Самодержавие и конституция - Кирилл Соловьев

Леворадикальное большинство Думы не интересовалось работой комиссий. Чаще всего его представители приходили на заседания комиссий лишь к моменту голосования, игнорируя обсуждение законопроектов. Может быть, по этой причине во Второй Думе характер работы комиссий существенным образом отличался от пленарных заседаний. В комиссиях преобладал деловой тон. А. А. Кизеветтер с удивлением наблюдал, как в комиссии о неприкосновенности личности либеральный общественный деятель В. Д. Кузьмин-Караваев читал лекцию социал-демократу А. Л. Джапаридзе по правовым вопросам. Рядом же «тихо-смирно» сидел правый граф В. А. Бобринский.

В Третьей Думе многое изменилось. Бросались в глаза даже внешние признаки такой метаморфозы. В декабре 1907 года министр финансов Коковцов пришел на заседание бюджетной комиссии. Ее члены, независимо от фракционной принадлежности, вежливо встали с кресел, отвечая на поклон главы ведомства. В Первой и Второй Думе это было немыслимо.

Главное, конечно, было в другом. За пять лет депутаты накопили немалый опыт законотворческой деятельности, отчасти компенсировали дефицит профессиональных навыков, отсутствие отлаженного механизма обсуждения законопроектов. Проблем было великое множество. Например, большая часть народных избранников участвовали в работе сразу нескольких комиссий (в среднем – двух). В ноябре 1907 года октябрист Г. Г. Лерхе на заседании фракции сообщил, что 59 октябристов не попали ни в одну комиссию, 54 состояли в одной, 32 – в двух, 14 – в трех, 2 – в четырех, 1 – в пяти. Бюро фракции высказалось за то, чтобы депутат участвовал в работе двух «главных» комиссий и одной «второстепенной» (редакционной, библиотечной или по запросам). «Странное дело, – отмечал октябрист Клюжев, – всем хочется попасть в ту или другую комиссию, а как попадут, сейчас же манкируют своими обязанностями».

По оценке Н. А. Хомякова, в Третьей Думе треть членов бюджетной комиссии не являлась на ее заседания, а треть приходила от случая к случаю. Причем это касалось самых активных депутатов. К февралю 1908 года из восьми заседаний комиссии о неприкосновенности личности В. А. Маклаков присутствовал на трех, М. С. Аджемов и Ш. Ш. Сыртланов – на двух, О. Я. Пергамент – на одном. Это объяснялось прежде всего тем, что заседания комиссий проходили в одни и те же часы. Депутатам, входившим сразу в несколько комиссий, приходилось пропускать заседания, а те, в свою очередь, могли не состояться по причине отсутствия кворума. Дабы избежать этой проблемы, всех расписавшихся в явочном листе полагали присутствовавшими. И все же к моменту голосования кворума чаще всего не было. Депутаты бегали по соседним комнатам в поисках своих «заблудших» коллег.

Правда, не всегда эти ухищрения приносили результат. Иногда приходилось отменять заседания из‐за отсутствия кворума. Причины могли быть самые разные. Например, в 1908 году были отменены заседания земельной комиссии в связи с именинами председательствовавшего. 24 ноября 1911 года многие депутаты не пришли на заседание комиссий: это был день святой Екатерины. «Далеко не все готовы променять именины на думские дела», – записала в дневнике жена И. С. Клюжева. 8 мая 1912 года тот же Клюжев упрашивал своих нерадивых коллег явиться на вечернее заседание комиссии по народному образованию. У всех была серьезная причина отсутствовать: епископ Митрофан должен был проводить церковную службу. Г. Х. Еникеев ссылался на то, что обсуждавшийся законопроект его не устраивал, так как ущемлял права национальных меньшинств. Об этом же говорили и польские депутаты. Надежда была на А. М. Масленникова, который вроде обещал прийти. Однако его знакомые не были столь наивны: «Он не сдержит своего обещания по присущей ему лени». Октябрист Д. А. Леонов говорил об усталости, кадет М. С. Воронков – о неприятии законопроекта. У октябриста И. В. Годнева не хватало времени: он рассчитывал в скором времени вернуться домой, и ему надо было срочно укладывать багаж. Оставалось лишь возмущаться: «Одни, как Годнев, укладываются, другие проводят вечера в клубе за карточной игрой и многие, как говорят, очень проигрались, третьи уехали в отпуск, четвертые улаживают свои делишки. Все, кто не рассчитывают попасть в следующую Думу, запасаются себе протекцией для получения тепленького местечка. Да и те, кто думает пройти на предстоящих выборах, все-таки на всякий случай заботятся об этом же».

