Дом иллюзий - Кармен Мария Мачадо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Дебра Рейд вышла по УДО, ей пришлось задержаться в тюрьме, поскольку одним из условий освобождения было найти место проживания, а с этим у нее были проблемы. Она сказала репортеру: «Мне бы только найти жилье, где я могла бы повернуть ручку, запереть дверь собственной ванной и есть еду, которую сама приготовлю».
Я все время думаю о Дебре и этой дверной ручке. Надеюсь, в итоге Дебре удалось найти то, в чем она нуждалась.
И вот самое худшее в этой истории: мир враждебен к вам обеим.
Ваши тела всегда были отверженными. Вы упали за борт этого мира, вместе забрались на какой-то плавучий обломок, и после неизбежного периода безопасности и наслаждений она попыталась тебя утопить. Так что ты не просто злишься или переживаешь: ты страдаешь от предательства.
Когда я была ребенком, мои родители, а вслед за ними и братья-сестры частенько рассуждали о том, что я «вечно все преувеличиваю, как в мелодраме» или, того хуже, «веду себя как капризная примадонна». Эти упреки сначала сбивали меня с толку, потом злили. Да, я все переживала глубоко, и вопиющая несправедливость мира вызывала у меня патетический и поэтический ответ, но если подобный отклик умилял в малышке, ни то, ни другое – ни мои переживания, ни моя реакция на эти переживания – не приличествовало подросшей девице. Позднее, когда я рассказывала об этой ситуации невесте, психотерапевту, случайному другу, меня захлестывал ярый гнев. «Почему мы приучаем девочек к мысли, что их взгляд на мир изначально неверен?» – орала я. Я готова была вернуть себе то прежнее клеймо – в конце концов, слово «мелодрама» происходит от «мелос» – «музыка», «мед», да и «капризная примадонна» все-таки примадонна, как ни крути, – но эти клички все еще обжигали.
Вот к чему я все время возвращаюсь: как люди решают, какой рассказчик заслуживает доверия, а какой нет. И после того как решение принято – что нам делать с людьми, которые пытаются сформировать собственное представление о справедливости?
За год до моего рождения группа 'Til Tuesday с вокалисткой Эйми Манн выпустила сингл Voices Carry («Голос выдаст»). Задышливая, неотвязная повесть про абьюзивные отношения вошла в первую десятку хитов Америки. В видеоклипе, весьма популярном в ту раннюю эпоху MTV, бойфренд ведет себя – за отсутствием лучшего слова – нелепо. Качок в золотых цепях и обтягивающей бицепсы футболке, он подает свои банально-агрессивные реплики с тупостью героя подросткового сериала.
От начала до конца клипа он шаг за шагом усиливает давление на Эйми. Сначала он хвалит ее музыку и ее новую прическу – окрашенные в платиновый цвет волосы с длинным тонким хвостиком. Потом, в ресторане (декорации словно позаимствованы из ситкома), он вынимает из ее уха сложную интересную серьгу и заменяет более традиционной, затем игриво щекочет свою девушку под подбородком. Дальше мы видим, как Эйми в отчаянии вжимается лицом в тюлевую занавеску; смена кадра – девушка собирается и уходит на репетицию. Дружок сталкивается с ней на ступеньках их дома, хватает футляр с гитарой, Эйми вырывается.
Когда она возвращается, он ругает ее за опоздание. «Знаешь ли, твое увлечение музыкой зашло слишком далеко. Сделай наконец что-то и для меня, а?» Она впервые открывает рот: «Например?» – спрашивает она, вызывающе задрав подбородок, – и он бросается на нее, толкает к стене, целует против ее воли.
