Путь серебра - Елизавета Алексеевна Дворецкая

множестве наседая, арсии с воинственными кличами рубили с коней, кололи копьями. Русы сами встречали их копьями, норовя насадить на острие и сбить с коня, рубили ростовыми топорами; сбросив всадника с коня, добивали на земле. Уже носились ополоумевшие кони с пустыми седлами, давя своих и чужих.

Видя, что в лоб волынцев не пробить, хазары попытались вскачь обойти их с тыла, но это не помогло.

– Во-оротись! – прокричал Амунд, и ряды просто развернулись, так что последний оказался в челе, и там всадников вновь встретила плотная «стена щитов».

Такая же стена получалась с любой стороны; арсии бешено носились вокруг волынской дружины, но пробить ее не могли ниоткуда.

Эту суматоху приметили Свен и Годо – все происходило перед ними, и уже достаточно рассвело. Пока всадники пытались пробить волынцев с тыла, братья переглянулись, и Годо махнул трубачу. Нельзя было упустить такой верный случай посчитаться за своих. Заревел рог, северная дружина бегом устремилась вперед. Не успевшие их даже заметить арсии оказались зажаты между двумя русскими дружинами; пытаясь двинуться вперед или назад, напарывались на копья и ростовые топоры. Зажатых в тесноте, их кололи копьями, сбивали с седел, рубили на земле.

Вторая часть конницы в это время наступала с другого крыла, и здесь их встретили древляне. Если ближнюю дружину Амунда составляли русы, опытные в военном деле, то от древлян были только ратники, имевшие лишь тот военный опыт, что приобрели в этом походе. Но и здесь им еще не приходилось сталкиваться с такой мощной конницей. Хуже вооруженные, они прогнулись, и арсии, почуяв слабое место, устремились все сюда. Рубя и топча древлян, хазары прорвались сквозь строй и оказались перед русским станом.

Но позади древлян оказалось новое войско: здесь веял на высоком древке красный стяг самого Грима и блестели в лучах встающего солнца шлемы, кольчуги, пластинчатые доспехи его ближней дружины. Киевские русы, самая сильная часть войска, встретила прорвавшихся всадников и подняла на копья всех до одного. Те попятились, пытаясь восстановить строй, но кияне устремились вперед и продолжили бой.

Тем временем пешее хазарское ополчение оказалось перед дружиной Амунда. От столкновения с конницей он понес потери, но люди его сохранили довольно боевого духа и дружно устремились на толпу. Здесь им противостояли люди, куда хуже их вооруженные и почти неопытные. Дружина волынцев врезалась в них, как железный кулак ётуна, и толпа сразу смешалась. Волынцы рубили, кололи, оставляя за собой ковер из трупов и кричащих раненых; стоял такой оглушительный шум, что никто не помнил себя.

Под натиском Грима и его дружины конница стала отступать. А вслед за тем, видя, как всадники проносятся назад в степь, один за одним, побежали и пешие хазары. Волынцы было устремились за ними, но Амунд приказал трубить сбор, отзывая своих людей назад.

Из светлеющей степи доносился топот и непрерывный крик, похожий на вой. С ветром долетал резкий, горький запах сока растоптанной полыни. Солнце взбиралось все выше, рассеивая по восточному краю неба пятна багрянца, словно тоже было ранено и оставляло за собой кровавый след…

* * *

– Вот ведь про́клятое место… – Годо окинул ненавидящим взглядом часть степи перед станом. – Наших три сотни, теперь этих… еще невесть сколько.

Когда рассвело окончательно, глазам предстало зрелище столь жуткое, что и солнце, пожалуй, предпочло бы вернуться за небесные ворота, лишь бы на это не смотреть. Русы уже разошлись по станам, выставив охрану из числа киян, а на месте предрассветной битвы остались сотни тел. Люди и лошади лежали вперемежку. Арсиев волынцы подобрали, чтобы снять с них дорогие доспехи и оружие, но итильское ополчение не трогали. Сотни тел валялись друг на друге, рассеянные по всему полю, сколько хватало глаз: более густо – там, где они натолкнулись на дружину Амунда, более редко – дальше в степи, куда бежали в беспорядке. Там еще что-то шевелилось: тяжелораненые, не сумевшие уйти со всеми, пытались куда-то ползти, а рядом с ними уже прыгали черные вороны, норовя выклевать глаза… До русского стана долетала тяжелая вонь.

Люди Амунда разбирали тела с того края, где конница налетела на древлянскую дружину.

– Побили древлян почти всех, – рассказывал северянам грустный Жизномир, пришедший узнать, как у них дела. – Куда им против тех невидимцев[11]! И Любодана самого срубили насмерть.

Жизномир, младший брат князя радимичей, был плотный круглолицый мужчина средних лет, с небольшими темными глазами и темно-русой бородой. Жизнерадостный и приветливый, он был в дружбе со всеми, даже с теми, кто не ладил между собой, и служил чем-то вроде посредника между северным войском и южным, за что его прозвали Сватом. Его люди в ночной битве почти не участвовали – постояли за спинами киевских русов, да и все, – однако он казался осунувшимся и погасшим.

– Тянулся Любодан за Амундом, все думал… – Жизномир махнул рукой. – А теперь и воли не обрел, и жизни лишился. С бужанами рядом стояли, да вместо них и полегли. Было б на чем сжечь, хоть бы прах в горшке родичам отвезти, да ведь не выйдет. Да и будут лежать в чужой земле, своей по горсти у каждого, да и все…

– Уходить надо, – говорили все Гриму, когда он после битвы объезжал длинный стан на пойманном хазарском коне с богатым седлом и проверял, у кого как дела. – Теперь уж бек от нас не отвяжется, с живых не слезет. И дружину его ближнюю побили, и городских людей побили. Разве он нам даст уйти?

– Днем погребаем своих, ночью трогаемся, – отвечал Грим. – В третью стражу отплываем, будьте готовы. Кому чего не хватает, присылайте ко мне заранее, потом ждать никого не буду.

Молодой князь осунулся за эти сутки и казался старше лет на пять. В слишком тяжелое положение его внезапно поставила судьба: для всех неожиданно русы оказались врагами хазар, самой могучей державы в этой части света. Он не видел никакой вины за собой и своими людьми, русы честно соблюдали обязательства. Не тронули на хазарской земле ни цыпленка, добровольно отдали условленную часть добычи. Кровь вскипала от возмущения при мысли, как подло нарушил этот договор хакан-бек. Люди правы: он не мог уйти в кочевья, оставив в Итиле свою ближнюю дружину, а если дружина нарушила договор без его согласия, то что же он за царь тогда?

Но важнее было подумать о том, как отсюда выбираться. До своих земель еще много-много переходов по рекам и переволокам. Через Итиль, через Ванаквисль, который в этих краях звался Дон, потом через