Миф об идеальном мужчине - Татьяна Устинова

Вспомнив про среднего мужчину, Андрей внезапно захохотал.

– Ты что? – спросила Клавдия с недоверчивой улыбкой. – Тымне все-таки не веришь?

Не мог же он рассказать им про среднего мужчину и про четкуюпериодичность своих мыслей о сексе!

– Я тебе верю, – сказал Андрей, так же внезапно переставсмеяться. – Ну, скажем так, стараюсь верить. У нас сегодня как раз выезд был наубийство, и вроде за мужиком тоже кто-то следил.

– Умеешь ты утешить, Андрей, – пробормотала Клавдия.

– Я тебя не утешаю! – возразил он с досадой. – Я не сыщик издетективного романа, и моя интуиция мне ничего не подсказывает. Я уверен, чтоесть какое-то объяснение этой твоей слежке, отличное от того, что тыизраильский разведчик, которого взяли на мушку ребята из ФСБ.

Он закурил и некоторое время рассматривал сигарету, держа ееу глаз.

– Я разберусь, – сказал он наконец. – Слышь, Клавдия?

– Что значит, ты разберешься? – спросила Таня. Андрейвздохнул:

– Завтра попрошу Димку, он Клавдию встретит и проводит додому, до хаты. – Димка должен был целый день заниматься исчезнувшим свидетелем,и нагружать его дополнительно, да еще личной просьбой, Андрею не хотелось, носам он проверять не мог. – Я ему тебя опишу, может, он в аптеку зайдет,посмотрит на тебя, а потом проводит. И утром на работу проводит. Если ты еговдруг где-нибудь увидишь, на шею не кидайся. Иди своей дорогой.

– Да я его даже в лицо не знаю, зачем мне на шею емукидаться, – пробормотала Клавдия, стараясь не зареветь. – Спасибо, Андрей.

Разочарование ее было таким громадным и тяжелым, чтотребовалось немедленно сделать что-нибудь, куда-нибудь отойти с тесной кухни,чтобы брат с сестрой не утонули в этом море скорби.

– Я сейчас… – почти шепотом произнесла она и ринулась вванную. Открыла воду и прижала к лицу полотенце. Полотенце пахло Андреем, иКлавдия швырнула его на батарею, как будто по нему полз паук.

Итак, он попросит Димку. Замечательно. Нет, даже не совсемтак.

Ладно уж, он попросит Димку, вот как.

Ничего не вышло. Последняя попытка провалилась так жебесславно, как и все предыдущие. Он не хочет ею заниматься. Она ему совсемнеинтересна, и ее проблемы ему не нужны. Ладно уж, он попросит Димку. Толькобольше, пожалуйста, не приставайте. Я вас умоляю. Как-нибудь без меня, ладно?

– Ладно, – пообещала себе Клавдия сквозь стиснутые зубы. –Ладно.

Когда они расставались, оба Ларионовых были веселы, какапрельские птички. Таня – потому, что Андрей согласился “разобраться”, а этодорогого стоило. Андрей – потому, что принял решение, очень неудобное иненужное для себя, зато благородное и правильное, и теперь он под это дело сТаньки или Клавдии что-нибудь стрясет. Пироги там или шашлык…

Андрей мыл посуду, и ему приятно было, что завтра ДимаМамаев развеет все страхи Клавдии Ковалевой, а у самого Андрея будет на душеспокойнее.

О Сергее Мерцалове он запретил себе думать до завтра. УАндрея это получалось почти виртуозно – он запрещал, и ему казалось, что он ивправду перестает думать.

Он рано лег спать, и уснул, и проспал почти полночи.

Проснулся он от собственного стона и потом до утра лежал,закинув за голову тяжелые руки. Он курил, смотрел на дым и думал о толстомщенке по имени Тяпа с розовым младенческим пузом.

Фары разрезали темноту, как блестящие металлические ножницы– темную ткань.

Клавдия сидела тихо, значительно поглядывая в окно. В машинеона всегда чувствовала себя как-то значительнее и солидней.

Машины вообще завораживали ее. Будь у нее деньги, она первымделом купила бы себе машину. Правда неизвестно, куда бы она на ней ездила. Ну,придумали бы куда. По Кольцевой. В понедельник с запада на восток, а во вторникс востока на запад и так далее.

Она любила рассматривать их, длинные и гладкие, сверкающиеполированными боками.

Некоторые напоминали пляжных красоток с глянцевых страницдорогих журналов. Другие – загорелых суперменов с рельефными мышцами иблестящей кожей. Третьи – их было мало – английского принца Чарльза с егочопорностью и консервативными костюмами. Еще были машины-лошади, то ухоженные ипородистые, то грязные и запаленные, и машины-ишачки, старенькие, но верные ипреданные. Были машины-кометы и машины-стеллсы.

И людей в машинах Клавдия тоже любила. На светофоре,дожидаясь зеленого, она всегда всматривалась в тех, кто сидит в этих личныхапартаментах на колесах, и зоркость ее превосходила зоркость любого гаишника.Она моментально придумывала истории – любви или ненависти, смотря по выражениюлиц. Она радовалась, когда замечала в “Мерседесах” детские кресла, или цветы назаднем стекле, или собаку, или старуху. Ей казалось, что люди в дорогих машинахнепременно должны быть уверены в себе, в тех, кто сидит рядом, девушки –красивы, мужчины – великодушны.

Она понимала, конечно, что сказки придумывать приятнее, чемсмотреть правде в глаза и читать в “Московском комсомольце” статистику взрывови расстрелов именно таких машин. Бог с ней, со статистикой. Когда Клавдиярассматривала машины, статистика ее совсем не волновала.

Таня мурлыкала какую-то песенку, круто закладывая вправо сЛенинградового шоссе.

– Правильно мы сделали, что поехали, – сказала она, наконецвытащив машину из рытвин и канав на освещенную улицу. – Не молодец ли я? Завтратебя кто-то поохраняет, и послезавтра все станет ясно. Не будь мой брат великийсыщик!

– Все это, конечно, хорошо, – отозвалась Клавдия, выныриваяиз своих “машинных” мыслей, – но сам он заниматься этим не пожелал.

Таня искоса на нее взглянула.

– Что значит сам? – спросила она осторожно. – А кто же будетэтим заниматься? Димку просить и так далее…

– Вот именно, что Димку просить, – буркнула Клавдия. – Мы-товедь не Димку просили, а Ларионова. А он сказал: черт с вами, пусть Димкапойдет и проверит.

– А тебе чего хотелось?

Клавдия промолчала, и Таня длинно вздохнула:

– Поня-а-тно. Никакая слежка тебя не волнует, так?Представление затевалось для Ларионова, а он, как всегда, все неправильнопонял. Ты что, наврала нам, Ковалева? Про полосатые рубашки, про мост вОтрадном, про булочную?..

Клавдия покраснела. Она даже представить себе не могла, чтоее можно заподозрить в таком коварстве.

– С чего ты взяла? – спросила она Таню вспыльчиво. – Никомуя не врала. И не думала даже. Соглядатай есть, и слежка есть. Все есть, как в романе.