Легион - Уильям Питер Блэтти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего-ничего, это всего-навсего привычка. – Он вышел и тут же возвратился: – А вот еще предмет для разговора, но это уже как-нибудь потом: кому может прийти в голову носить зимой белые полотняные штаны? Подумай. Адью. И помни обо мне.
Киндерман снова вышел, но на этот раз уже не вернулся. Аткинс принялся соображать, какие дела ему раскидать в первую очередь.
До Джорджтаунской больницы было только две остановки. Киндерман приблизился к справочному столу с целым кульком гамбургеров в одной руке. Другой он бережно прижимал к себе большого плюшевого медведя в бледно-голубых шортах и рубашке с короткими рукавами.
– Мисс, – обратился он к дежурной.
Девушка подняла глаза и увидела перед собой огромного медведя. На рубашке пестрела надпись: «Если хозяину грустно, немедленно выдайте ему шоколадку».
– Очень остроумно, – улыбнулась девушка. – Это для мальчика или для девочки?
– Для мальчика, – насупился Киндерман.
– Как его зовут?
– Отец Джозеф Дайер.
– Я вас правильно расслышала? Вы сказали «отец»?
– Да, именно так. Отец Дайер.
Девушка удивленно посмотрела сначала на медведя, потом на Киндермана. И только тогда заглянула в списки больных.
– Невропатология, палата 404, четвертый этаж. Из лифта – направо.
– Спасибо большое. Вы очень добры. Когда Киндерман подошел к палате, Дайер находился в постели, он полулежал в подушках и, водрузив на нос очки, увлеченно читал газету. «Знает ли он о случившемся?» – подумал Киндерман. Возможно, нет. Дайер, видимо, попал сюда как раз тогда, когда и произошло убийство. Следователь надеялся, что врачи серьезно занялись священником и при случае могли ввести ему успокоительное. По крайней мере, так сейчас казалось Киндерману. Он мог это определить и по выражению лица Дайера, тем более что тот сейчас не видел его.
Осторожно ступая, Киндерман медленно подошел к кровати. Дайер не заметил своего друга. А тот внимательно разглядывал священника. По его внешнему виду Киндерман мог сказать, что пока вроде все идет нормально. Однако следователя насторожило то, как тщательно Дайер изучает газету. Может, он уже успел прочитать и про убийство? Следователь бросил взгляд на название газеты и остолбенел.
– Ну? Может быть, сядешь, наконец, или так и будешь торчать надо мной и распространять свои микробы? – спросил внезапно Дайер.
– Что это ты читаешь? – каменным голосом произнес Киндерман.
– "Женская одежда", ежедневный выпуск. А что? – Иезуит скосил глаза и увидел медведя. – Это мне?
– Я подобрал его на улице и решил, что это как раз для тебя.
– О!
– Тебе не нравится?
– Цвет чуток подкачал, – с важностью изрек Дайер. И вдруг зашелся в кашле.
– Так, я все понял. А кто пытался меня убедить, что ничего серьезного? – упрекнул его Киндерман.
– Кто же знал? – угрюмо буркнул Дайер. Киндерман облегченно вздохнул. Теперь-то он был убежден в том, что за здоровье Дайера опасаться нечего и что тот ровным счетом ничего не слышал об убийстве. Следователь вручил священнику кулек с гамбургерами и медведя.
– На вот, возьми, – проворчал он и, пододвинув стул поближе к кровати, плюхнулся на него. – Не могу поверить, что ты так увлекся «Женской одеждой».
– Я должен быть в курсе всех событий, – возразил Дайер. – Я ведь не в вакууме даю духовные наставления.
– А тебе не кажется, что на твоем месте лучше было бы почитать религиозные газеты? Или какую другую литературу? Ну, например, «Духовные упражнения», а?
– Там ничего не сказано про моду, – уклонился Дайер.
– Жуй гамбургеры, – предложил Киндерман.
– Но я не голоден.
– Тогда можешь съесть только первую половину. Это твое твои любимые, из «Белой башни».
– А вторая половина откуда?
– Вторая – прямо из космоса, непосредственно с твоей родины.
В палату приковыляла полная, коренастая медсестра. Вид у нее был усталый. В руке медсестра несла резиновый жгут и шприц.
– Надо взять у вас кровь на анализ, святой отец, – сообщила она Дайеру.
– Опять?
Сестра застыла на месте.
– Что значит «опять»? – удивилась она.
– Только что, минут десять назад, у меня уже брали кровь.
– Вы, наверное, шутите, святой отец? Дайер поднял руку, и на внутренней стороне локтя мелькнул маленький кусочек пластыря.
– А вот и дыра, – добавил он.
– Черт побери, а ведь и правда, – возмутилась сестра.
Резко повернувшись, она с воинственным видом покинула палату. Спустя мгновение коридор огласился ее свирепым воплем:
– Кто посмел зайти к этому парню? Дайер уставился на распахнутую дверь:
– До чего же мне по душе такое внимание и забота, – пробормотал он.
– Да, здесь довольно мило, – согласился Киндерман, – Спокойненько и полнейшая тишина. Да, кстати, а как у вас здесь с учебной тревогой?
– О, я совсем забыл, – встрепенулся вдруг Дайер. Он дотянулся до ящика тумбочки и, выдвинув его, извлек оттуда вырезанную из журнала карикатуру. Потом, со словами: «Специально берег для вас», – протянул ее Киндерману.
Следователь посмотрел на картинку. Там был изображен бородатый рыбак рядом с гигантским карпом. Надпись гласила: «Эрнст Хемингуэй во время пребывания в Скалистых горах выловил карпа более пяти футов длиной, но потом-таки передумал писать об этом».
Киндерман суровым взглядом окинул Дайера и поинтересовался:
– Где ты это достал?
– Вырезал из «Санди Мессенджер». Знаешь, а мне немного легче. – Он вынул из пакета гамбургер и начал с аппетитом уплетать его. – М-м, спасибо, Билл. Это прекрасно. Кстати, карп до сих пор плавает в ванне?
– Его казнили вчера вечером. – Киндерман с удовольствием наблюдал, как Дайер принялся за вторую порцию. – Матушка Мэри откровенно рыдала за столом. Что же касается меня, то я хладнокровно принимал в это время ванну.
– Это чувствуется, – заметил Дайер.
– Как вам нравятся гамбургеры, святой отец? Кстати, сейчас ведь великий пост.
– Я освобожден от всех постов, – возразил Дайер. – Я болен.
– А на улицах Калькутты дети умирают от голода.
– Они не едят коров, – парировал Дайер.
– Все, сдаюсь. Еврей, выбирая в друзья священника, получает кого-нибудь вроде Шардена. А что мне досталось? Священник, который интересуется новинками женской моды и обращается с людьми так, будто у него в руках кубик Рубика, он вертит его во все стороны, как ему понравится. Главное, чтобы получился один цвет. Кому все это надо?