Слишком много и всегда недостаточно - Мэри Л. Трамп

«Мистер Тости об этом знает?» – спросил он.

Если бы я уделила этому больше внимания, то могла бы догадаться, что мне следует остановиться, но я подумала, что он шутит, так что продолжила свой рассказ.

Папа стал крайне возбужден, наклонился вперед и ткнул в меня пальцем: «Что ты делала?» Мой отец мог быть угрюмым, но я редко видела его таким злым и почти никогда не слышала, чтобы он повышал голос. Я растерялась и попыталась отмотать свое повествование назад к моменту, когда он начал думать, что я совершила что-то плохое. Но такого момента просто не было, и мои попытки объяснить, что на самом деле произошло, лишь еще больше возбудили его.

«Если об этом узнает мистер Тости, у меня будут неприятности с твоим дедом».

Джоанна накрыла своей рукой руку папы, как будто для того, чтобы переключить его внимание с меня. «Фредди, – сказала она, – это ерунда».

«Что значит “ерунда”? На самом деле это охренительно серьезно!»

От такой грубости меня передернуло.

В этот момент и Джоанна, и я поняли, что разговаривать с ним бесполезно. Он был пьян и застрял в какой-то старой истории. Я старалась это ему объяснить и успокоить, но все зашло слишком далеко. А мне было всего восемь лет.

Летом 1975 года Дональд устроил пресс-конференцию, на которой представлял эскизы архитектурных решений отеля Grand Hyatt, как будто уже получил контракт на его строительство на месте старого Commodore Hotel, рядом с Центральным вокзалом на 42-й улице. СМИ преподнесли его притязания как уже свершившийся факт.

Тем же летом, незадолго до того, как Фрицу и мне предстояло уезжать в лагерь, папа сказал маме, что у него есть новости. Она пригласила его на обед. Когда папа позвонил, я открыла дверь. Он был одет, как одевался почти всегда – черные брюки и белая рубашка, – но брюки были отглажены, рубашка хрустела, а волосы зачесаны назад. Я никогда не видела его таким красивым.

Пока мама резала салат, папа жарил мясо на нашей маленькой террасе. Когда еда была готова, мы сели за маленький стол у террасы, оставив дверь открытой, чтобы теплый летний ветерок заходил внутрь. Мы пили воду и холодный чай.

«В конце лета я переезжаю в Уэст-Палм-Бич[31], – рассказал он нам. – Я нашел отличную квартиру на берегу залива с пирсом за домом». Он уже выбрал лодку, и, когда мы будем его навещать, он будет брать нас рыбачить и кататься на водных лыжах. И пока он говорил, он выглядел счастливым и уверенным в себе – и спокойным. Мы все согласились с тем, что это правильное решение; и в первый раз за долгое время у нас появилась надежда.

Я сидела за обеденным столом и рассматривала туфельку, пытаясь сообразить, что это значит. Я просмотрела все оставшиеся под елкой коробки в надежде на то, что, возможно, ее близняшка упакована отдельно, но нет, она была в единственном числе – туфелька на десятисантиметровом каблуке из золотой парчи, наполненная карамельками. Карамельки и сама туфелька были завернуты в целлофан. Интересно, откуда эта штука взялась? Выигрыш в лотерею или благодарность за визит гостю мероприятия?

Из кухни через кладовую вошел Дональд. Проходя мимо меня, он спросил: «Что это?»

«Это подарок от тебя».

«Правда?» С минуту он ее разглядывал. «Ивана!» – крикнул он по направлению к фойе. Та стояла по другую сторону от елки рядом с гостиной. «Ивана!»

«Что, Дональд?»

«Здорово!» он указал на туфельку, и она улыбнулась. Возможно, он решил, что туфелька действительно из чистого золота.

Все это началось в 1977 году с набора нижнего белья из Блума (розничная цена – 12 долларов)[32], моего первого рождественского подарка от Дональда и его молодой жены Иваны. В том же году они подарили Фрицу обтянутый кожей ежедневник. Он выглядел так, как будто предназначался для кого-то постарше, но был действительно очень милый, и я чувствовала себя слегка ущемленной, пока мы не поняли, что он двухлетней давности. Хорошо хоть, что у нижнего белья нет срока годности.

На праздники Дональд и Ивана подкатывали к Дому либо на дорогущих спортивных машинах, либо на лимузине с шофером, и их автомобиль был даже длиннее, чем дедушкин. Они вплывали в фойе как знаменитости: Ивана – в мехах, шелках, с эпатажной прической и макияжем, Дональд – в дорогом костюме-тройке и сияющих туфлях. Все остальные в сравнении с ними выглядели консервативно и немодно.

Я росла, думая, что Дональд выбился в люди самостоятельно и в одиночку построил бизнес, который превратил нашу фамилию в бренд, а моего деда, провинциального и скучного, заботит единственный вопрос, как заработать и сохранить деньги. В обоих случаях я была крайне далека от правды. Статья в New York Times, опубликованная 2 октября 2018 года и раскрывшая огромное число предполагаемых мошенничеств и полузаконных и незаконных операций, которыми на протяжении нескольких десятилетий занималась моя семья, содержит такой параграф:

Фред Трамп и его компании начали предоставлять большие займы и кредитные линии Дональду Трампу. Эти займы затмевали все, что получали остальные Трампы, это был настоящий поток, временами настолько постоянный, будто у Дональда Трампа был склад денег. Возьмем, к примеру, 1979 год, когда он согласно сведениям, предоставленным Комиссией по контролю за азартными играми в Нью-Джерси, взял в долг 1,5 миллиона долларов в январе, 65 000 долларов в феврале, 122 000 долларов в марте, 150 000 долларов в апреле, 192 000 долларов в мае, 226 000 долларов в июне, 2,4 миллиона долларов в июле и 40 000 долларов в августе.

В 1976 году, когда Рой Кон предложил Дональду и Иване подписать брачный договор, условия компенсации Иваны рассчитывались исходя из размера состоянии Фреда, потому что в то время оно было единственным источником дохода Дональда. Я слышала от бабушки, что дополнительно к алиментам и расходам на содержание детей и жилье, договор, по настоянию Иваны, включал деньги «на черный день» в размере 150 000 долларов. Договор о расторжении брака моих родителей также базировался на капитале моего деда, но один только бонус Иваны в 150 000 долларов стоил больше двадцати лет ежемесячных чеков в 600 долларов, которые в качестве алиментов получала моя мать.

До Иваны все наши праздники проходили одинаково однообразно. Мое Рождество в пять лет было неотличимо от моего Рождества в одиннадцатилетнем возрасте. Порядок никогда не менялся. В 13:00 мы входили в Дом через парадную дверь, таща кучу подарков, обменивались рукопожатиями и воздушными поцелуями, а затем собирались в гостиной на креветочный коктейль. Как и парадной дверью, гостиной мы пользовались дважды в году. Папа присутствовал, но каких-либо воспоминаний об этом присутствии у меня не сохранилось.