Морские КОТики. Крысобои не писают в тапки! - Роман Матроскин

После этого старик начал пантомиму, изображающую, как пьяница пьёт из ведра вино, начинает пьянеть, шатается по сцене, задевая кулисы и вазы с цветами, и в конце концов падает на своего кота, пугая того до полусмерти. Кот, в свою очередь, старательно изображал кота-сибарита и посапывал кверху брюхом, пока на него не рухнул его «двуногий». Тогда Рыжик буквально подлетел в воздух и начал с воплями носиться по сцене, переворачивая уцелевшие декорации. Через несколько секунд неразберихи и хаоса кот окончательно сбил с ног Галкина и опрокинул на них обоих злополучное ведро, окатив всю сцену, себя и «двуногого» непонятной жидкостью. Котектив принюхался и решил, что это была подкрашенная вода.

Выглядело всё это действо настолько нелепо и комично, что грубые матросы начали хохотать и издевательски свистеть, хлопая себя по ногам, но Ричи отчётливо понимал, что эта реакция далека от всеобщего признания, которого ждал Галкин. Однако мокрый и жалкий клоун спокойно поднялся на ноги, схватил в охапку мокрого и жалкого Рыжика, старательно раскланялся и ушёл со сцены с таким довольным видом, будто только что сорвал бурные овации.

Вслед им тыкали пальцами и выкрикивали беззлобные, но обидные реплики. Ричи широко зевнул, сверкнув великолепными белыми зубами: «Что ж, теперь попробуем поставить финальную точку — виноваты или нет данные подозреваемые!». Он поднялся, не спеша отряхнулся и поочерёдно вытянул передние и задние лапы. Балетные па были удостоены мимолётной похвалы молодой «двуногой», попивающей бледную шипучку из высокого бокала. Не теряя достоинства, котектив двинулся продолжать расследование. Кого же теперь следует допросить?

Рон, на секунду прервав свою историю, безо всякого интереса смотрел, как на тесной сценке кают-компании матросы «Агиа Елени» исполняют медленный однообразный танец, положив руки друг другу на плечи. Музыка вдобавок звучала унылейшая. «Это и есть выступление-сюрприз от команды? Ну и скучища, стоило вообще уходить с палубы. Вот уж эти «двуногие», занимаются всякой ерундой, а ещё форму парадную надели!» Размышления Рона прервал его собеседник, толстоватый чёрный кот с белой манишкой на груди:

— Ну, а дальше-то что? Неужели прямо так и сел на первый попавшийся корабль?

Рон вздохнул, потёр лапой нос и продолжил рассказ:

— Да, бросил все манускрипты и нанялся на «Агиа Елени». Так я попал на эту посудину и стал корабельным «маусхантером». А по «двуногому» своему до сих пор тоскую. Он был на самом деле хорош, не в пример всем этим, — кивнул он в сторону сцены, на которой матросы усердно вытанцовывали cиртаки.

— Да ну их уже, этих «двуногих»! Пусть их блохи съедят! — махнул лапой Ричи. — Ты мне лучше другое расскажи — про твои отношения с самками. Я от них, чертовок глазастых, в своё время сильно пострадал. Вот теперь смотрю на тебя и вижу родственную душу. Признайся, тебе в прошлом тоже какая-то негодница пушистая коготками сердце исцарапала? К тому же я сразу заметил, как ты заглядываешься на эту красавицу, Афину. Я тоже на неё заглядываюсь, но… Ты ведь понимаешь, что от этой рыбки даже хвостик не светит ни тебе, ни мне? Правильно?

— Правильно… — неопределённо ответил Рон.

Но надоедливый чёрный кот всё не отставал:

— Я столько раз ошибался в кошках, столько раз плюхался в лужу, но, по-моему, до сих пор многого так и не понял. Поэтому мне твою историю послушать очень интересно. Ну давай, поделись опытом с товарищем по несчастью!

Рон раздражённо повернулся к Ричи, и глаза его на секунду блеснули таким огнём, что котектив даже слегка отпрянул назад.

