С кем и против кого воевали украинские националисты в годы Второй мировой войны. Историческая публицистика - Виталий Иванович Масловский

например, уже с первых дней оккупации сбор всяческих оккупационных поборов (прежде всего, так называемых «контингентов» – сельскохозналога) полностью взяли на себя службы и структуры УЦК (Украинского центрального комитета, созданного гитлеровцами с помощью украинских националистов и национал-клерикалов в генерал-губернаторстве в 1939 году), которые на протяжении всех лет оккупации довольно тщательно и добросовестно справлялись со своими обязанностями мытарей. На Волыни же эти функции выполняли «гебитскомиссариаты» – крайсландвирт совместно с сельскими старостами, и с активной помощью «украинской» и «польской» полиции, а зачастую – с помощью карательных акций «охранных» войск СС. Горели волынские села, даже за мелочную «вину» массово уничтожались их жители. Ограбленные до основания крестьяне, по сути, были беззащитны перед оккупационным режимом.

Второе обстоятельство. Уже с первых месяцев немецко-фашистской оккупации руководство ОУН-б было крайне обеспокоено тем, что на Волыни и в Полесье множатся антифашистские силы советских партизан и подполья. В специальном обзоре информационной службы «Северо-западные украинские земли» ОУН-б, датированном маем 1943 года, констатировалось, что «большевистские партизаны уже в 1942 году овладели всецело Полесьем и северной лесною полосой Волыни…» В то же время ОУН-б была не менее обеспокоена ростом и усилением польского партизанского движения на Волыни, которое в силу обстоятельств консолидировалось с советскими партизанскими отрядами и с подпольем. Активизация действий советских и польских партизан была, бесспорно, воодушевлена разгромом гитлеровских войск под Сталинградом в начале 1943 года. Это событие, как известно, резко активизировало всё движение антифашистского сопротивления в оккупированной гитлеровцами Европе. Реакция же ОУН-б на эти события была полностью противоположной. Третья конференция ОУН-бандеровцев 21 февраля 1943 года решила создать «очаги организованных сил» под названием УВА (Украинская освободительная армия). Сразу же после Рождества 1943 года командующий карательными («охранными») войсками СС обергруппенфюрер СС фон Дем Бах-Зелевски «распустил» (то есть отпустил домой) шуцманшафт-батальоны (которые были сформированы из спецбатальонов Абвера «Нахтигаль» и «Роланд» и переброшены в Белоруссию против советских партизан и мирных жителей) под командой Побигущего-Шушхевича. После этого часть бандеровской УПА в апреле 1943 года во главе с майором Е. Побигущим влилась в дивизию СС«Галичина», которую только-только начали формировать. А с 15 марта по 10 апреля того же года «по приказу главного командования УПА», как указано в документах, происходит «массовый переход всех украинцев-шуцманов и полицаев на всей Волыни и в Полесье с оружием в руках… в ряды УПА». Всё это было не случайной, а тщательно продуманной и организованной акцией. И далее: «Согласно постановлению конференции ОУН, это движение должно было быть оформлено в определённых организационных рамках, а для профессионального оформления туда были высланы (т.е. на Волынь и в Полесье – В.М.) офицеры». Откуда же прислали этих «офицеров»? С той же Галичины, конечно. Достоверно известно, что для организации УПА на Волыни и в Полесье было послано (ещё кроме «офицеров») около тысячи галичан «для усиления морально-идейной мощи» националистического движения. В это же время на Волыни и начинается «украинско-польская резня» – массовое уничтожение в крае польского населения. Что, не много ли совпадений? Можно с уверенностью сказать, что вся эта затея была заранее спланированной акцией ОУН-бандеровцев! Как видим, организационно УПА на Волыни возникла не 14 октября 1942 года, как это событие сегодня празднуют необандеровцы, а в начале весны 1943 года. Об этом так и указано в 5-ом томе «Летописи УПА»: «Первые организационные выступления подразделений УПА приходятся на февраль-март 1943 года». Организационной основой, костяком этих формирований стали каратели из шуцманшафт-батальона, ещё недавно действовавшие в Белоруссии против советских партизан и белорусских крестьян, и более четырех тысяч «украинских» полицейских с Волыни и с Полесья, которые уже поднабрались соответствующего «опыта» в расправах над украинцами, поляками и евреями.

Об этих «перипетиях» и «тайнах» достаточно ярко рассказывает Василий Макар в письме к своему брату Владимиру Макару в Галичину. Письмо это названо «К истокам УПА» и датированный от 2 августа 1943 года.