В конце клипа они сидят в зрительном зале Карнеги-холла. Парень обнимает «пообтесавшуюся» подружку, та сидит тихо, горло обмотано жемчужным ожерельем – но тут парень натыкается на ее «крысиный хвостик» и кривит недовольно губы. Манн начинает петь, сперва тихо, потом все громче, срывает с головы стильную шляпку и уже во весь голос кричит: «Он говорил – заткнись! Он говорил – заткнись!» – и весь зал оборачивается к ней. Финал, как годы спустя сказала Манн в интервью, подсказан фильмом Хичкока «Человек, который слишком много знал» – персонаж Дорис Дэй во время симфонического концерта испускает душераздирающий вопль, чтобы воспрепятствовать убийству.
А через много лет после выхода клипа, в 1999-м, прозвучало и признание продюсера: в демо-версии все местоимения были женского рода. В оригинальной версии Эйми Манн пела о подруге. «Естественно, такой текст звукозаписывающую компанию не устроил, – писал продюсер, – поскольку песня вышла сильная, с хорошим коммерческим потенциалом, и им требовалось, чтобы все ее элементы соответствовали мейнстриму. Я не знал, как отнестись к такому требованию изменить пол возлюбленного, но потом подумал, что на восприятии песни это никак не отразится. Поспособствовала бы квазилесбийская песня освобождению тех гомосексуалов, которые и тогда, как и сейчас, отставали на несколько шагов от геев на трудном пути к широкому социальному признанию? Не думаю, а в ту пору было трудно оценить такую возможность… И поскольку никакого улучшения в общественном мнении не последовало бы, – продолжает он, – не было смысла рисковать: слушатели упустили бы основную идею песни, их могло сбить с толку нечто второстепенное для их восприятия. Лучше уж привлечь их внимание исподволь, как это умеет делать лучшая поп-музыка. Сколько людей научилось сочувствовать проблемам квир-людей, потому что прислушивались к артистам-геям, которые не размахивали флагом, но выражали общечеловеческие, внятные всем чувства? Мы прежде всего реагируем на человеческое в песне, и это главное».
Двадцать семь лет спустя, после долгой сольной карьеры, Манн отказалась от этой уловки. Она выпустила альбом Charmer («Чаровница»), включив туда песню Labrador («Лабрадор»). Видеоклип кадр за кадром воспроизводил Voices Carry, банальность сцен подчеркивалась ради комического эффекта. Особенно забавно вступление – глуповатый звукорежиссер признается, что вовлек Манн в эту затею с ремейком против ее воли. Но сама песня так же печальна, как и первая версия, или даже печальнее: героиня все равно возвращается к своей любовнице-насильнице, снова и снова, как побитая собака.
«Я вернулась снова получить трепку, – поет Манн, – и ты смеялась мне в лицо, и ты напоминала мне об этом, потому что я лабрадор, и когда снова звучит выстрел, я снова бегу за голубем». Песня открывается посвящением некой Дейзи.
При всем том – присущей 1990-м клишированной «жути» и замалчивании гей-темы – сингл Voices Carry ясно и доступно передавал вербальное и психологическое насилие. Маниакальность насилия – экстремальные перепады настроения, пресловутый маниакальный цикл – составляет самую суть музыки. Окрашенная минором лирика без отчетливой тональности разрешается в мерцающий мажорный припев и снова сникает. Это не иронически-бодрая прелесть «Он ударил меня, и это было как поцелуй» The Crystals – в записи той песни в 1963 году участвовал Фил Спектор, а потом он же убил актрису Лану Кларксон за то, что она его отвергла – это иная музыкальная метафора. Обе песни, несмотря на мрачный сюжет, легко запоминаются и поются.
И я тоже. В смысле я тоже постоянно их пою. Каждый раз, когда я перечитывала эту главу, работая над книгой, Voices Carry звучала в моей голове – и моим голосом – еще много дней. Работая над финальной версией книги, я взяла отпуск и съездила на пляж в Рио-де-Жанейро посмотреть, как сине-зеленые волны, кренясь, набегают на берег. Вокруг люди играли в футбол, собаки носились в пене прибоя, ловя палки, лился мягкий, янтарный свет, и я заметила, что снова пою – тише, тише, пела я, ни к кому не обращаясь, приглуши это, скрой.