Цветок Фантоса. Романс для княгини - Наталия Фейгина

– Йагага! – подтвердила она.

– Повторим?

– Йагага! – согласилась кобылка.

– Тогда по моему сигналу…

– Вайде-ра! – раздалось у меня за спиной.

Движение, которым Охотник метнул аркан, было настолько быстрым, что простой смертный и не заметил бы. Но простых смертных здесь не было, а мы с Луночкой были наготове. Она метнулась вверх, я камнем полетела вниз. Аркан в нерешительности завис в воздухе, словно решая, кого из нас двоих ловить. Но прежде, чем он смог на что-то решиться, мы были уже далеко.

Вайде-на. Земля стремительно приближалась, и крик охотника «Рацит» [“Свободен!” Перевод с тарского] донёсся до меня откуда-то сверху. Падать было восхитительно страшно, страшно, несмотря на то, что я верила: разбиться мне не дадут.

За серый цвет мундиров с белой выпушкой инукторов в народе прозвали «волками». Некоторые из моих столичных знакомых и вправду напоминали хищников, неутомимых и беспощадных. А Великий Инуктор, дядюшка Андрей, невысокий и подтянуто-худощавый, чьи манеры и умение держать себя заставляли самых рослых собеседников смотреть на него снизу-вверх, напоминал мне чёрно-бурого лиса, коварного и верткого. Своих подчинённых держал он в ежовых рукавицах, не уставая повторять им, что долг инуктора – бдеть, дабы не допустить и не пропустить злонамеренных ворожбы и колдовства. И сам бдел, заставляя инукторов по всей империи трепетать при мысли о нежданной ревизии, мотаясь из губернии в губернию, прикрываясь иллюзией то бойкого купчика, то разорившегося помещика. После таких проверок в обители «Кающихся братьев», случалось, появлялись новые кающиеся из числа нерадивых инукторов.

Да, Андрей был большим любителем иллюзий, но в последнее время доверял их накладывать только мне. Он с удовольствием и вовсе забрал бы меня к себе, но Его Величество лично воспротивился переводу, заявив, что Мастера Иллюзий находятся исключительно в ведении Магической Канцелярии.

Настоящих Мастеров иллюзии во всей империи можно пересчитать по пальцам. Графиня Волкова уже немолода, барон фон Динст – ещё молод и неопытен, остаются князь Худицкий, баронесса Тоцкая и я. Когда Алексей был жив, я уделяла иллюзиям едва ли треть своего времени. Всё остальное отнимали светские обязанности. Но с того страшного дня, когда при известии о смерти мужа у меня случился выкидыш, всё переменилось. Потеряв в одночасье и мужа, и долгожданное дитя, я потеряла и желание жить. На Этом свете меня удерживали только Луночка и иллюзии, иллюзии и Луночка. Первое время я не хотела никого видеть. Амулеты, подготовленные артефакторами для заполнения иллюзиями, привозили курьеры, которым было приказано лишний раз не попадаться мне на глаза. Но я и не обращала на них внимания, с головой погрузившись в работу. Сколько иллюзий я тогда создала: мужчин и женщин, юных и дряхлых, броских красавиц и молодых людей с незапоминающейся внешностью… В каждую из иллюзий вкладывала я частичку души, отдавала частичку своей боли.

Лишь несколько месяцев спустя я собралась духом выбраться из добровольного заточения. Но мне хотелось избежать сочувственных ахов и полных скрытого злорадства охов. Поэтому в столицу приехала не овдовевшая княгиня, а её юный воспитанник Виталион, почти неотличимый от того, что разговаривал нынче с версановским инуктором.

Достопочтенный дядюшка Лука, инуктор Версаново, несмотря на серый мундир, на волка похож не был. Скорее он смахивал на заплывшего жиром мопса.

– Добро пожаловать в Версаново, – сухо сказал инуктор. – Мы всегда рады гостям, особенно из столицы. Жаль, что они так редко к нам заглядывают.

Я позволила себе усмехнуться, зная, что лицо иллюзии останется невозмутимым. Дядюшка и не подозревает, как скоро к нему заглянут гости, вызванные мной из канцелярии Великого Инуктора.

– Как вам понравился город, господин Задольский? – спросил он, пытаясь быть любезным.

– Боюсь, почтенный дядюшка, – небрежно ответила я, – у меня не было достаточно времени, чтобы его как следует осмотреть.

– Однако же, господин Задольский, Вам хватило времени, чтобы получить вызов на дуэль, – заметил инуктор. Его маленькие близорукие глазки смотрели на меня чуть осуждающе, словно я была нашкодившим мальчишкой. Хотя, почему «словно»? Виталион в его глазах и был именно мальчишкой, легкомысленным и безрассудным. – И из-за чего дуэль? Из-за девки!

Я оскорблено посмотрела на него.

– Помилуйте, дядюшка, – возмущённо воскликнула я. – Дуэль из-за чести мундира! Дуэль из-за девки так же нелепа, как слухи о Диком Охотнике, дошедшие до меня вчера.

При упоминании об Охотнике мой собеседник переменился в лице. Всю показную любезность словно ветром сдуло.

– Я попрошу вас, молодой человек, – жёстко сказал он, – нигде более не упоминать Охотника, дабы не способствовать распространению слухов, порождаемых невежественностью обывателей.

– Вопиющей невежественностью, – согласилась я. – Если все, встретившие Охотника погибают, кто может утверждать, что это именно Охотник, а не вызванная тварь из-за грани.

Теперь дядюшка Лука побледнел от страха, должно быть, опасаясь, что слухи о тварях доберутся до столицы.

– Молодой человек, – возопил он негодующе и взмахнул рукой, – ни одна тварь не проберётся сюда незамеченной, или я не инуктор!

Я мысленно усмехнулась. И правда, почти уже не инуктор. Перстень-сигналка, меняющий цвет при появлении твари в окрестностях города, был прикрыт иллюзией, простенькой, даже топорной, сохраняющей цвет камня неизменно зелёным. Как только ревизоры увидят иллюзию на толстом пальце, бывшему дядюшке придётся отправиться на каторгу либо на плаху, в зависимости от того, знал он об иллюзии или нет.

Я не обманывалась относительно доброты и щедрости опекунов, но скупость господина Игнатьина, заставлявшего мальчика «щеголять» в обносках, выходила уже за рамки приличия. Стоя в залитой солнечным светом зале, я мысленно благодарила любезнейшую свекровь, приславшую меня сюда. А ведь тогда, когда я крутила в руках приглашение от старой княгини, доставленное посыльным лично в руки Виталиону, то думала только о том, как избежать встречи с ней. Но никакого приличного повода отказаться у меня не нашлось. И вскоре лакей уже вводил меня в гостиную старой княгини. Хозяйка ещё не вышла, и я коротала время ожидания, рассматривая фарфоровые статуэтки на каминной полке. Все эти нарядные дамы и изящные щёголи, пастухи с пастушками, музыканты и трубочисты были лишь малой частью обширной коллекции, которую старая княгиня собирала многие годы. Зная об её слабости к фарфоровым безделушкам, друзья и знакомые по поводу и без дарили Марье Алексеевне статуэтки жеманниц и простушек.

Посреди полки возвышался на белом слоне раззолоченный раджа.

– Этого раджу, – голос незаметно подошедшей Марьи Алексеевны заставил меня вздрогнуть, – мне подарил на именины Алёшенька.