Фосс - Патрик Уайт

— Что за величественное зрелище, Лора! — воскликнул упитанный джентльмен больше сам себе, чем племяннице.

— Думаю, эти корабли никого не оставили бы равнодушным, — с сознанием долга отозвалась девушка.

«Боже, что за чушь я несу», — подумала она и прикусила бледную губу. Девушку ничуть не утешило, что временами в ней бушевал огонь вдохновения — увы, важно лишь то, как ты действуешь здесь и сейчас. Она до боли стиснула поводья и хлыстик, зажатый в той же руке, — красивую, но бесполезную игрушку с перламутровой рукояткой. Она носила его с собой в память об одном старике, которого не видела с детства.

— Вон у той девицы — кислая физиономия, — заметил матрос, который разговаривал с Пэлфрименом.

— Мне бы твои глаза, Дик. Сам-то я особо не вижу, — признался его сотоварищ. — Вообще-то она леди.

— Кислая физиономия никого не красит. Какая разница, леди она или нет?

— Разница есть, Дик. Тут тебе ничего не светит.

— Там даже подержаться не за что!

— Тебе бы и не предложили.

— Я — за права простого человека, — проворчал матрос, которому приснился сон.

— Ладно, Дик. Я-то не оспариваю твоих прав, но есть пазы, в которые они не войдут так просто. Эта леди встретит какого-нибудь джентльмена, и они состыкуются так же верно, как «ласточкины хвосты».

— Ха-ха! — рассмеялся сновидец. — Хотя к этому все и сводится.

— Ты и правда так думаешь? — спросил его товарищ, который благодаря привычке к размышлению и жизни в открытом море поднялся от низин наивного простодушия к высотам житейской умудренности. — Ну ты и котяра, Дик! Леди терпеть не могут, когда вокруг юбки вьется какой-нибудь бродячий кот. Им подавай любовь. Как видишь, эта — тоже не исключение.

— С чего ты взял, что она влюблена? Ты ведь и разглядеть ее толком не можешь — едет себе на лошади, расстояние приличное, раньше вы не встречались!

— Такова их природа, и так они коротают время, когда не глядят в книжки и не дуют в свои перчатки. Видал я этих леди через окошко. Видал, как они пишут письма и надевают накладные волосы. При таких обстоятельствах, Дик, поневоле узнаешь, что они там замышляют.

— Все-таки ты хитрец, — рассудил Дик, — да еще и в окна подглядываешь.

Кавалькада пересекла пустырь у пристани и обогнула груду ящиков и прочего груза, который еще не перенесли на борт, отдельные кучки пришедших пораньше зевак, скинувших из-за жары верхнее платье мужчин и их женщин, разодетых в пух и прах. Всадники остановились и обменялись приветствиями с подоспевшим орнитологом.

— Представляю, что вы чувствуете при подобном событии, Пэлфримен! — сказал коммерсант.

Для мистера Боннера действия и чувства людей в определенных ситуациях сводились к некоему стандартному набору условностей. Он и сам вел себя либо весело, либо серьезно, подчиняясь общему правилу. Для подобных личностей, собственно, и пишутся исторические брошюры и газеты.

Теперь он упивался соответствующими событию эмоциями, и, хотя принимал наличие сходных чувств у других провожающих как должное, его ничуть не заботило, так это или нет. Мистеру Боннеру самому было столь хорошо, что в поддержке со стороны он не нуждался.

Пэлфримен, пару раз пытавшийся заговорить, никак не мог подобрать выражения помягче.

— Еще слишком рано… — начал он и умолк.

Коммерсанту, впрочем, ответы не требовались.

— Дело за ветром, — с нетерпением проговорил он. — Ветра все нет!

Коренастая лошадка заставляла его кружиться вокруг своей оси, и мистер Боннер получал обзор на все триста шестьдесят градусов.

— Говорят, часа в три погода переменится, — добавил Пэлфримен, хотя это было совершенно излишне.

— Переменится? Ах да, ветер, — вспомнил коммерсант. — Горячий и сухой ветер с юга обычно поднимается около трех часов пополудни.

И он принялся пожимать плечами, словно ему жал отлично пошитый сюртук или на него напал какой-нибудь физический недуг вроде ревматизма.

— Кстати, где Фосс? — спросил он, оглядываясь по сторонам без особого желания увидеть немца.

— Мистер Фосс в трюме. — Хотя Пэлфримен и не собирался выказывать вероломство, он улыбнулся. — Приглядывает, чтобы приборы разместили надлежащим образом.

— Вот она, битва между немецкой аккуратностью и немецким мистицизмом! — захохотал лейтенант Рэдклиф с добродушным бессердечием. — Интересно, что победит?

Собственные битвы лейтенанта еще не выветрились у него из памяти, хотя в тот момент он и не помнил про беседу с Лорой Тревельян на званом обеде. Ему случалось забывать причины своих страданий и в то же время продолжать мучиться. Он походил на спящего человека, который сперва ударит донимающего его комара, а после вернется к своему куда более убедительному сну; комар же знай себе звенит. Если для Тома Рэдклифа таким комаром была Лора, то, по разумению спящего, Фосс был жгучей болью от укуса.

Поэтому лейтенанту следовало принять меры, чтобы себя обезопасить.

— В случае с Фоссом, — продолжал посмеиваться Рэдклиф, — я поставил бы свои деньги скорее на завесу теории, нежели на лезвие практики.

— Должен признать, насчет метода вы подметили верно, — ляпнул коммерсант, не подумав, и даже оглянуться не удосужился.

Пэлфримен ужаснулся, что Фосс стал объектом насмешек и критики. Сам он если и позволял себе критиковать главу будущей экспедиции, то делал это в частном порядке и в случае, если имел на то веские причины.

— Вероятно, методы его несколько необычны, — проговорил Пэлфримен, верный своим принципам.

Какая скука, когда люди перестают говорить о вещах по-настоящему интересных, вздохнула Белла Боннер, обводя толпу блуждающим взглядом. При виде красного яблока, в которое шумно вгрызался маленький мальчик, она заметно оживилась.

— Да! — воскликнул мистер Боннер, осознав свой промах. — Он действительно отличается от других людей. Насколько — покажет лишь время. Я рад, что вы в нем уверены, Пэлфримен. Это подтверждает мое первоначальное впечатление о мистере Фоссе.

Пэлфримену стало жаль коммерсанта, который с ростбифом управлялся куда лучше, чем со словами.

— В любом случае, — проговорил стоявший среди всадников пеший орнитолог, чье положение было заведомо проигрышным, — мистер Фосс совершенно уверен в своих силах, и это самое главное.

На этом обсуждение прекратилось, что было как нельзя кстати, поскольку зеваки начали потихоньку вникать в непонятную для них беседу. Мистер Боннер спешился, с хозяйским видом отдал поводья Пэлфримену и вскоре вернулся в хорошее расположение духа, потому что мог расхаживать по земле и смотреть на предметы материальные.

Лора Тревельян тоже слушала разговор и обрадовалась, что невзрачный и даже на первый взгляд бесхарактерный орнитолог, с которым она обменялась на приеме едва ли полудюжиной вежливых слов, выступил защитником человека, пусть ей и ненавистного. Теперь ей отчаянно захотелось поговорить с другом немца — исключительно, так сказать, из-за восхищения его моральной силой, а вовсе не из-за самого немца. И она стала ждать подходящей возможности.