Земля Великого змея - Кирилл Кириллов

Он задумался и, не обращая внимания на не смеющего шевельнуться и даже, кажется, переставшего дышать гонца, достал из-за трона подробнейшую карту побережья с городами, деревнями, дамбами, виадуками и даже рельефом местности. Он сам нарисовал ее, после того как до столицы стали доходить первые новости из Талашкалы, и скрупулезно отмечал на ней свои успехи и неудачи. Успехи — красным, неудачи — синим. К его печали, синих пометок было гораздо больше. Но теперь, когда предводитель teules отправился на битву сам, на карте могла появиться всего одна красная точка. Одна. Но жирная. Окончательная.

Отряды испанцев шли на Истапалан, прекрасный город на берегу озера. Его многоэтажные дома и святилища, вознесшиеся на небывалую высоту, подвесные сады, выложенные плиткой фонтаны и ажурные башни дворцов… Все это должно быть предано огню и мечу.

Ромке, да и многим конкистадорам, претило такое варварство, но в «Ночь печали» город встал на сторону врага. Многие братья по оружию, а на войне если и есть что-то прекрасное, то это именно воинское братство, погибли под его стенами. Кроме соображений мести у Кортеса были и чисто практические причины уничтожить Истапалан. В городе был сосредоточен достаточно большой гарнизон. Причалы были удобны для высадки вражеского десанта, который в любой момент мог ударить по Тескоко или, заняв единственную дорогу, отрезать испанцев от Талашкалы. Продуктовые склады тоже могли послужить для поддержки вражьей силы. И индейцы-союзники требовали какого-нибудь дела. Они просто не понимали, как можно не убивать и не грабить врага, находящегося так близко. Касики Тескоко каждый день приходили к капитан-генералу с реляциями, прося облегчить свою участь, ибо прокорм армии становился тяжким ярмом для этой провинции. Совокупность этих причин и определила судьбу прекрасного города. Сам Кортес взял на себя руководство и командование кавалерией.

Жители, бежавшие из деревень, через которые проходили конкистадоры, донесли касику Истапалана о готовящемся нападении. Первый отряд врага повстречался на самых дальних подступах. Стадом баранов перед лавкой мясника столпились до сотни истапаланцев за каменным мостиком, перекинутым через неширокую речушку. Испанский авангард, не желая лезть в воду, остановился на расстоянии полутора полетов стрелы. Солдаты выставили караул и расположились на травке отдохнуть перед битвой. Прибежал синьор[26]Лоренцо, командующий в этом походе стрелками. Бросил хмурый взгляд на разряженных в перья и богато изукрашенные панцири истапаланцев, обернулся и, приложив руки ко рту, крикнул своих.

Две дюжины арбалетчиков продрались по кустам, растущим вдоль узкой дороги, и привычно построились в две шеренги.

— Carga![27]— скомандовал он высоким, не по-мужски переливчатым голосом.

Заработали зарядные машинки, заскрипели тетивы.

— Dispara![28]

Взвились в воздух короткие толстые стрелы, по пологой траектории уходя за реку. Расцвели красным белые стеганые нагрудники. Стоны и крики огласили прозрачный воздух.

— Carga! Dispara!

— Carga! Dispara!

— Carga! Dispara!

Все. Остатки заградительного отряда, прикрывая головы руками, разбегались по кустам. Флорентиец буднично кивнул головой, мол, все, откланиваюсь, сделал знак стрелкам следовать за ним и растворился в арьергарде. Конкистадоры двинулись дальше.

— Почему они не устраивают засады в лесу, а всегда встречают нас на открытом месте? — склонился Кортес с седла, обращаясь к идущему у стремени Ромке.

— Надеются на численное преимущество, — пожал плечами тот. — Наверное…

— Совершенно не умеют приспосабливаться к новым условиям, — хмыкнул Кортес, разглядывая несколько дюжин лежащих навалом тел. — Сил у Мешико еще немало, но выставлять каждый раз на убой многочисленные армии — расточительство.

— И слава богу, — ответил Ромка. — Смотрите, вон еще.

— Ну и глаза у вас, дон Рамон. — Кортес, прищурившись, разглядел темные фигурки, замершие посреди огромного, вытоптанного босыми ногами поля.

Оглянулся на дюжину всадников за своей спиной, выдернул из специальной петли на седле короткое кавалерийское копье с маленьким четырехгранным наконечником.

— Пора и нам поразмяться. Сеньоры!

Рыцари громыхнули доспехами за Ромкиной спиной. Приминая кусты, пехотинцы отступили на обочину, чтоб не попасть под копыта. Всадники дали шпоры коням и понеслись вперед, разгоняя клин атаки. Блеснули наконечники опускающихся пик, сдвинулись щиты, полетели хлопья пены с натруженных недоуздками лошадиных ртов, кривые ноги плотнее обхватили потные вздымающиеся бока. Часто индейцам хватало одного вида несущихся на них коней с закованными в латы всадниками, чтоб, побросав оружие, кинуться врассыпную. Но истапаланцы были не робкого десятка. За что и поплатились.

Левый фланг их воинства разлетелся мешаниной тел и разноцветных хлопчатобумажных доспехов. Треск и звон заглушили крики гибнущих под копытами. Ни на секунду не замедлив движения, кабальерос пронеслись сквозь толпы людей, как через негустой подлесок, оставив после себя усыпанную изломанными телами просеку. Прежде чем индейцы успели сомкнуть ряды, всадники вернулись, оставив мертвую полосу на правом фланге. Проскакав десятка три саженей, чтоб не попасть под случайный камень из пращи или брошенное сильной рукой копье, остановились, отбросили копья. Развернулись в цепь и медленным, нарочито медленным шагом двинулись вперед. В воздухе сверкнули извлекаемые из ножен клинки.

Способные держаться на ногах истапаланцы побросали оружие и бросились наутек. Рыцари пустили коней рысью, взлетели над головами жала мечей. До спасительного леса никто из индейцев не добежал. На опушке испанцы спешились и принялись деловито счищать пучками травы кровь с оружия и боков лошадей.

Поняв, что битва кончилась, несколько сотен талашкаланцев бросились вперед, каждому хотелось первым заняться привычным делом. Когда основные силы дошли до места расправы, они уже успели обобрать до нитки и стащить в кучу мертвые тела. А кто-то, возможно, успел и пообедать. Конкистадоры не одобряли каннибализма, но понимали, что ругать союзников за веками сложившиеся традиции бесполезно. Дав коням небольшой роздых, испанцы проследовали дальше.

Третий отряд встретил их почти у городских ворот. Прикрываясь большими щитами — обтянутыми кожей плетенками из прутьев, истапаланцы выстроились на площади под надвратными башнями. Белоснежные панцири, развесистые плюмажи, длинные копья, сверкающие в закатном солнце аршинными наконечниками.

— Как на смотр, — вгляделся из-под руки Кортес. — Их многовато, чтоб расстрелять на расстоянии в достаточно короткий срок. И конницу пускать опасно, по бокам поля, кони на них ноги переломают. Дон Рамон, не желаете ли задать тренировку своим солдатам?