Василий Макар («Волк», «Безродный») родился в 1908 году в селе Поторица Сокольского района в Галичине. Челюсти этого «Волка» были хорошо знакомы жителям Волыни в 1943—1944 гг.. Он был руководителем СБ (службы безопасности – прим. пер.) ОУН-бандеровцев на ПЗУЗ (северо-западных украинских землях), то есть на Волыни и в Полесье.

Автор письма сначала описывает брату настроения на Волыни весной и летом 1943года: «Подозреваю… что назревает антагонизм между «москалями» (так галичане называли жителей Волыни – В.М.) и «австрийцами» (так на Волыни называли галичан), и это (противостояние) может приобрести большой размах, если соответствующей политикой не устранить этой угрозы. Как с одной, так с другой стороны – взаимные обвинения и упреки. И это от «нижних» до горы. К примеру, такое: волыняне жалуются (на галичан – В.М.), мол, не то, что сидят тихо, ничего не делают, а всё говорят: «О, москали, холера бы их забрала! Мы все в недоумении – стреляют в наших немцев. Набрали хандгранат (ручных гранат – В.М.) и машинганов (автоматов – В.М.) и бьют наших немцев». Другие говорят: «У себя-то, небось, не хотят трогать немцев, а для этого к нам они пришли и т.п…». Эти «обвинения» и «жалобы» требуют определенного объяснения, потому что нынешний читатель, возможно, не всегда поймет, о чём здесь идет речь. Дело в том, что многие волыняне, которые были завербованы в УПА насильно, скрывались в лесах и были вовлечены в националистические вооруженные формирования против собственной воли, от бевзыходной ситуации, а потому стремились мстить за те надругательства, которыми гитлеровцы подвергали население. Бывало немало случаев, когда, вопреки приказам командиров, такие «малоидейные» бойцы нападали на небольшие полицейско-карательные отряды гитлеровцев и на их пособников, которые проводили реквизиции и мародерствовали в селах. Они освобождали своих односельчан, юношей и девушек, которых насильно вывозили на каторжные работы в Германию, подстерегали маленькие группы «бандеровцев» для добывания оружия и боеприпасов. В Галичине подобные действия были редкостью, и то не в 1941—1943 годах, а летом 1944 года, когда гитлеровские войска стали панически откатываться на запад. Далее автор письма отмечает, что из-за этих «обвинений» и «нареканий» были запрещены (конечно же, службой безопасности, которой руководил он сам) «в организационном порядке соседские отношения в пограничных районах между Волынью и Галицией». «Этому тоже есть объяснения, – продолжал автор письма, – так как есть много случаев, когда галичмены (то есть галичане – В.М.) продают волынянам за хлеб и сало оружие. Это преступления, за которые надо казнить. Они сильно деморализуют, потому волыняне и говорят: «Когда просто дать оружие, то нет его, а за хлеб и сало – то оно есть». Далее автор объясняет причины создания УПА на Волыни так: «…Повстанческую акцию в северо-западных и, частично, в восточных территориях мы могли бы начать и пораньше, как некоторые говорят, но это бы не сошло нам с рук. С одной стороны – начали множиться атаманчики – вроде Бульбы-Боровца, а с другой стороны – красные партизаны стали захватывать наше поле деятельности… Второе: еще тогда, когда чуть ли не начинали проведение повстанческой акции, немота (немцы) начала массово истреблять сёла… Всех людей расстреливали, а строения сжигали. От этого масса людей начала бежать в леса и жить там на подножном корму. Начались грабежи, и многие ушли в коммунистическую партизанку или к Бульбе и т. п. Так что мы должны были организационно охватывать всех этих людей в лесу. Вот две основные причины нашей повстанческой акции. Есть еще и третья, морального характера. Это – когда раздавались голоса: «Где же руководство? Почему не даёт указания бить немцев?» И т.п.» И тут же добавил: «Теперь мы тем говорунам заткнули рты, а революцию обобществили. Тяжесть борьбы легла на плечи всего общества, и, хочет оно того или нет, оно должно нести её…» (Здесь и выше подчеркнуто мной – В.М..).

К этому следует добавить то, что действительно довольно быстро служба СБ «тем говорунам» заткнула рты, подвергнув их пыткам «на мокро» и «на сухо» (т.е. – расстреливала и вешала).

Далее автор сообщает, что немцы вокруг Луцка, Костополя и Ковеля истребили целые деревни. А немцам, мол, помогают «ляхи» (то есть поляки). «В ответ мы уничтожаем их беспощадно», – добавляет он. Всё это, бесспорно, соответствовало действительности, кроме одного. Так как вокруг Луцка, Костополя и Ковеля были уничтожены не украинские, хоть и страдали украинцы, а, прежде всего, польские села вместе с жителями – и не немцами, а руками местных отрядов ОУН и отрядов УПА, управляемых