– Значит, со стороны это так выглядело?

– Мне сказали, он пупсик. Славный обаяшка. С роскошной улыбкой и бездной сексапила.

– Есть немного, – улыбнулась я.

– Но, Юля! А как же Никита? Не слишком ли страстно ты обнимаешься с посторонними мужчинами?

– Не сильно. Но ты же сама предлагала мне превратиться из домашней курицы в певчую птицу!

– Ты слишком рьяно взялась за дело. Будь осторожна!

– Знаешь, по части обаяния Холмогорову далеко до Никиты. Мой принц все равно на первом месте.

– Ну, слава богу, Юля, ты меня успокоила. А то я уж решила, у вас с Никитой кризис.

– Да нет же, Нонна! Просто я надеялась уговорить Холмогорова помочь мне с кейсом.

– Уговорила?

– Нет, возможности не представилось. То Римский-Корсаков, то жратва, то люди всякие к нему лезли с вопросами. Мы ни секунды не провели наедине. Да и не станет Холмогоров мне помогать в этом деле.

– Почему же?

– Не захочет связываться. Побоится репутацию испортить.

– Кому же ты отдашь кейс?

– Не знаю. У меня появилась идея сбагрить его жене Воскресенского.

– О, недурно! Молодец, Юля. Пусть забирает чемодан и сама решает, что с ним делать.

– С невероятным трудом мне удалось исторгнуть из одного знакомого номера телефонов Воскресенской. Говорят, сейчас она отдыхает на Мальдивах.

– Как это? Ее мужика пришили, а она все еще отдыхает?

– Наверное, она пока не в курсе. Так вот, домашний, естественно, не отвечает. А мобильник вне зоны доступа. Короче, на Воскресенскую повесить кейс и ответственность за полмиллиона евро мне не удалось.

– Печально, Юля, печально.

– Да уж. Вот если б вспомнить код! Вдруг внутри чемодана есть какое-нибудь послание, письмо.