Придуманные люди с острова Минданао - Лев Минц

— Вот Четвертый — Завершенный Мир. Он не так хорош и приятен для жизни, как предыдущие. В нем есть вершины и пропасти, холод и жара, красота и безобразие; есть все — на выбор. Сейчас вы разделитесь на кланы, и каждый пойдет за своей звездой, пока она не остановится на небе. Там и поселитесь. Помните, чему я вас учил.

И он исчез. А люди разбились на двенадцать кланов, и каждый пошел за своей звездой во все стороны света Четвертого мира — Тувакачи.

Опустим описание долгих странствий двенадцати кланов (чуть не сказал «колен») хопи, но все они, обойдя землю, собрались там, где и ныне живет народ хопи.

Первым же вышел к Центру Мира — ныне селение Олд Ораиби, самое старое человеческое поселение в Соединенных Штатах, — клан Медведя. А потом сошлись у трех мес — плосковерхих столовых гор — все кланы. Они стали сеять

кукурузу, сажать арбузы, разводить скот. Каждый клан помнит историю своего пути.

И история эта запечатлена в великолепных, затейливо вырезанных куклах «качина», что в переводе с языка хопи значит «уважаемые духи». Ибо «качина» называются и эти куклы-духи, и наряженные участники обрядов.

И сами обряды.

План наш был бесхитростен. Заехать сначала к белому учителю, что живет, как хопи, среди хопи, и положиться на его советы, а получится — воспользоваться его связями. Еше стоило заехать в дальнюю деревню на третьей месе: там замечательная лавка произведений индейского искусства. Ее содержит супружеская пара: она, Джейн, — местная индианка, а он — белый по имени Джозеф. У них можно и неподдельную качину купить, и без доброго совета не останемся.

В столовой подавали «хлеб хопи» — толстые сыроватые блины с серовато-голубоватой мякотью, яичницу с беконом и обычный чудовищный американский кофе. Белых в зале почти не было, официантами служила пара учтивых навахо. Хопи с серьезным видом сидели семьями и молча ели блины: день был выходной, люди завтракали вне дома и с мороженым. Было мирно, тихо и почти празднично.

Зато в прихожей праздничное настроение оставило меня: расчерченное яркими фломастерами, висело объявление.

Близкое сердцу бюрократическое сокращение означало «Объединенные деревни 1-й месы». Положительно неведомые темные силы договорились помешать мне, приехавшему в такую даль, увидеть что-нибудь, кроме районной столовой и объявлений райтуротдела племени хопи! Оставались еще две месы.

По пути до 2-й месы нам все время встречались машины, набитые индейцами. Они ехали на 1-ю месу, в отличие от нас их там ждали. Маски и набедренные повязки, очевидно, лежали в багажниках. Мы свернули на немощеный проселок, взяли в гору и оказались на пыльной площадке перед невысокими каменными домами.

Справа на холмике сложены камни, разбросаны перья. Виктор предупредил вполголоса:

— Святилище. Не вздумай снимать!

Постучали в дверь одного из домов. Никакого ответа. Из соседнего вышел индеец:

— Нет его. Оставьте записку, суньте под ведро на крыльце. Он внимательно посмотрел на нас и кинул быстрый

взгляд на святилище. Отсутствие у нас фотоаппаратов и индифферентное поведение, кажется, его удовлетворили.

— Я ему скажу, что вы были. Родственники?

Мы сидели в лавке Джозефа и его индейской жены. Кажется, эта лавка и составляла почти всю деревню, во всяком случае, поблизости стоял только один дом, а во дворе его сушились дрова (тоже экзотическая для Штатов деталь).

Сама деревня с почти грузинским названием Тсакуршови расположилась высоко на 3-й месе. От лавки Джозефа и Джейн широко видна была серовато-желтая равнина внизу с редко разбросанными домиками хопи и четкой прямой дорогой. По дороге полз небольшой караван: люди из отдаленных деревень направлялись, очевидно, на 1-ю месу, осуществляя тем самым свое право на уединение. Это право, увы, предусматривало наше отсутствие. Время уходило, и мы ждали от Джозефа и Джейн хорошего совета.

Со всех стен уставились на нас качины. Ни в одной из лавок по пути не видел я таких качин. Они занимали все стены в двух комнатах. Люди в масках и шкурах, с дощеч-

ками на спине, с зеркальцами под коленкой. Стоящие на одном колене, застывшие в танце, прицеливающиеся из луков. Другие — с шарообразными глиняными головами, откуда торчали какие-то три перископа. Наконец, голые, нелепо размалеванные люди без масок с ломтями арбузов в руках.

— Это клоуны, — пояснил Джозеф, — во время обрядов они передразнивали уважаемых духов. Хопи считают, что смех очищает. А эти вот, — он показал на круглоголовых, — глиноголовые, у них свое место. — Он вопросительно посмотрел на Джейн.

Джейн — типичная женщина хопи, ростом по плечо своему долговязому, сухому супругу, улыбнулась и кивнула, ничего не объясняя.

— «Мадхэд» — «глиняная голова», у нас их так зовут. Сколько у вас времени?

— Два дня. Мы искали того американца, что на второй месе живет, да его нет.

Парень-хопи, стоявший за прилавком, мягко поправил:

— Я тоже американец. Надо говорить: «белый американец».

— Извините, — сказал Виктор, — белого американца. Его не было. А мы бы хотели попасть на церемонию.

Джозеф задумался.

— Знаете, сразу не посоветуешь. Я тут уже двадцать лет живу, а все равно — «пахаана» — белый. Знаете, какое прозвище мне дали хопи? «Наста Сива» — «Денег нет»: пока не раскрутил торговлю, брал куклы в долг. Хопи это казалось странным и очень смешным: как это у белого да денег нет? Таких белых не бывает.

— Джозеф сейчас лучше меня по-нашему говорит, — не без гордости сказала Джейн.

Парень за прилавком кивнул.

— Поезжайте в Бакави, — сказал Джозеф. — Найдите кафетерий. Спросите у хозяйки: «Продаете ли вы мороженое пахаанам?» Она поймет, что вы от меня. Может быть, что-нибудь и придумает. Не получится — заезжайте завтра ко мне. Что-нибудь сделаем. А вы, — он повернулся ко мне, — подумайте хорошо, что купить. Вам нужна настоящая качина — в такую даль, в Москву.

— Наста сива, — отвечал я, — на совсем настоящую.

— Смешно, — парировал Джозеф, — я уже хопи, для меня — смешно. Значит, не забыли, что сказать?

— У вас продается славянский шкаф? — буркнул я себе под нос.

— Сэр?

— Do you sell your ice-cream to the pahanas? — перевел профессор.