Тайная наследница - Люк Девениш

— Вот именно, — произнесла миссис Маршалл, — на место повара-китаезы.

Бидди опешила, когда глаза ее подруги вдруг заблестели от слез, вызванных чувством вины. Губы миссис Маршал сложились в твердую линию.

— Господи! — еле слышно пробормотала гувернантка.

Бидди разбудило позвякивание колокольчика, раздающееся совсем недалеко от того места, где она спала. Девушка еще плотнее свернулась клубочком на своем импровизированном ложе, которое обнаружила здесь, в этой старой лачуге старателя. За окном было темно. Девушка решила еще немного поспать, но колокольчик продолжал упорно звенеть. Постепенно этот звук разбудил ее воображение, и Бидди попыталась представить себе колокольчик, который может издавать такой перезвон. Ему недоставало ни требовательности школьного звонка, ни веселости сигнала к обеду. На перезвон церковного колокола тоже было не похоже. К тому же Бидди уже знала, что поблизости нет церквей, а следовательно, она никак не могла слышать церковный колокол. Возможно, это колокольчик, привязанный к телеге? Звук то затихал, то возобновлялся. Если это телега, то лошадь должна через каждые несколько секунд останавливаться, а потом вновь идти дальше. Да, колокольчик движется, но только не на телеге. Бидди окончательно проснулась — гораздо раньше запланированного времени.

За треснутым стеклом незашторенного окна была угольная чернота. Внутри жилища также было темно. Бидди решила, что единственный способ избавиться от страха, когда все вокруг окутывает тьма, — это заснуть и проспать до рассвета. Но колокольчик вновь нарушил ее покой.

Он зазвенел опять, на этот раз ближе. Бидди порывисто приподнялась в постели. Она услышала снаружи тяжелые шаги. Это был тот, кто ходил с колокольчиком. Бидди понимала, что паниковать ни в коем случае нельзя. Она всегда придавала большое значение внешним проявлениям эмоций. Ее сердце испуганно стучало в груди, но Бидди не собиралась сдаваться. Она не была уверена, что в ее положении разумно зажигать свет, но все же решила рискнуть. Девушка нашла коробок спичек, чиркнула одной из них по пустому жестяному баку из-под керосина, служившему ей столом, а затем поднесла пламя к огарку свечи, который засунула в горлышко пустой бутылки в полпинты. Рассеянный свет лишь слегка озарил грубые, заскорузлые стены лачуги. Бидди встала со старых нар, на которых спала, нашла туфли и обулась. Другой рукой, пошарив в старом мусоре, она отыскала сломанное топорище.

Девушка прислушалась, не зазвенит ли вновь колокольчик, но было тихо. Когда колокольчик снова звякнул, она едва не выпрыгнула из собственной кожи.

Бидди поспешила к покосившейся двери, обитой листом жести, и порывисто распахнула ее, вглядываясь в ночь.

— Я слышу тебя! — крикнула девушка. — У меня хороший слух! Тебе повезло, что мой муж, который сейчас спит, глух как бревно. В противном случае ты имел бы дело с ним, а не со мной. Он и без топорища с тобой разберется!

Она напряженно ждала, каков будет ответ. Но было тихо.

Вновь звякнул колокольчик.

— Эй, грязный бродяга, покажись-ка!

Бидди двинулась во тьму. Отбрасываемые импровизированным светильником тени запрыгали и затанцевали вокруг нее, когда она из всех сил замахала вокруг себя топорищем.

— Думаешь, я тебя боюсь? Это ты испугаешься, когда я разбужу мужа!

Вдруг топорище угодило во что-то большое, но в то же самое время податливое. Бидди развернулась, выставив светильник перед собой. Послышалось жалобное мычание, и девушка не устояла на ногах.

— О нет! — вырвалось у испуганной Бидди.

Оказалось, что она ударила топорищем большого теленка, пасущегося возле куста. На шее у животного висел колокольчик, сделанный из листовой стали. Девушка и бычок несколько секунд смотрели друг на друга. Животное снова замычало, так же громко, как и в первый раз, а затем продолжило щипать траву, словно напавшая на него девушка не заслуживала внимания.

