Научи меня танцевать - Татьяна Семакова

больше времени будем проводить вместе. Представляешь? Я, конечно, не против этого, но лучше проводить это время в моей новой машине, которую я вижу в салоне каждый раз, когда еду на работу. Это же форменное издевательство, а еще муж называется. А, ну да, с бабкой я поговорила, - без перехода начала она деловитым тоном, чем несказанно меня удивила. - Шумели в четырнадцатом, но ты, наверное, не удивишься. А вот что странно: она утверждает, будто в доме ночью ремонт делали. К такому меня жизнь не готовила, и я малость подрастерялась, так что особо путного больше сказать нечего. Просто часов в одиннадцать подъехала газель, ворота открыли, заехали и давай выгружать какие-то мешки да палки. Карге нашей, наверное, хорошо видно, у нее домина в три этажа, плюс чердак. Не удивлюсь, если она себе там какой-нибудь телескоп поставила, чтоб не щуриться лишний раз. Ну, в общем, сразу все в дом отнесли и часов до трех ночи то стучали, то пилили.

- Приятно иметь с Вами дело, Людмила Аркадьевна, - расплылась я в улыбке. - Задание выполнено на высочайшем уровне.

- Ой, да ладно, брось ты… - смутилась Люда и спешно попрощалась, сославшись на дела.

К концу разговора Петрович уже собрался и ушел, махнув мне на прощание рукой, а Макс остался подпирать стол рядом со мной и прислушивался.

- Ну и трещотка, - покачал он головой, как только я повесила трубку.

- Зато человек хороший и можно не напрягаться придумывать темы для разговора, – и снова пошла к нашей карте: работы непочатый край, а время идет.

Я мысленно дала себе два дня, а потом… потом придется рушить стену, которую я так упорно воздвигаю последние несколько часов, и идти к отцу. В прочем, идти все равно придется, но в моем случае лучше позже, чем раньше.

Максим подошел со спины, положил свои руки мне на плечи и начал аккуратно их разминать:

- Ты очень напряжена, - сказал он тихо, и я почувствовала его тяжелое дыхание.

«А почему бы и нет?» - неожиданно подумала я, медленно развернулась к нему лицом, приподнялась на цыпочках, ухватившись за его шею обеими руками, и поцеловала. Не раздумывая ни секунды, он подхватил меня на руки и понес в комнату отдыха.

Отдохнули мы на славу: напряжение последних дней отпустило и мысли перестали жужжать назойливыми мухами. Я лежала без сил, без эмоций, а Максим гладил мой живот и выглядел задумчивее обыкновенного. Казалось, он хочет задать вопрос, но боится услышать ответ.

- Ты не позвонила, – вместо вопроса сказал он.

- Бегала по городу, ты же знаешь.

- Я не о том… Ты не позвонила, когда у тебя сломалась машина.

- У тебя был рабочий день, - вяло отозвалась я, зная, что он хочет узнать и боялась этого вопроса, боялась его думать и тем более слышать. - Решила, что все равно не сможешь приехать.

- Ты знаешь, что приехал бы. Наплевал на все и приехал. Ворчал бы на тебя, злился на себя, потому что ты не стала бы меня дожидаться, чинил твою машину в то время, как должен быть на работе, чтобы только побыстрее позвонить и сообщить о проделанной работе. Но ты не позвонила.

- Не позвонила, - тихо отозвалась я, не в силах сказать ничего другого.

- Василиса, - позвал он и посмотрел мне в глаза с такой болью, что я зажмурилась. - Ты влюбилась что ли? – а я закрыла лицо руками и заплакала, так отчаянно, по-бабьи, потому что одним вопросом он развеял все иллюзии и больше не было никакой возможности укрыться, спрятаться, затаится за той воображаемой дверью, которую я упорно рисовала в своем подсознании. Я почувствовала себя такой уязвимой, такой жалкой, что не могла остановиться и все плакала, вздрагивая всем телом. Максим почувствовал это, крепко прижал к себе, гладил по волосам, по спине, пытаясь успокоить:

- Ну ничего, ничего, - и неожиданно хохотнул, - и на старуху бывает проруха.

Я фыркнула и перестала плакать.

- Максим, ты все испортил, - тихо сказала через некоторое время.

Он не ответил, это было и ни к чему. Мы оба отлично понимали, что времена беззаботного времяпрепровождения закончились после этого самого вопроса. Он никогда не ляжет со мной, зная, что я люблю другого, не воспользуется моим состоянием, той беззащитностью, которую я открыла ему, сама того не желая. А я никогда не попрошу, понимая, какую боль ему это причинит. Он думал о том же, потому что вдруг сказал:

- Знаешь, а это к лучшему. Может, я наконец перестану тешить себя мыслью, что когда-нибудь ты могла бы мне принадлежать, по-настоящему, полностью. Найду себе тихую скромницу, женюсь и буду катать на спине своих детей.

Я так ясно увидела эту картину, что невольно улыбнулась:

- Ты будешь отличной лошадкой, – и провалилась в сон.

Хлопнула входная дверь и я открыла припухшие от слез глаза, с удивлением обнаружив себя абсолютно одетой, хотя точно помнила, что уснула в костюме Евы. Подняла голову, чтобы осмотреться, и увидела лежащего рядом Максима, с раскинутыми руками и приоткрытым ртом, тоже одетого. Как ни странно, это был единственный раз, когда мы проснулись в одной постели. На самом деле, единственный мужчина, с которым я просыпалась, был Бэрнардо, и я подозреваю, так получалось только потому, что из постели мы практически не выбирались.

Я осторожно встала, стараясь его не разбудить и прошмыгнула в ванну. Надо заметить, к ремонту офиса, еще до открытия, я подошла ответственно, продумав все до мелочей. Помимо приемной, где стоял мой стол и отдельного кабинета Петровича, была еще небольшая комната отдыха, в которую я втиснула раскладывающийся диван, шкаф с зеркалом в полный рост и баром, низкий столик, чайник и даже крошечный холодильник, как в отелях. Из комнаты вела дверь в ванну, с совмещенным санузлом и небольшим душем, и когда я работала над трудными делами, могла по неделе не появляться дома. Пару раз тут ночевал Пашка, разругавшись со своей родительницей, а однажды целый месяц жил Петрович, который разводился с женой и разменял квартиру, не успев купить другую. В общем, офис по всем параметрам был идеальным для нашей неидеальной компании, чему я в очередной раз порадовалась, спешно привела себя в порядок и вышла.

- Привет, - сказал Максим, приподнимаясь.

- Привет, - слегка улыбнулась я, не зная, как вести себя.

-