Дочь алхимика - Марина Дечко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его ладонь внизу живота осторожно задвигалась, заставив меня резко свести бедра. Но и этот отпор маркиз быстро прервал. Совсем скоро — от пережитого беспокойства, от новых ощущений, разгоравшихся где-то глубоко внутри, — мое сопротивление ослабло.
Мир вокруг перестал существовать, оставив лишь волнительное чувство. Маркиз же, уловив мою покорность, тоже стал другим. Его поцелуй превратился в нежное касание губ, позволившее мне насладиться новым переживанием.
Я забыла о стыде. Да и стоило ли думать о нем, когда шанса мне все равно не оставили?
Обвив руками шею того, кто всего через неделю должен стать моим мужем, подалась вперед, тут же расслышав гортанный стон огненного мага. Кажется, мир задвигался вместе с его рукой, в один миг взорвавшись тысячей ярких вспышек.
И лишь когда губы Николая Георгиевича оторвались от моих, я в полной мере осознала, что произошло. Испытав редкое унижение, попыталась отстраниться. И не смогла сдержать слез:
— Как вы посмели…
Давясь словами, я не понимала, как смогу теперь прибыть в театр, где у всех на виду буду подобна той женщине, которая досталась огненному магу еще до брака. Уронив голову в ладони, я больше не обращала внимания на слова маркиза, пытавшегося успокоить меня. День казался окончательно испорченным, пока не раздался его приказ:
— Домой на Парковую!
Господи, только не это! Если господину Левшину не удалось сдержаться в карете, посреди шумной вереницы таких же экипажей, то в пустом доме его не сдержит ничто. Я должна что-то придумать, чтобы разорвать этот порочный круг, иначе уже через полчаса он не оставит ни малейшей надежды на спасение.
Понимая, что мой план все еще слаб и местами очень сыр, я все же рассчитывала, что смогу выполнить все ровно так, как задумала. Ведь если у меня получится, уже завтра Староросская империя останется позади, и даже родовой перстень чиноначальника кабинета его императорского высочества не поможет отыскать меня.
Напрочь забыв о гордости, я постаралась убедить Николая Георгиевича вернуть меня в дом деда:
— Прошу вас! — После пережитого унижения горло сковало и слова давались с трудом, но я ясно отдавала себе отчет в том, что этим вечером мне либо удастся выбраться из стальных тисков жестокого боевого мага, либо я до конца своих дней буду принадлежать ему в качестве обычной игрушки, ничего для него не значащей и неспособной отстоять свое слово. А ведь нужно всего лишь забыть о страхе, поставив на кон абсолютно все. — Прошу, маркиз! Позвольте мне вернуться домой. Я слишком… смущена.
Лгать меня не учили никогда, а в детстве отец строго относился к любым моим даже самым незначительным проделкам, в которых сквозила хотя бы капля лжи. Но восемь лет в девичьем пансионе сыграли свою роль, и я как можно более правдиво попросила:
— Позвольте мне провести этот вечер дома — я сильно устала, и мое платье теперь измято. Сегодня я не смогу стать вам достойной спутницей, о которой в обществе отзовутся благожелательно, так стоит ли давать повод для сплетен злым языкам?
Я низко склонила голову, опустив глаза на парадный мундир его светлости, втайне надеясь, что тот не заметит сумасшедшего блеска в моих глазах. Выровняла дыхание, постаравшись выглядеть как можно более покорной.
И маркиз сдался. Постучал по стене кареты, отдавая новый приказ:
— В дом герцога Соколова!
Волна внезапной радости затопила меня. Боясь выдать себя хотя бы жестом, я постаралась сидеть на коленях огненного мага смирно, хоть это и стоило мне невероятных усилий. Еще с десяток минут с ненавистным господином Левшиным — и уже завтра я навсегда покину границы империи, а на деньги отца передо мной откроются все дороги мира.
Доехали в молчании. Николай Георгиевич все же позволил мне занять прежнее место, раздраженно глядя в окно и даже не пытаясь как-то сгладить неловкую ситуацию, а я… считала секунды до прощания.
Когда карета остановилась у широкого подъезда, отделанного белым мрамором, маркиз как ни в чем не бывало подал руку, сопроводив меня в дом деда. Раздался громкий стук увесистого железного молотка, и лишь тогда я позволила себе ожить. Дверь открылась почти мгновенно, пропустив растерянного дворецкого, и я постаралась произнести как можно более ровно:
— Не нужно оповещать его светлость о моем приезде, Олег, я сама справлюсь. Герцог у себя?
Получив в ответ кивок, развернулась к Николаю Георгиевичу, протянув ему на прощанье руку:
— Благодарю вас за понимание, господин Левшин. — Голос едва заметно дрогнул, но я заставила себя собраться. — С вашего позволения я сама поясню его светлости причины столь скорого возвращения, чтобы не доставлять вам лишних неудобств. Доброй ночи!
Маркиз задержал мою ладонь. Пристально вгляделся в лицо, словно догадываясь о дерзких планах. Однако именно в тот момент, когда мне показалось, что он уже не отпустит меня, Николай Георгиевич склонился над моей рукой, затянутой в белоснежную перчатку. Коснулся губами тонкой ткани и с сожалением произнес:
— Я не хотел вас напугать, Ольга. Надеюсь, вы сможете простить меня.
Я отшатнулась. Простить такое?! Никогда! Но только маркиз не должен ни о чем догадаться, и поэтому я примирительно сказала:
— Нам всем нужно отдохнуть. До завтра!
Быстро развернувшись, торопливо прошла в кабинет деда, чтобы, успокоив его, дождаться ночи.
Непозволительное в одном случае будет прилично в другом…
Поздней ночью особняк отца на Приморской улице казался необитаемым. Похожий на неприступную громаду боевого корабля, он был закрыт от всех вычурными коваными решетками и деревянными ставнями, так что даже новомодная плитка, устилавшая узкую дорожку к нему, не придавала его облику дружелюбности.
Как назло, с первыми сумерками начался небольшой дождик — едва способный превратиться в настоящий весенний ливень, но готовый доставить множество неудобств случайному путнику, заблудившемуся на окраине Петергофа.
Оставив наемную карету у самой мостовой, я на всякий случай заранее хорошенько заплатила ямщику: не хотелось в самый ответственный момент узнать, что он трусливо сбежал, бросив меня посреди широкой мостовой.
Мне пришлось поплотнее укутаться в темно-синий утепленный плащ, чтобы не промокнуть, и возблагодарить небеса за то, что чувство самосохранения заставило меня сменить перед выходом легкие туфельки на повседневный, но очень удобный вариант.
Налетевший внезапно порыв ветра заставил съежиться. Остановиться, прислушиваясь к звукам, доносившимся из порта, и снова обратить внимание на дом. Если пробраться через черный вход, на замке которого тоже вырезана кайма для родового перстня, можно успеть. В конце концов, мне и нужно всего ничего — лишь то, что хранится в старом тайнике, который мы еще с матерью оставили за вычурной решеткой камина.