Черная богиня - Константин Вронский

Домбоно мрачно глядел на Алексея. Его бронзовое лицо превратилось в маску древнего божка гнева.

— Откуда тебе известно про Мин-Ра? — тихо спросил он.

— Откуда, откуда… Паша Савельев рассказал. У мальчика смерть засела в бедре, и никто ее оттуда изгнать не может, — Холодов подошел к Домбоно. Рядом с могучим верховным жрецом он чувствовал себя немыслимо маленьким, ничтожным, карликом, хотя низкорослым себя никогда не считал при росте в 184 см. — Помочь сможет только операция.

— Мы прооперируем его, — спокойно отозвался Домбоно.

— Вы? Нет. Думаю, я имею честь беседовать с господином Домбоно? Савельев назвал вас главным хирургом, но он вечно у нас шуткует, даже если его будут укладывать на жертвенник, Пашка отпустит пару поганистых шуточек. Это он сам себя так успокаивает. Я же совсем другой… Я жутко боюсь, господин Домбоно, и я совсем не хочу умирать. Ваше предложение освободить узников, если операция удастся, все еще в силе?

— Это предложение нашей богини, — Домбоно невозмутимо поглядывал на пирамиду. — Лично я был против.

— Давайте все обсудим, — Алексей наклонился и взял свой рюкзак. И тут же море копий задрожало, пошло волной. Холодов покачал головой и слабо улыбнулся. — Да нет, бомбы у меня в сумке нет, не бойтесь. Домбоно, я — врач. Хирург-онколог. И я готов оперировать мальчика.

— Вы… — Домбоно испытующе глянул на него. Только на мгновение его лицо прояснилось, но тут же его заволокло тучами презрения. — Вы что, больше можете, чем мы?

— Я-то не раз уже удалял чертову остеому. В первую очередь у детей. Сегодня они скачут, как молоденькие ягнята.

«Так и продолжай, — похвалил себя Алексей. — Такой разговор он понимает. Это убедит его. Да, и как только такое возможно? По-английски чешет как англичанин, а думает как фараон какой-то?! Все это слишком безумно, чтобы быть правдой, но тем не менее факт! За моей спиной висят клетки. Ника за решеткой, словно дикий зверь какой-то».

— Идемте! — решительно произнес Домбоно. И царственно кивнул своей «армии». Стена железных наконечников отпрянула в стороны, открывая дорогу к огромным воротам, с двух сторон охраняемым сказочными золотыми существами: тела человечьи, головы птичьи, а лапы — львиные. — Уж пожалею вас, не буду гонять по лестнице. Проведу иным путем, — усмехнулся Домбоно.

«Вот он какой, дворец-то, — подумал Холодов. — Я все-таки добился своего! Ника, я добился своего! Они отведут меня к этой богине! Они не стали убивать меня! Через час-другой — самое большее — тебя вновь спустят на землю, выпустят из клетки! Твоя свобода — мое первое условие, иначе никого я оперировать не буду».

Внезапно Алексей почувствовал себя очень сильным. Почувствовал, какой властью обладает он надо всей Мерое. Над этим сказочным царством-государством.

«Будем надеяться, что это и в самом деле остеома, — подумал Алексей, идя вслед за Домбоно к дворцу. — Господи боже, сделай так, чтобы Пашка оказался прав. Если ж это и в самом деле рак костей… Ника, тогда нам не спастись. Тогда я бессилен…»

Перед входом во дворец он замер, оглядываясь на стены храма. Люди в клетках отсюда были практически совсем не видны, маленькие такие букашки… Но Алексей все равно знал, что сейчас все они стоят у решеток и смотрят на него. Савельев, вероятно, уже все рассказал им. Какой же невероятной надеждой живут они сейчас! С какой последней, отчаянной верой думают сейчас о нем!

Большая рука Домбоно опустилась ему на плечо. Алексею показалось, что его тело насквозь пронзило током. «Вот оно, то самое, о чем рассказывал Пашка, — понял он. — Загадочная сила. Да этот человек просто комок какой-то удивительной энергии».

— Спустите клетки вниз! — громко попросил Холодов.

— Нет.

— Вы что, столь мало цените своего будущего царя?

Домбоно не ответил. Он хлопнул его по плечу, довольно больно хлопнул, надо сказать, так что болью стрельнуло даже в голову Холодова. А затем повел во дворец.

Сколько времени прождал Холодов, промаялся между сияющими золотыми стенами с удивительными письменами и картинами, он бы и сам никогда не сказал — ему самому эти часы ожидания показались вечностью. Он стоял в огромном зале, поглощенный абсолютной тишиной. Настороженно оглядывался в поисках двери, но повсюду были только золотые стены… стены из фантастических романов и повестей. Казалось, они рассказывали историю Мерое… Тысячелетия счастья в горной долине, в благодатном чреве матери-земли.

Шаги Холодова были единственным звуком, жалкой попыткой порвать безукоризненное полотнище тишины.

Эти шаги бисером бились в уши. Самому Холодову они казались ударами молоточков внутри черепа. А потому он замер в ожидании невесть какого зрелища.

Наконец, незримая дверь в стене открылась. Появился Домбоно в ореоле загадочного света. За ним два жреца несли кровать. На ложе, замотанный в золотую пелену, лежал Мин-Ра. Лежал неподвижно… Неподвижность, стылая заторможенность казались в Мерое символами божественности… А еще тишина, эта ужасная, мертвая тишина!

Холодов вздрогнул. Ложе поставили в двух метрах от него; жрецы бесшумно удалились. Домбоно указал на детское тельце.

— Я повторю то, что уже говорил вашему товарищу: коснувшись сына Солнца, вы неразрывными нитями связываете свою жизнь с его жизнью.

Холодов молча кивнул головой. Судорога сдавила горло. «Давай, парень, — шепнул он. — Обследования, диагноз, приговор, можно оперировать или нет. Прогноз, от которого зависит наша жизнь. Жизнь Ники…»

— Это что такое? — наигранно возмутился он, а сердце ушло в пятки. — Это почему это парень на кровати лежит?! Пусть встает.

Домбоно глядел на Холодова так, как будто Алексей только что убил Мин-Ра. Мальчик не шевелился, только пальчики едва заметно подрагивали. Нервозно перебирали расшитую золотом пелену.

— Что такое? — громко повторил Холодов. — Парень должен встать.

— Но это невозможно! — Домбоно едва пришел в себя от ужаса. — Он и так еле жив от боли.

— Вот это я и хочу увидеть!

— Никто не должен видеть, как страдает сын Солнца!

— За исключением его врача. А я теперь — его врач!

Откуда-то издалека до него долетел голос… нереальный, звеняще-вибрирующий, металлический.

Звуки чужого языка, которые, возможно, звучат мелодией, когда рождает их не этот холодный голос. Языка, который он даже пытался учить вслед за Пашкой и Никой, но как видно, кишка оказалась тонка, хотя кое-что сейчас он начинал припоминать.

Домбоно скрестил руки на груди и повернулся к Холодову. В золотых одеждах запутался солнечный зайчик, такой яркий, что был способен ослепить глаза. А у золотой стены стояла женщина, подобная солнцу.

Мальчик на кровати взволнованно вздрогнул. Свет на стене погас. Холодов, обалдев, глядел туда, где только что стояла богиня Мерое. Теперь он видел лишь золотую стену, украшенную картинками из истории Мерое.