Комиссии работали с разной степенью эффективности. Бюджетная комиссия за годы работы Третьей Думы внесла 514 докладов на рассмотрение депутатов, дала заключение по 1222 законопроектам. Лишь 23 законодательные инициативы остались без рассмотрения (меньше 2 %). Сельскохозяйственная комиссия подготовила 48 докладов, так и не рассмотрев двух законопроектов (4 %). Комиссия по государственной обороне за время работы Третьей Думы внесла 422 доклада. 18 законодательных инициатив она рассмотреть не успела (то есть более 4 %). Комиссия по народному образованию за те же пять лет составила 313 докладов, не рассмотрев 16 законопроектов (4,6 %). Вместе с тем финансовая комиссия внесла на обсуждение 307 докладов, не изучив 47 законопроектов (около 14 %). Комиссия по судебным реформам подготовила 116 докладов, не справившись с 20 законопроектами (более 14 %). Комиссия по местному самоуправлению внесла 20 докладов, оставив без внимания 7 законопроектов (около 26 %). Земельная комиссия подготовила 21 доклад, 13 законопроектов (более 38 %) остались нерассмотренными.

Многое для комиссий значил ее председатель. По общему мнению, эффективность работы бюджетной комиссии определялась деловитостью ее руководителя – М. М. Алексеенко. Это отмечали и депутаты, и министры. Коковцов разъяснял императору, что позиция Алексеенко – важный фактор при принятии законов. В итоге председателя бюджетной комиссии регулярно приглашали на рауты к министрам, а все его личные просьбы обычно удовлетворялись. Депутаты его побаивались. Порой им легче было обратиться за помощью к премьер-министру Коковцову, чем к Алексеенко. Председатель бюджетной комиссии чувствовал свою силу и позволял себе резкие высказывания в отношении министров. В октябре 1913 года он прямо заявил, что кредиты на большую судостроительную программу в Думе не пройдут: «„Кораблики“ нужны только морскому министру, а мы не так богаты, чтобы исполнять фантазии каждого министра».

В комиссии по государственной обороне в 1907–1910 годах «диктаторствовал» А. И. Гучков, что раздражало многих депутатов. Лидер правых Н. Е. Марков, в частности, заявлял: «Комиссия по государственной обороне не существует – существует комиссия А. И. Гучкова и больше ничего. В этой комиссии допускается к обсуждению только то, что угодно А. И. Гучкову. То, что ему не угодно, решается в его кабинете и как готовое решение выносится в комиссию государственной обороны». В итоге секретные кредиты, которые шли на содержание Военного и Морского министерств, обычно согласовывались тремя лицами: представителем ведомства, Гучковым и Алексеенко. Комиссии оставалось лишь утвердить это решение.

В комиссии по судебным реформам Третьей Думы тон задавал Н. П. Шубинский[8]. Он своим решением пресекал прения, форсировал обсуждения законопроектов. Подобным образом себя вел председатель комиссии по народному образованию В. К. Анреп. Он противился прохождению законопроектов, которые вносил не сам, а коллеги из комиссии. Так случилось с проектом об учительских семинариях, который был составлен Клюжевым. Тот не мог самостоятельно побороть сопротивление Анрепа. В итоге Клюжев обратился за помощью к Гучкову и даже министру народного просвещения Л. А. Кассо. Анрепу пришлось уступить. В комиссии законопроект был существенно изменен, но при этом доклад никак не утверждался. В ноябре 1911 года Клюжев спросил Анрепа, когда будет рассмотрен доклад по его законопроекту. Ответ был определенный: «Никогда». По словам Анрепа, на эту депутатскую инициативу просто не было времени. Клюжеву пришлось вновь обращаться к Гучкову: «Александр Иванович, Вы, конечно, знаете, что Анреп никогда не сочувствовал моей идее подготовки начального учителя, но знаете ли Вы о том, что несмотря на то, что совещание по этому вопросу [внесло] в комиссию [по народному образованию] составленный им законопроект еще в мае прошлого года, он [Анреп] тем не менее все откладывал этот законопроект, а в настоящее время совсем отказывается в его рассмотрении. Если такое отклонение законопроекта, на составление которого потрачено три года времени при участии многих авторитетных и вообще сведущих в той области лиц, исходило с правой стороны, то с этим еще возможно было бы помириться. Но раз оно идет от нас – октябристов, то это едва ли может служить хорошей рекомендацией перед выбором». Гучков обещал, что переговорит с Анрепом, но за успех не ручался. У Анрепа было много способов добиться желаемого. Он мог закрывать заседание комиссии раньше времени, препятствуя обсуждению нежелательного вопроса. Мог просить октябристов не приходить на заседание комиссии и тем самым сорвать его. Или же, напротив, просил не расходиться слишком рано. Тогда в конце заседания он мог провести нужное решение. В некоторых случаях Анреп даже менял редакцию законопроекта, не ставя в известность своих коллег по комиссии и даже докладчика.