— Придурок! — крикнула Бидди, вставая на ноги и поднимая светильник, упавший на землю. — Чего ты шляешься в темноте?

— Думаю, он хочет сказать, что, по его мнению, сейчас самое время перекусить, — прозвучал мужской голос.

Взвизгнув, девушка вновь уронила светильник. На этот раз огарок свечи выпал из горлышка бутылки. Очутившись в сухой листве, горящий фитиль быстро нашел себе пищу, но большой кожаный башмак наступил на него сверху и погасил. Длинные пальцы подняли огарок и водрузили его обратно в горлышко бутылки.

— Так и до пожара в буше недалеко.

Башмак и рука принадлежали говорившему. Бидди едва различала его очертания, пока человек не вытащил из кармана коробок спичек и не зажег свечу снова. Девушка увидела худое загорелое лицо, растянутое в приветливой улыбке, но все равно еще долго оправлялась от потрясения, не в силах что-либо произнести. Ее рот оставался приоткрытым. Оттуда не доносилось ни звука.

— Ты ударила моего лучшего бычка. Зачем ты это сделала?

— Я…

— Что с тобой? Прежде ты, кажется, косноязычием не страдала.

Вспомнив, что топорище все еще зажато в ее руке, Бидди взмахнула им и задела концом мужчину по бедру.

— Ой!

— Держись от меня подальше!

— Что, черт побери, с тобой происходит?

— Не приближайся!

Бидди еще раз замахнулась и попала в то же самое место.

— Господь Всемогущий!

— Я могу хоть всю ночь махать топорищем, если понадобится.

— Понятно, злющая ты фурия, но сперва я, пожалуй, уберу этого малыша от греха подальше.

Только теперь Бидди заметила, что за пазухой у мужчины был спрятан щенок. Незнакомец расстегнул две верхние пуговицы рубахи и извлек на свет клубочек шерсти кремового цвета величиной с дыню — помесь терьера и пуделя. Щенок зевнул, потом жалобно заскулил и сел в пыли, куда хозяин его опустил, а затем, заметив Бидди, заинтересовался ею и принялся нюхать ее туфли.

Девушка опять не знала, что сказать.

— Ну? Чего ждешь? — спросил хозяин щенка. — Теперь поставь синяк и на второй моей ноге.

Бидди разжала пальцы, и топорище упало на землю. Присев, она погладила щенка. Затем посмотрела на мужчину, и он снова ей улыбнулся.

— Синяк! — хмыкнула Бидди. — Думаешь, я тебе синяк поставила? Ну и ну! Что ты за мужик, если позволил девчонке себя побить?

Кроме щенка, у Улыбчивого нашелся хороший цейлонский чай в коричневом бумажном пакете. У Бидди имелся чайник с проволочной ручкой, в котором можно было заварить приятный напиток из сушеных листьев. В дождевой бочке обнаружилась вода. Правда, у нее был рыжеватый оттенок, но, как бы там ни было, они выпили не одну кружку, дожидаясь, когда над землей забрезжит рассвет. Бидди не пила чай с тех пор, как уехала из Мельбурна. Впрочем, она не собиралась сообщать об этом Улыбчивому.

Звали его Льюис Фитцуотер. Он батрачил то тут то там, выполняя черную работу. Среди прочего, он искал заблудившихся бычков, ориентируясь по звону кондаминских колокольчиков[17]. Именно этот звук разбудил Бидди. Оказалось, что Льюис куда моложе, чем ей показалось вначале, когда она услышала его глубокий, весьма приятный баритон: парню был всего-то двадцать один год. У него были песочного цвета волосы, а темно-карие глаза светились теплом. Он был высоким, выше Тома, а еще шире его в плечах. Слушая, как Льюис рассказывает о себе, Бидди решила, что он такой сильный потому, что вынужден долгие часы проводить на свежем воздухе, полагаясь лишь на свои руки и ноги. Солнце сделало его кожу смуглой, как у туземца, но загар пристал только к лицу, шее и рукам. Грудь Льюиса под расстегнутой рубашкой была такой же светлой, как шелковистая шерстка щенка, которого он держал на руках.