— Боже мой, да какая там может быть история! — с неожиданным жаром заговорил морской котик. — Конечно, все истории звучат громко и красиво, если они написаны стихами. Некоторые даже делают из своих историй целые поэмы. Но из меня, видно, вышел слабый поэт. А если рассказывать историю просто так, то она сразу начинает выглядеть нелепо и глупо. Ну, да ладно, слушай. Это было ещё в то время, когда мы с моим «двуногим» работали в военном конвое. Мы охраняли большой груз медикаментов, который направлялся в Северную Африку. В Марокко. Так вот, на этом корабле была одна «двуногая» самочка, докторша из благотворительной миссии. Она в Африку плыла, чтобы местным вакцину колоть, от вируса Эбола вроде как. Мой «двуногий» увидел её, и всё, его будто подменили, смотрел на неё, как на богиню. Оно и понятно, утончённая, умная, да ещё и с добрым сердцем — раз в такую жарищу и грязь поехала благотворительностью заниматься. И кошка у неё была ей под стать. Ухоженная дымчатая красавица, с загадочными глазами. Вот я на эту кошку и запал, как котёнок в первую весну. Мой «двуногий» тогда в форме был, в прямом и переносном смысле. Военный мундир с иголочки, сам подтянутый, с благородной проседью на висках. Да и я был моложе, шёрстка блестела, уши ещё целые были, да и ум поострее. В общем, нам казалось, что все самки должны влюбляться в нас без памяти. Да только всё не так вышло. Оттаскали нас за хвост эти две, как помоечных котов. А ведь мой «двуногий» страдал, поверить смешно, даже стихи пытался читать этой фифе, но всё без толку. Сорвал пару поцелуев, только сердце растравил себе, а серьёзного ничего так и не получилось. Да и у меня успехов вышло не больше — покрутила передо мной эта дымчатая красавица хвостом да и оставила сидеть облизываться. И знаешь, чем вся эта история закончилась? Когда мы причалили в Марокко, на берегу их встречал «двуногий», какой-то представитель врачебной миссии. Гадкий обрюзгший тип с сальной лысиной, и кот у него такой же, как он сам, ленивый, толстый, сразу видно, за всю жизнь ни одной мышки сам не поймал. Так что ты думаешь? Эти самки бросились к ним в объятия, будто это принцы, которых они всю жизнь ждали! Мы с моим «двуногим» сначала рты пооткрывали, словно нас из ведра холодной водой окатили, а потом переглянулись и подумали одновременно, что этих самок даже и понимать не надо, никогда они не будут с тем, кто лучше них.

Рон снова отвернулся и принялся смотреть в сторону танцующих «двуногих», только теперь его глаза горели, словно два раскалённых уголька. Ричи, увидев, что всерьёз разворошил тлевшие в душе у морского котика переживания, решил поскорее переменить тему:

— А как называлась та посудина, на которой служили вы с твоим «двуногим»? Может, я тоже на ней плавал? Тьфу ты, то есть ходил.

— «Гарибальди», — ответил крепыш. — Небольшая старая галоша. Такая старая, что непонятно, как она вообще на воде держалась. Однажды она дала течь прямо в открытом море. Все сразу стали бегать, переживать, мяукали, как беспомощные котята. — Рон презрительно наморщил нос. — Но мой «двуногий», один из самых опытных на судне, сохранял спокойствие. Он чётко и уверенно отдавал команды и в итоге сумел успокоить и организовать это перепуганное визжащее стадо. Ты не поверишь, но нам удалось спасти тогда всех этих жалких гражданских.

«Маусхантер» сделал паузу, углубившись в какие-то тяжёлые воспоминания, потом невесело усмехнулся и продолжил с горькой иронией:

— И чем же они нам отплатили? Вышвырнули нас на берег, как ненужный хлам! Отправили в архив, дышать пылью в подвале! Впрочем, я был готов к чему-то подобному, поэтому сильно не удивился. Сколько их ни спасай — добра в ответ ждать не приходится. Ты посмотри, посмотри! — презрительно махнул он лапой в сторону сцены.