Франция и Англия X-XIII веков. Становление монархии - Шарль Эдмон Пти-Дютайи

Церковь и бароны признали Ричарда королем беспрекословно. Его и боялись, и в то же время он был очень популярен. Но его помазание на царство было отпраздновано с необыкновенной пышностью, и церковь умножила церемонии и формальности, так что ритуал, установленный тогда, стал на будущее время традиционным правилом. Это было, по крайней мере, по форме отместкой со стороны церкви. Она отомстила гораздо серьезнее, когда рана, полученная в сражения, неожиданно унесла Ричарда в 1199 г. Кто теперь будет королем? По-видимому, соратники Ричарда поклялись ему у смертного одра признать его брата Иоанна, младшего из детей Генриха II, но измены и непостоянство этого юноши сделали его подозрительным. Ему можно было противопоставить его племянника Артура, сына Жоффруа Бретанского, четвертого сына Генриха II; но Артур воспитывался при дворе Филиппа Августа. Архиепископ Кентерберийский Хуберт Вальтер был в то время в Нормандии, и автор «Истории Вильгельма Маршала» передает нам разговор, который архиепископ имел с маршалом[48]. «Следовало бы поспешить с избранием, — сказал этот последний, — сир, кого мы должны сделать королем?» «По праву, — отвечал архиепископ, — мы должны сделать королем Артура». Вильгельм отклонил эту мысль: Артур находился в руках короля Франции и не любил англичан. Губерт Вальтер присоединился к его мнению, переплыл море обратно и добился, не без труда, согласия баронов Англии, тогда как бароны Бретани и областей, расположенных на берегах Луары, признали Артура. Архиепископ Кентерберийский воспользовался этими благоприятными обстоятельствами, чтобы торжественно утвердить учение об избирательной королевской власти. По прибытии Иоанна в Лондон «архиепископы, епископы, графы и бароны и все те, кто должен был присутствовать на его короновании, собрались, и архиепископ, стоя посреди собрания, сказал следующее: “Слушайте все. Знайте, что никто не может наследовать другому в качестве короля, если он не избран предварительно всем королевством единодушно после призвания Духа Святого и в силу превосходства его нрава, заранее намечающего его, по примеру и наподобие Саула, первого из помазанных на царство королей, которого Господь предложил своему народу, хотя он не был ни сыном короля, ни королевского рода; таким же образом после него королем был Давид, сын Иессея; один — вследствие своей силы и пригодности к королевскому сану, другой — вследствие своей святости и смирения… Впрочем, если кто-нибудь из рода покойного короля превосходит других, нужно согласиться на избрание его предпочтительно и возможно скорее. Все это мы говорим в пользу славного графа Иоанна, здесь присутствующего, брата нашего преславного покойного короля Ричарда, не имевшего наследников, которые могли бы быть его преемниками. Иоанн предусмотрителен, мужествен, заведомо знатен, и, призвав милость Святого Духа, мы все избрали его единодушно, ввиду как его достоинств, так и его королевского происхождения”».

Присутствующие, доверяя мудрости архиепископа, поняли, что у него были свои соображения, и, избирая Иоанна королем, воскликнули: «Да здравствует король Иоанн».

Этот рассказ, который находится только у Матвея Парижского, показался подозрительным и действительно носит на себе печать неточности и спутанности мыслей этого болтливого хрониста; из него не видно, произошло: ли «единодушное избрание» до или после речи архиепископа; но есть основания считать заявления Хуберта Вальтера по существу своему подлинными. К тому же они являлись естественными в его устах и представляли собой для успокоения королевства двойную выгоду: тем, что окончательно устраняли возражения сторонников Артура, основывая права Иоанна на избрании, а также тем, что связывали совесть нового короля обязательством, придававшим крепость коронационной присяге.

