Маршал Жуков – мой отец - Мария Жукова

У святителя Тихона (Задонского) есть такие слова: «Терпение — победа на врагов, язва дьяволу, торжество над самим собой. Терпение — признак и плод духовной мудрости. Терпение мужественным и непобедимым делает человека. Может терпеливый лишен быть всего, может быть изгнан, может быть бит, может быть заключен в темнице, может быть убит, но победим быть не может. Ибо крепость его не телесная, но духовная: телом побеждается, но духом непобедим бывает».

Редактор воспоминаний отца А. Д. Миркина вспоминала, как она однажды приехала к нам на дачу в Сосновку: «Была ранняя Пасха. За окном сверкал ослепительный белый снег. Открываю дверь в столовую — вся комната „озарена янтарным блеском“ и божественные звуки музыки разливаются в тишине. Георгий Константинович с просветленным лицом, весь уйдя в себя, слушал передаваемую по радио из Нью-Йорка (наверное, по „Голосу Америки“. — М. Ж.) „Всенощную“ Рахманинова. О чем думал этот великий человек в те прекрасные минуты?»

«Я ведь скоро Богу душу отдам…»

Может быть, он вспоминал песнопения всенощной, знакомые ему еще с детства, и в памяти всплыли давние времена, когда он бывал на службах в Успенском соборе и в храме Христа Спасителя? Может быть, слушая «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко…», думал о приближающейся кончине дней своих.

Никто не знает, что совершалось в душе отца. Об этом не дано нам судить. Даже самые близкие к нему люди, чувствуя и видя что-то по его словам, поведению, даже выражению глаз, все же могут только лишь склониться перед тайной личности и тем, что Господь Бог делает с человеком, как ведет его душу по неисповедимым путям Своим. В те минуты, когда он слушал духовные песнопения, может быть, он и не думал ни о чем, а просто душа его в благоговейном молчании предстояла перед вечностью.

* * *

Красная площадь, Кремлевская стена, место захоронения отца. В 100-летие со дня его рождения 2 декабря 1996 года здесь впервые за все годы существования кремлевского погоста была отслужена панихида. И если в 1974 году, в день похорон отца, тут звучали заунывные, тягостные звуки похоронного марша, то в 1996-м над Красной площадью разнеслись светлые, рождающие надежду песнопения:

— О упокоении души усопшего раба Божия ныне поминаемого воина Георгия и о еже проститися ему всякому прегрешению вольному же и невольному. Господи, помилуй!

Впервые под кремлевскими звездами радостно и торжественно прозвучало:

— Да воскреснет Бог и расточатся врази Его! Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!

На панихиде нас было немного, но то была, наверное, первая молитва у Кремлевской стены за много десятков лет и первые свечи в земле кремлевского кладбища. Позже, за поминальным столом у нас в доме генерал-лейтенант Николай Сергеевич Леонов по-военному ясно и четко сказал об отце: «Часто говорят, что он был энергичен, крут по-настоящему, по-хорошему, суров в суровые годы Великой Отечественной войны, когда действительно судьба государства висела на волоске. Хорошо это или плохо? Безусловно, хорошо. Когда армия переживает период распада, когда общество поддается панике, когда государство не нынче-завтра рухнет, такие меры, которые были присущи ему как полководцу, являются необходимыми, единственными, способными остановить развал и предотвратить национальную катастрофу. За это ему надо спасибо говорить и никогда не извиняться за то, что иногда он был суров к тем, кто нарушал святой завет Отечества. Ему досталось всего — и славы, и опалы. Надо сказать, что в тяжелые годы опалы он сохранил честь и достоинство офицера, как никто. Он был поистине велик, пожалуй, оставаясь одним из последних образцов русского генерала и офицера. И мы вправе в эту годовщину вспомнить ту фразу, которую в свое время Сталин произнес, обращаясь к солдатам, уходящим на фронт: „Пусть осенит вас победоносное знамя наших великих предков“. И назвал имена: Александра Невского, Димитрия Донского, Александра Суворова, Михаила Кутузова. Я бы предложил дополнить этот список именем Георгия Жукова и впредь всех этих военачальников числить среди наших святых защитников Отечества».

А игумен Тихон (Шевкунов, ныне архимандрит. — М. Ж.), наместник московского Сретенского монастыря, добавил: «Георгий Константинович Жуков поистине великий человек, без которого судьба нашей страны и судьба каждого из нас была бы другой. Его можно назвать последним истинным русским генералом. Потом были люди в военной форме, были, конечно, и генералы, но это — последний, который делал то, что ждали от него Бог, народ и его совесть. Именно в этот день я хочу пожелать, чтобы в России появился еще один такой человек, хотя бы один. Насколько нам нужен такой человек сейчас!

Верую и надеюсь, что по молитвам Церкви и бесчисленного множества молитвенников за его душу Господь упокоит душу воина Георгия в Небесном Царствии. И он сам будет молиться за нас и за наше Отечество, как могут это делать люди, сподобившиеся быть при жизни сотрудниками Божиими, а именно таким был и человек, которого мы сегодня поминаем. Вечная ему память!»

* * *

Приходя поклониться праху отца, я ступаю по брусчатке Красной площади, по этим много видевшим и слышавшим камням, и опять, уже в который раз вспоминая его уход из этой временной жизни, думаю:

«Он знал, что смерти нет, знал, что душа человека бессмертна. От деревенских своих предков усвоил спокойное и мудрое отношение к смерти. Готовился к ней, как собирался обычно в далекую поездку, давал распоряжения, что и как приготовить — мундир, шашку, награды, — чтобы не было паники, неожиданностей. Свою смерть близким велел переносить спокойно, мужественно. Его „голубка“ Галюша, моя мама, была уже там… родители, сестра Мария и братик Алеша, умерший младенцем, друзья, однополчане. Сколько их там было! Не было страха идти туда, где так много дорогих и близких. Да и совесть была чиста. Жизнь подходила к своему логическому концу…

Он знал, всегда чувствовал, что его любили, даже боготворили, но не выносил похвалы, тем более лести. Знал он, что его и ненавидели, думаю, и догадывался, почему. Он ни в чем не оправдывался, честно признал свои ошибки, промахи и недостатки. Он попросил прощения у тех, перед кем чувствовал себя виноватым, и уходил умиротворенным, знающим цену всему: людям, которых не перестал любить несмотря ни на что, дружбе, любви, предательству, высоким постам и человеческой славе, которую туда не возьмешь… Он знал цену силе духа, делающей людей героями. Познал он и цену человеческой немощи, поэтому умел не таить обиды и прощать — поэтому светла душа его, и это чувствовали люди по улыбке, по доброте глаз».

Мои раздумья прерываются тем, что я опять начинаю тосковать по отцу, думать, как мне его не хватает, и надеяться на то, что мы когда-нибудь встретимся. Вспоминаю его теплую улыбку, и тоска сменяется ощущением того, что он всегда остается для меня живым, и я продолжаю чувствовать его незримое присутствие. («С того света я буду наблюдать за тобой!») Господь наш Иисус Христос Своим воскресением избавил нас от вечной смерти, «смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав»! Говорят, что там, в вечной жизни, если только мы сподобимся ее получить, все люди будут в расцвете своих лет и сил. Каким же я увижу отца?