Таким образом, в конце изучаемого нами периода церкви удалось добиться публичного признания ее учения о монархии, которого ни Генрих II, ни его советники не приняли бы. Это учение имело основания теологические и моральные, которые мы можем распознать, так как во времена Генриха II один богослов-моралист, Иоанн Солсберийский, изложил их весьма многоречиво. В этой западной церкви XII в., которая была так богата образованными и искусными клириками, искренними и мужественными людьми, личность Иоанна Солсберийского является особенно привлекательной. Англичанин родом, но, в сущности, космополит, как и сам король Генрих II, Иоанн Солсберийский учился в знаменитых школах Парижа и Шартра и был знаком с Италией, с римской курией и с тем, что волновало тогда Запад. Около 1148 г. он сделался секретарем архиепископа Кентерберийского Теобальда, и независимость его ума так не понравилась Генриху II, что он был лишен всех своих пребенд. Таким образом, он сам лично был жертвой «тирании», когда в 1159 г. писал своего Policraticas, которого он посвятил своему другу Фоме Бекету. Последний приблизил его к себе, когда стал архиепископом в 1161 г.; Иоанн из принципа оставался ему верен в счастье и в несчастье, хотя и сильно порицал гордость и резкости своего друга. Жизнь свою он окончил епископом в Шартре.

Его «Policraticas sive de nugis carialium et vestigiis philosophorum» представляет собой теоретическое сочинение, в котором можно найти очень общее описание жизни при дворе и ее опасностей, но, главным образом, политическую теорию и моральные рассуждения о способах обеспечить себе блаженство и спасение. Это первая книга Средних веков, в которой политическая философия изложена систематически, в порядке и связно. Автор среди этических рассуждений и цитат из Священного Писания и классических авторов лишь изредка упоминает о монархических и социальных учреждениях того времени. Но Policraticas представляет собой очень ценное изложение в чистом виде учения церкви о правительствах человеческих и о взаимоотношении двух властей, тем более ценное, что Иоанн Солсберийский — человек с умом уравновешенным, а не какой-нибудь исступленный фанатик; это скорей спокойный моралист, чем полемист.

Чтобы выразить свою мысль, он прибегает к сравнению, ставшему уже в то время банальным, сравнению политического тела с живым телом, сила которого зависит or хорошего состояния всех органов и от их гармонии. Ноги — это трудящиеся в поле и в городе; руки — это войско; желудок — всегда склонный переполняться до несварения и производить смятение в остальном теле — это финансовая администрация; голова — это государь, а сердце — это «сенат», т. е. сановники и советники, его окружающие. Но душа — это религия, которая должна направлять движения политического тела, это духовенство, внушениям которого оно должно следовать.

Теория королевской власти составляет центр системы Иоанна Солсберийского, и она очень интересна. Королевская власть не представляется ему необходимой[49]. Она была бы излишней, если бы человек жил без тяжких прегрешений. Но сильный король необходим, чтобы заставить уважать божественный закон. Эта обязанность придает ему священный характер: он подобие Божье на земле, и преступление оскорбления величества заслуживает смерти. Но Иоанн Солсберийский очень остерегается равнять церковную власть с властью гражданской. Они между собой несоизмеримы, и первая господствует над второй. Если государь владеет светским мечом, то только потому, что он получает его из рук церкви, а она его дает ему потому, что не может сама держать кровавого меча. «Государь, следовательно, является орудием духовенства; он выполняет ту долю священных обязанностей, которая недостойна рук духовенства». Отсюда вытекает хорошо нам известная теория престолонаследия. Надо считаться с порядком наследственности, если он в обычае в данной стране. Однако наследственность не является правом непреложным, но если государь, ею намечаемый, шествует по путям Господа или лишь немного уклоняется от них, то следует его избрать. Кто будет его избирать? Иоанн Солсберийский, затрудняясь, дает относительно этого лишь смутные и противоречивые указания, соответствующие, впрочем, туманным понятиям его времени относительно этого вопроса. Он, правда, говорит о «благоразумных желаниях верных подданных», и посредничество церкви не представляется ему необходимым во всех случаях, но, очевидно, он склонен верить, что кандидат духовенства окажется самым лучшим.